— До конца лета осталось две луны, а людей с каждым днем все больше, — произнес Чингис, с гордостью оглядывая тех, кто поддерживал его с самого начала. Арслан в свои пятьдесят лет постарел от долгих лет войны. Вместе с сыном Джелме он пришел к Чингису, когда у того не было ничего, кроме троих братьев и острого ума. В тяжелые времена они оба сохранили преданность своему господину, а теперь под его покровительством разбогатели и взяли по несколько жен. Чингис кивнул кузнецу, выбившемуся в военачальники, довольный, что годы не согнули его спину.
Тэмуге обычно не ходил на советы, даже когда хорошо себя чувствовал. Из всех братьев он один ничего не смыслил в тактике. Чингис любил его, однако никогда не поставил бы во главе воинов. Хан покачал головой, вдруг осознав, что его мысли бродят неизвестно где. Он очень устал. Нельзя, чтобы это заметили.
— Некоторые племена даже не слышали об империи Цзинь, — произнес Хачиун. — Никогда не видел такой странной одежды, как у тех, что пришли утром. Они не монголы, в отличие от нас.
— Хотя бы и так, — ответил Чингис, — я встречу их с радостью. Пусть проявят себя в бою, прежде чем мы возьмемся судить о них. Они не татары. У них здесь нет кровников. По крайней мере, мне не придется распутывать распри, начавшиеся еще в десятом колене. Эти люди нам пригодятся.
Он отхлебнул терпкий арак из грубой глиняной чаши и причмокнул.
— Будьте начеку, братья. Племена пришли сюда, потому что знают: в противном случае мы их уничтожим. Нам пока не доверяют. Многим известно только мое имя — и больше ничего.
— Мои люди подслушивают у всех костров, — сообщил Хачиун. — На сборищах, подобных нынешнему, всегда найдутся желающие получить выгоду. В эту самую минуту нас обсуждают и, возможно, осуждают. Однако до меня дойдет даже шепот — я пойму, когда надо действовать.
Чингис кивнул. Он гордился братом. Хачиун, широкоплечий и коренастый, вырос превосходным лучником. Никто не понимал Чингиса лучше его, даже Хасар.
— И все же, когда я иду по стойбищу, у меня по спине бегают мурашки. Чем дольше мы ждем, тем сильнее беспокойство в пришлых племенах, но мы не вправе тронуться с места, пока не подойдут остальные. Одни только уйгуры могут оказаться полезными. Те, кто уже здесь, наверняка захотят испытать нас, так что будьте готовы, и пусть ни одна обида не останется безнаказанной. Я полагаюсь на вас, даже если вы бросите к моим ногам дюжину отрубленных голов.
Темники переглянулись без единой улыбки. На каждого воина, которого они привели на курултай, приходилось по два чужеземца. Единственным преимуществом было то, что никто из вновь прибывших ханов не знал истинного соотношения сил. Любой приезжий видел в тени черной горы один огромный улус и не задумывался, что на самом деле он состоит из сотни маленьких и в каждом люди с подозрением поглядывают на соседей.
Наконец Чингис зевнул.
— Братья, идите спать, — устало произнес он. — Уже близится рассвет, а нам нужно перегонять скот на новое пастбище.
— Пойду взгляну, как там Тэмуге, — сказал Хасар.
Чингис вздохнул.
— Будем надеяться, что Отец-небо пошлет ему исцеление. Я не могу потерять единственного здравомыслящего брата.
Хачиун презрительно фыркнул и распахнул дверь. Когда все вышли, Чингис поднялся, растирая занемевшую шею. Шатер его семьи неподалеку, но сыновья наверняка уже спят. Вот и сегодняшней ночью близкие не узнают, когда он вернулся под войлочный полог своей юрты.
Чингис окинул младшего брата настороженным взглядом. Тэмуге целое утро рассказывал всем желающим о том, как Кокэчу его исцелил. В огромном тесном лагере слухи распространялись быстро. К полудню новость пойдет гулять по степи.
— Откуда ты знаешь, что это не грыжа? — спросил Чингис, глядя на брата.
Казалось, Тэмуге стал выше ростом, его лицо сияло от восторга и чего-то еще. Всякий раз, упоминая имя Кокэчу, брат благоговейно понижал голос, что страшно раздражало Чингиса.
— Я сам видел, как шаман вытащил эту тварь из моих внутренностей! Она извивалась и шевелилась в его руке, и меня чуть не вырвало! Как только она исчезла, боль прошла.
Тэмуге потрогал живот и поморщился.
— Видать, не совсем, — заметил Чингис.
Тэмуге пожал плечами. Выше и ниже повязки кожа приобрела желто-лиловый цвет. Впрочем, кровоподтек уже начал бледнеть.
— Опухоль пожирала меня живьем. А сейчас там всего лишь синяк.
— И, по твоим словам, разреза не было? — недоумевал старший брат.
Не скрывая восхищения, Тэмуге покачал головой. Ночью, перед рассветом, он тщательно ощупал больное место. Под тугой повязкой ощущалось узкое углубление — там, где разошлись мышцы, — и все еще саднило. Тэмуге полагал, что именно отсюда Кокэчу вырвал опухоль.
