Ознакомительная версия.
Отцу и сыну оказалось не до взаимных поздравлений, у обоих было дело, и Лукреция получила прекрасный урок, как дело может ставиться выше всего остального. Чезаре Борджиа командовал в Сполето, а Родриго Борджиа наводил порядок в Риме.
В замке шум, двое слуг, сопровождавших возвращавшегося домой Орсино, были убиты грабителями, еще трое ранены. Сам Орсино не пострадал, но был изрядно напуган. Донна Адриана принялась ругать сына на чем свет стоит, требуя, чтобы больше не выходил из дома по ночам и возвращался засветло. Тот огрызнулся:
– Лучше бы навести порядок в городе!
Орсино прав, преступность за время правления Иннокентия VIII стала неслыханной, ни один человек не мог надеяться пройти живым или не ограбленным и двух улиц. Все прекрасно понимали, что с грабителями и убийцами надо что-то делать, потому что их боялась даже городская стража, но все опасались за свои жизни, а потому стоило стемнеть, как по улицам передвигались целые отряды охраны, сопровождающие своего хозяина.
Такой же охранял и Орсино, но нападавших оказалось немало, в Риме процветала не просто преступность, а организованная преступность. Банды поделили районы города и держали в страхе все население. Больше сотни трупов ежедневно вылавливали в Тибре или подбирали на улицах, залитых кровью.
– Там идет штурм таверны, в которой всегда бывают днем бандиты! – Этот крик слуги Пьетро взволновал сначала Орсино, но когда слуга добавил, что штурмуют сразу несколько притонов, а на трех площадях уже висят несколько бандитов, ахнула даже донна Адриана.
Папа Александр взялся наводить порядок в городе твердой рукой, он разогнал половину судей, перевешал главарей банд, приказал безжалостно истребить всех, кого поймают за ночным грабежом, и сам стал принимать по четвергам жалобщиков. Нельзя сказать, чтобы в Риме наступило совершенное спокойствие, но больших отрядов для охраны уже не требовалось, многие вздохнули спокойно.
Еще Папа распорядился укрепить замок Святого Ангела, поставив в нем сильный гарнизон, и сам Ватикан. Борджиа прекрасно понимал, что стал понтификом в том числе из-за раздора между Сфорца и дела Ровере, а значит, они в любой момент, договорившись, могут попытаться его просто убить. Кроме того, нельзя списывать со счетов, что не все бандиты были уничтожены, нашлись и такие, кто успел бежать. Поэтому самого Папу всюду сопровождал сильный отряд охраны.
Лукреция вздыхала, ей казалось, что куда лучше и легче было жить кардиналом. Услышав от дочери такое рассуждение, Александр задумался, а потом вздохнул:
– Возможно, но человек, пока жив, всегда должен стремиться к большему.
– А вы стремитесь, Ваше Священство?
– Я достиг. Теперь моя мечта – ваш успех.
Борджиа смотрел на дочь и думал, что она совсем еще девочка, всего двенадцать, но и ей скоро предстоит сыграть отведенную роль в политической игре своего отца.
– Завтра приедет Чезаре. У меня есть для него хорошие новости…
Эти новости посчитал хорошими Папа, но не сам Чезаре, мечтавший о военной карьере. Понтифик решил сделать своего семнадцатилетнего сына… кардиналом. Он уже был епископом Валенсии (поэтому Чезаре часто звали Валенсийским), показал себя толковым комендантом Сполето, прекрасно выполнял все поручения, преподаватели университетов в Перудже и в Пизе отзывались об этом ученике только в превосходном тоне, он блестяще владел латынью, великолепно усвоил каноническое право, был умен, схватчив и умел держаться. Мнение было единодушным: у этого молодого человека великое будущее.
Не данные Чезаре вызывали вопросы у кардиналов, должных утвердить такое решение нового Папы, а история рождения юного епископа Валенсии. Он оказывался незаконнорожденным! Чезаре Борджиа просто не мог быть законным, иначе получалось, что у кардинала есть дети!
Александра ничуть не смутил такой вопрос, он широко улыбнулся:
– Я давно оценил достоинства этого юноши, потому позволил ему взять мою фамилию. В действительности же он рожден Ваноццей Катанеи от ее мужа.
Кто-то из кардиналов попробовал возразить, мол, какого мужа, если Ваноцца вышла замуж после рождения третьего ребенка, то есть Лукреции… И снова кардиналов откровенно смутила широкая улыбка понтифика:
– Я понимаю, кардиналам не пристало следить за всеми замужествами красивых женщин, я и сам не услежу, но могу сообщить, что до Джордже ди Кроче, которого вы имеете в виду, донна Ваноцца была замужем за неким Доменико д’Ариньяно, от которого и родила своего сына Чезаре. Повторяю, что позволил ему использовать свое имя, потому что оценил достоинства молодого человека, в которых, я надеюсь, вы не сомневаетесь. Как и в достоинствах донны Ваноцци.
