Петька собрался уже ответить по-настоящему грубо, как вдруг рядом заговорил дед Артем:
– А ты чего крутишься здесь? А ну, беги отсюда.
– Я Петьку ищу, – невинный Валеркин голос. – Не видали его?
– Не, не видал. Давай беги домой. Поздно уже. Мамка небось тебя потеряла.
– Она не ругается, когда я поздно домой прихожу. Говорит – надо больше бегать. Тогда кровь из носа не так сильно идет.
– Ну ладно. Все равно иди.
И через секунду:
– Эй, стой, Валерка! На-ка вот тебе черемши… И хлебушка возьми тоже… Эх, рубаха-то у тебя вся в крови… Заскорузла.
– Спасибо, деда. А рубаху мамка к завтраму постирает.
Петька услышал, как убегают Валеркины ноги, потом почувствовал, как Звездочка шагнула два раза вперед, соседние бочки стукнулись друг об друга, и дед Артем забрался на передок.
– Э-хе-хе, – услышал Петька его вздох. – Дите-то пошто мучается? Говорили буряты – не надо шахту здесь открывать. Нет, не послушались. Ети ее.
Дед Артем замолчал, и в следующее мгновение Петька уловил запах махорки. Ноздри у него вздрогнули, он глубоко вздохнул и сжал зубы. За весь день он еще ни разу не покурил. С куревом в Разгуляевке тоже было непросто. Втянув в себя воздух, Петька ощутил запах свежего дерева – почти такой же приятный, как запах табака. Прижав лицо к доскам, он высунул язык и начал лизать свежеструганную поверхность. Вкус был сладковатый. Кое-где попадались тягучие капельки смолы. Зубы из-за нее становились горькими и немного прилипали друг к другу.
– Пошла! – крикнул дед Артем на Звездочку, и телега двинулась вперед, унося внутри одной из бочек маленького червячка с высунутым языком и задранными до ушей коленками.
Червячок размышлял о том, как он завтра наконец отнесет охранникам в лагерь давно обещанный спирт, воображал себя то в танке, то в подводной лодке, лизал смолу и негромко стукался головой о бочку.
* * *
Петька шевельнулся в темноте, пытаясь устроиться поудобней. Ему почти нестрашно было сидеть в этой тесной бочке. А чего страшного? Едешь себе и едешь. Анна Николаевна в школе как-то раз вслух читала про то, как вообще двоих в бочку законопатили. Мамку и пацана. И ничего. Даже в море кинули. А тут – какое море? Степь вокруг.
Но в темноте.
И тесновато чуть-чуть. Ноги затекли совсем скоро. И спина стала как деревянная. Где спина, где бочка – фиг отличишь. Стукаются друг об друга как две деревяшки. С таким же звуком. И еще – тяжело дышать. Скрючился и стукаешься спиной об стенки. А потом стенки стукаются об тебя.
Но Петька почти не боялся. Он уже до этого разок сидел в такой темноте.
«Там Козырь с пацанами настоящий дзот нашел, – сказал ему тогда Валерка. – Меня один раз пустили. Страшно там. Темно. Я убежал, а они смеялись. Хотели меня там закрыть».
«Дзот? – переспросил Петька. – Да откуда тут дзот?»
Теперь, чтобы перестало тошнить, он ухитрился приподнять задницу и выдернуть из-под себя сухари со дна бочки. Пока возился, два раза сильно треснулся башкой. Но захрустел, и тошнить вроде чуть-чуть перестало.
Дед Артем щелкнул кнутом, а потом негромко затянул свою любимую частушку:
– Зять на теще капусту возил,
Молоду жену в пристяжке водил!
«Вот он, – сказал тогда Валерка, подводя его действительно к дзоту. – Видал? А ты не верил. Настоящий. Козырь говорит – его против квантунцев построили, но япошки забоялись, и наши отсюда ушли».
«Погоди ты, – отмахнулся от него Петька. – Хватит трещать».
Если бы в бочке не было так темно, наверное, он бы сейчас совсем не боялся. Но Петька всегда помнил, что в случае чего можно поднять руку и столкнуть крышку. Тогда можно будет легко дышать. И это чувство исчезнет – что ты внутри.
«А чем это здесь воняет? – спросил он тогда Валерку, забравшись в дзот. – Насрали, что ли, придурки?»
«Нет, это Ленька крыс казнил. Он уже вторую неделю в „Смерш“ играет».
После второго сухаря тошнота вернулась. Петька боролся с ней, потому что вылезать из бочки было еще нельзя. Отсюда дед Артем наверняка повернул бы обратно. И тогда никакого спирта. А бабка Дарья просто убьет.
«Я здесь не могу долго сидеть, – пожаловался ему тогда Валерка. – В прошлый раз кровь из носа сразу пошла. Я тебя наверху подожду. Ладно?»
Петька вспомнил Валеркины слова и подумал о том, сколько еще надо ждать. От этих мыслей его затошнило сильнее. Звездочка перешла на рысь, и на ухабах бочки стали подпрыгивать.
«А-а-а! – закричал тогда Ленька. – Я – Александр Матросов!» И прыгнул неизвестно откуда на амбразуру. Как будто с неба упал. Или как будто заранее прятался где-то рядом. Ждал, пока Валерка Петьку сюда приведет. А может, и правда ждал. Кто его знает? Этого Валерку.