— Он очень сильный шаман, брат. Куда могущественнее, чем все обманщики, которые выдают себя за лекарей. Я верю тому, что видел. Ты же знаешь, глаза не лгут.
— Хорошо, — кивнул Чингис. — Я награжу его скотом и тканями. Может, дам ему новые гутулы и нож. Нельзя, чтобы человек, спасший моего брата, ходил оборванцем.
— Кокэчу не хочет разглашать свое деяние. Если же ты его наградишь, все узнают, что он сделал.
— Все и так знают, — возразил Чингис. — На рассвете я услышал о твоем исцелении от Хачиуна, а потом ту же новость мне сообщили еще трое. В нашем улусе нет секретов, и тебе следовало бы это усвоить.
— Значит, ему придется простить меня, хочет он того или нет, — задумчиво кивнул Тэмуге и замолк под пристальным взглядом брата, опасаясь говорить дальше. — Если ты позволишь, я буду у него учиться. Думаю, Кокэчу возьмет меня в ученики, я еще никогда не испытывал такого желания…
Чингис нахмурился, и Тэмуге замолчал.
— Я надеялся, что ты займешь место среди воинов, Тэмуге. Разве ты не хочешь быть рядом со мной?
Тэмуге вспыхнул и уставился в пол.
— Мы оба прекрасно знаем, что великого военачальника из меня не выйдет. Может, я и наберусь опыта, но люди будут всегда думать, что меня возвысили только благодаря моему происхождению, а не из-за особых талантов. Разреши мне учиться у Кокэчу. Думаю, он не будет против.
Чингис сидел неподвижно, размышляя. Соплеменники часто посмеивались над Тэмуге. Юноша слыл никудышным лучником, да и неуклюжие попытки совладать с мечом, которые он проделывал, всякий раз краснея от натуги, не прибавляли ему уважения. Сейчас младший брат дрожал, на его лице читался страх, что Чингис не согласится. Жизнь воина была не для Тэмуге, и Чингис провел немало вечеров, желая, чтобы брат нашел себе достойное занятие. И все же ему не хотелось отдавать его в обучение шаману. Люди, подобные Кокэчу, держались особняком. Вне всякого сомнения, их почитали (что уже хорошо), но они не были членами семьи. Им не радовались, их не приветствовали как старых друзей. Чингис качнул головой. Собственно, Тэмуге тоже всегда оставался в стороне, предпочитал быть наблюдателем. Может, он выбрал правильный путь.
— Хорошо. Только у меня условие: ты будешь упражняться с мечом и луком не меньше двух часов каждый день. Дай мне слово, и я одобрю твой выбор.
Тэмуге кивнул, застенчиво улыбаясь.
— Обязательно! Возможно, став шаманом, я принесу тебе больше пользы, чем когда был воином.
Чингис смерил его холодным взглядом.
— Ты по-прежнему воин, Тэмуге, хотя тебе и нелегко. Учись у этого человека, только не забывай, что ты — мой брат и сын нашего отца.
На глаза юноши навернулись слезы, и он опустил голову, чтобы старшему брату не стало за него стыдно.
— Я не забуду.
— Тогда скажи своему учителю, чтобы он пришел ко мне за наградой. Я обниму его перед военачальниками, пусть все видят, как он мне дорог. Благодаря моему покровительству никто не посмеет отнестись к вам с неуважением.
Тэмуге с низким поклоном вышел, а Чингис остался наедине со своими мрачными мыслями. Он всегда надеялся, что Тэмуге закалится в боях и станет настоящим воином, как братья. Хан еще не встречал шамана, который бы ему понравился, а заносчивости Кокэчу хватило бы на нескольких колдунов. Чингис вздохнул. Впрочем, может, все к лучшему. Исцеление было впечатляющее. Чингис также вспомнил, как Кокэчу проткнул себе руку ножом, не пролив ни капли крови. Говорят, в империи Цзинь есть могущественные чародеи. Хорошо, если и у него будут люди, способные с ними потягаться. Чингис вздохнул еще раз. Он никогда не предполагал, что среди таких чародеев окажется его родной брат.
Хасар медленно шел по лагерю, наслаждаясь шумом и суматохой. Все новые и новые юрты вырастали на каждом свободном клочке земли, и Чингис распорядился, чтобы вокруг вырыли глубокие ямы для отхожих мест. Когда в одном месте собирается так много мужчин, женщин и детей, проблемы возникают каждый день. Впрочем, Хасара не интересовали подобные мелочи. Хачиун, похоже, радовался трудностям: он отобрал пятьдесят крепких молодых людей, чтобы те копали ямы и помогали ставить юрты. Хасар заметил, как двое из них строят навес от дождя над связками свежевыструганных березовых стрел. Многие воины предпочитали мастерить стрелы сами, но Хачиун приказал наделать их побольше — для войска, и теперь возле каждой юрты женщины и дети возились с перьями, бечевой и клеем, связывая древки по пятьдесят штук. В кузнечных горнах ночи напролет полыхало пламя — ковали наконечники для стрел, а на рассвете новые луки уносили в горы — обстрелять.