Кардиналам оставалось только почесать свои тонзуры и согласиться с таким логичным рассуждением. Александр немедленно выпустил буллу, утверждающую, что Чезаре сын Ариньяно. Теперь кардинальская шапка была ему обеспечена.
Удивительно, но меньше всего этому обрадовался… сам семнадцатилетний кардинал!
Лукреция никак не могла найти брата, она знала, что Чезаре никуда не уходил, но слуги не видели молодого человека. Зачем искала, не могла бы и сама сказать, просто чувствовала, что обязательно нужно увидеть брата. Она обежала уже весь дворец, заглянула в самые потаенные углы; уже потеряв надежду отыскать брата, Лукреция остановилась, с досадой покусывая губу, и вдруг услышала сдавленные рыдания! Обернувшись, она увидела Чезаре, который сидел в уголке, согнувшись и закрыв лицо руками. Девочка присела рядом, осторожно коснулась локтя брата:
– Чезаре… ты плачешь?
Чезаре и слезы вещи совершенно несовместимые. За все годы Лукреция ни разу не видела в глазах брата слез, он презирал Джованни за то, что тот иногда плакал. Что же должно было случиться, чтобы заплакал сам Чезаре?!
Брат вскинул на нее глаза, блестевшие такой злостью, что Лукреция даже отшатнулась. Но почти сразу взгляд смягчился, а вот в голосе злость осталась.
– Он отказался от меня!
– Кто?!
– Отец! Я не Борджиа! Он объявил, что я сын какого-то… Доменико д’Ариньяно, о котором никто даже ничего не может сказать!
– Не может быть! Отец всегда говорил, что ты настоящий Борджиа.
– Иди! Иди, спроси у него! Сегодня подписал буллу о том, что я сын Ваноцци Катанеи и Доменико д’Ариньяно, служителя церкви.
Лукреция действительно растерялась. Отец не мог сделать такого, просто не мог! Он всегда считал Чезаре своим сыном, конечно, было заметно, что Папа любит Джованни больше, чем Чезаре. Но чтобы отказаться…
Вдруг она решительно вскочила:
– Я сейчас… я сейчас спрошу… не может быть, чтобы это было так!
Лукреция бросилась к отцу, но сразу поговорить с понтификом не удалось, тот был в кабинете. Пришлось остановиться у двери, ведущей в его личные покои, и немного подождать. Вернее, ждать пришлось довольно долго, Папа совещался с кем-то из кардиналов по нескольким весьма важным вопросам.
Девочка сокрушенно вздохнула и, скучая, прислонилась к стене. Уйти, чтобы прийти позже? А вдруг совещание сейчас закончится? Потом отца могут отвлечь другие дела, и до самого вечера с ним не удастся поговорить… А Чезаре плачет…
Лукреция никогда не видела плачущего Чезаре, это было столь необычно, что она до сих пор не могла опомниться. Отец отказался от старшего сына? Такого просто не могло быть! Родриго Борджиа любил всех детей, даже Джофре, про которого Чезаре говорил, что он им не брат. Пусть Джованни он любил больше, но ведь их с Чезаре одинаково?
Она попыталась мысленно доказать брату, что его даже больше, чем ее. Не получалось. Лукреция даже разозлилась сама на себя: ну как можно измерять, кого отец любит больше?! Просто Джованни более слабый и глупый. Джофре еще глупей, но он пока слишком мал, подрастет – поумнеет.
Сердясь на саму себя, она прислушалась к голосам за дверью. Кардиналы говорили о короле Неаполя Ферранте. То, что услышала девочка, заставило ее забыть даже о слезах любимого брата. Лукреция осторожно перекрестилась, потому что Асканио Сфорца с легким смешком рассказывал об ужасах, творившихся в подвалах страшного короля.
Король Неаполя Ферранте действительно был чудовищем даже по меркам страшного времени, когда жизнь человеческая не стоила ничего. Но он не убивал, он мучил. Невысокого роста, коренастый, обросший не просто волосами, а черной шерстью, смуглый, с такими же черными кустистыми бровями, почти скрывавшими под собой глаза, он действительно похож на зверя. У Ферранте имелась еще одна особенность, приводившая в ужас всю Италию: взамен выбитых еще в молодости в драке двух передних зубов ему выковали золотые и вставили в челюсть. Но то ли кузнец не рассчитал, то ли просто так получилось, только эти золотые зубы были больше похожи на клыки зверя, и считалось, что Ферранте не носит с собой оружие, оно ему не нужно, потому что зубами король способен загрызть любого, кто рискнет напасть. Говорили, что он прокусывает вену и пьет кровь жертв.
Ознакомительная версия.