«А-а-а! Как мне больно!» – орал Ленька, лежа на бруствере и дергаясь всем телом прямо перед окаменевшим Петькиным лицом, стреляя губами из пулемета и наконец затихая, а Петька смотрел на него через амбразуру и понимал, что тот сейчас оживет. Не за тем прыгнул, чтобы погибнуть. Должно быть продолжение.
Звездочка неожиданно остановилась, и Петька снова стукнулся лбом. На этот раз больно. Дед Артем начал возиться среди бочек, громко постукивая по дереву чем-то тяжелым. Через секунду Петька понял, зачем он стучит. Дед плотно вбивал крышки, чтобы они не дребезжали и не вылетели, когда он поедет быстрей. Значит, граница совсем рядом. Дед готовился к броску. Два коротких удара – и крышка у Петьки над головой больно вдавила его лицо в тощие коленки.
А Ленька тогда на бруствере открыл глаза, посмотрел на Петьку и ухмыльнулся.
«У нас тут крысы», – тихо сказал он.
Потом встал на коленки, продолжая заглядывать через амбразуру в дзот, и уже в полный голос кому-то крикнул: «У нас тут крысы, ребзя! Заваливай вход! Не давай крысам сбежать!»
Петька нащупал тогда на бруствере камень и без замаха бросил его вперед.
«Сука, – сказал Ленька, сплевывая кровь прямо внутрь дзота. – Тут и подохнешь».
Теперь, не в силах пошевелить даже головой, Петька вдруг снова почувствовал себя как в могиле.
Громкий удар кнута, и Звездочка почти с места перешла в галоп. Бочки начали гулко стукаться друг об друга.
– Давай, родная! – свистящим шепотом попросил у лошади дед Артем. – Выноси, милая!
Тогда в дзоте Петька бросился к выходу, но дверь ему было уже не открыть. Снаружи на нее навалили огромные глыбы каменной соли. Через амбразуру выскочить тоже не удалось – в лицо летели тучи песка и щебня. Задыхаясь и кашляя, Петька без сил опустился на землю. Выхода не было. Еще минута – и амбразуру тоже завалили чем-то тяжелым. Наступила полная темнота.
Сейчас сидящему в бочке Петьке вдруг снова показалось, что он задыхается. В ужасе он судорожно напряг ноги, упираясь в дно из последних сил. Крышка у него над головой поддалась. В это мгновение телегу, мчавшуюся на полном ходу, сильно тряхнуло; бочки повалились на бок; и Петька вылетел наружу, цепляясь скрюченными пальцами за спину деда Артема.
В следующее мгновение его вырвало, а дед Артем с криком «Ох, еб!» как ошпаренный соскочил с телеги.
* * *
Петька передернул плечами, как от озноба, и натянул штаны.
– Деда, – тихим голосом позвал он. – А, деда?
– Ну, чего? – отозвался с телеги дед Артем. – Ты все там? Давай садись.
– А вот эти звезды дядьке Витьке с дядькой Юркой видно сейчас?
Дед Артем помолчал немного, вздохнул и наконец сказал:
– А кто их знает? Может, и видно. Садись давай. Надо границу обратно потемну переехать.
Петька помедлил еще секунду, задрав голову и всматриваясь в бездонную пустоту.
– Ты где там? – недовольно проворчал дед Артем. – Садись быстрее, а то китаезы проснутся.
Петька запрыгнул на телегу, дед Артем еле слышно чмокнул губами, и Звездочка пошла вперед.
– Деда, – опять позвал Петька, прижимаясь боком к огромной бутыли. – А как ты ночью в степи дорогу найдешь?
– Поживи тут с мое – еще и не то найдешь. Не только дорогу. Вон видишь тот холм? На нем две макушки. Вон там – как две сиськи торчат. Да не туда смотришь. От него сейчас возьмем влево, и дальше будет Аргунь. Хайлар по-китайскому, ети их. Там бродом пойдем – прижимай голову. На реке им далеко видать. Стрелять будут.
У Петьки сладко похолодело в животе.
– А когда туда ехали – не стреляли.
– Туда кто едет – им все равно. Главное, чтобы оттуда не выскочили.
– А почему?
– Почему да почему! Приказ у них, ети его.
Слово «приказ» Петька понимал, поэтому спрашивать больше ни о чем не решился. Но ненадолго.
– А когда переедем – наши тоже будут стрелять?
– И наши будут. Куды они денутся? С этим у них – будь здоров.
– Но мы же свои.
– Какие же мы свои? – усмехнулся дед. – Мы, Петька, контрабандисты. Самые что ни на есть диверсанты.
Петька удивился и замолчал. Когда он забирался в бочку в Разгуляевке, он об этом как-то даже не думал.
Выходило, что он будет быстро ехать в телеге и прятать голову, а наши советские пограничники будут стрелять в него из пистолетов системы «ТТ» и автоматов «пистолет-пулемет Шпагина», потому что он диверсант, Петька Чижов – контрабандист, диверсант и выблядок. А над головой у него будут светить звезды, которые, возможно, видят дядька Юрка и дядька Витька. Два советских танкиста – одна медаль «За отвагу», два ордена Красной Звезды, орден Славы и три ранения на двоих.
