— Женись, — посоветовал Кисан.
— Зачем? Чтобы связать себя родством?
— Наоборот. Чтобы развязать руки.
Через полтора года была сыграна пышная свадьба: Рюриковичи роднились с Ольговичами, получая в наследство Великокняжеский Киевский Стол. Пировали три дня с питьем и весельем, ряжеными и скоморохами, с заздравными речами, пожеланиями, шумом и ристалищем на площади под княжеским балконом.
И все же странной выглядела эта свадьба. Великому князю Олегу было невесело, а Игорь вообще, казалось, не умел быть веселым…
По обычаю первую брачную ночь молодые должны были провести в специальном шатре, разбитом подальше от семейных домов. В этом ритуальном шатре никого, кроме них, не было, и даже охрана находилась поодаль.
— Сейчас крикнет, — сказал старший из дружинников, расположившихся у бездымного костерка. — Последний девичий крик — как крик петуха: новый день рождает.
И вскоре впрямь донесся до них последний девичий крик. Только не было в нем счастья и радости. В нем была боль и ненависть.
Князь Олег воевал с дальними соседями и приму-чивал непокорные славянские племена, стараясь создать прочное государство, поскольку в способности Игоря не верил. Он создавал это государство для дочери и — главное — для внуков. Но все откладывал свой, продуманный до мелочей, главный разговор с Ольгой, считая, что она еще недостаточно созрела для столь важных решений.
Теперь он отправлялся в походы со спокойной душой. Он был убежден, что, пока Ольга не родит наследника, она — в безопасности. Опасность может возникнуть тогда, когда этот наследник появится на свет и настолько окрепнет, что можно будет уже не опасаться за его здоровье. Опасаться надо будет за жизнь Ольги, но до этого времени Олег рассчитывал все ей растолковать. Тем более что, судя по донесениям челяди, свидания супругов были весьма редкими, а отношения — весьма напряженными.
Однако время шло, а Ольга так и не заикалась о своей беременности. Князю Игорю было уже достаточно лет, и великий князь, тревожась все больше, решил вызвать его на откровенный мужской разговор. Он готовился к нему, продумывал, каким образом проще всего подойти к главному, столь деликатному вопросу, чтобы не обидеть не в меру обидчивого Рюриковича, но, как только они встретились с глазу на глаз, все заготовленные подходы сразу же вылетели из великокняжеской головы.
— Ты думаешь, что ты — вечен?
— Вечны только костры Вальхаллы. — Игорь криво усмехнулся. — Я не понял твоего вопроса, великий князь.
— Ольга, я, вся Киевская Русь ждут наследника. Все ждут, кроме тебя. Как ты объяснишь наши ожидания?
— Может быть, проще спросить у моей супруги?
— Ольге не нужно доказывать, что она — женщина. Но тебе, сын Рюрика, придется это доказать. И как можно скорее.
— Я понимаю твои тревоги, великий князь, но не понимаю, при чем здесь мой отец.
— А при том, что он непомерно увлекался зельем берсерков, когда зачинал тебя. А бабы на острове перенянчили тебя, князь Игорь!… Я знаю о твоих увлечениях, это, конечно, твое дело, но если в течение года Ольга не сообщит мне, что носит в себе твоего ребенка, я приму свои меры.
Игорь невозмутимо пожал плечами:
— Кажется, только христиане верят в чудо непорочного зачатия, великий князь.
Олег глубоко вздохнул, чтобы унять волну все возрастающего гнева. Игорь держался, как способен держаться человек, чувствующий опору за своей спиной. «Я найду эту опору, — подумал конунг. — Я займусь этим, когда ворочусь из похода…» И сказал, глядя Игорю в глаза:
— Я соберу Княжескую Думу, как только вернусь в Киев. И спрошу думцев: способен ли князь Игорь родить наследника? А коли большинство бояр и воевод решат, что ты ни на что не способен, то ваш брак будет считаться недействительным, Ольга — свободной, а ты…
Олег внезапно замолчал, пожалев, что начал этот разговор до выяснения, кто именно стоит за Игоре-вой спиной. Кто из бояр переметнулся в его стан вместе со своими дружинами. Это — немалая сила, это — могучая опора в борьбе Игоря за Великокняжеский Стол. И заставил себя улыбнуться.
— Подумай, князь, я пекусь о твоем благополучном правлении, не более того. А сейчас мы поднимем кубки согласия, а разговор продолжим, когда я вернусь из похода.
— Прими мою глубокую благодарность, великий князь, за твое беспокойство о нашем будущем. Я обещаю хорошо подумать над твоими словами.
В знак почтения Игорь впервые вызвался проводить в поход великого князя и его дружину на целое поприще с небольшой личной охраной. Однако выезд этот омрачился происшествием, которое конунг, как и все прочие конунги, счел дурным предзнаменованием: его любимый конь захромал на выезде из Киева, неподалеку от кургана, под которым покоилась Берта. Олег всегда навещал это место, когда отправлялся в поход и когда возвращался. И ныне не пожелал изменить сложившемуся обычаю, а спешился и повел захромавшего коня в поводу. Князь Игорь в знак почтения спешился тоже, и весь путь до кургана они провели в доброй беседе.
— Дурная примета, великий князь. Отложи поход хотя бы на три дня, пока конь не перестанет хромать.
Надо было либо совершенно не знать Олега, либо знать его очень хорошо. Игорь знал очень хорошо: конунг не терпел напоминаний о собственной вере в предзнаменования.
— Дружинники не любят возвращений. Это — еще более дурная примета.
— Ты привык к своему коню, великий князь. Тебе будет неуютно в бою.
— Запасной тоже ломит грудью врага, я приучал его к турнирам и сражениям. Вели держать моего коня на этом пастбище, пока я не вернусь. К тому времени, надеюсь, у него пройдут все боли в сухожилии.
— Я принял твой отеческий совет и три дня после нашей последней встречи ночую у своей супруги, — сказал на прощанье князь Игорь. — Надеюсь, боги помогут и мне и ей исполнить свой долг.
— И я на это надеюсь, — с облегчением сказал Великий Киевский князь и обнял Игоря. — Приглядывай за вятичами и никогда им не доверяй.
— Я буду встречать тебя, великий князь, на этом священном месте верхом на твоем любимом коне.
На том они и расстались.
Поход на юг был очень удачным. Разгромили пограничные заслоны уличей, не потеряв ни одного дружинника, захватили более сотни пленных, которых тут же весьма выгодно продали византийским работорговцам, чтобы не кормить их на обратном пути, взяли богатую дань с побежденных. Задуманное дело было исполнено, и князь Олег уже считал, что растянутое сухожилие его боевого коня — добрая примета.
Игорь со своими отроками ждал его там, где они и договорились встретиться — у кургана, насыпанного над останками Берты. Олег всегда приходил сюда с небольшой стражей, чтобы не беспокоить дух своей жены, да и стража эта, как и отроки Игоря, никогда не пересекала определенной черты, за которую могли переступать только родственники и близкие покойной. Олег приблизился к кургану, удивленно осмотрелся с седла и спросил:
— А где же мой конь? Я не вижу его, князь.
— Прости, великий князь, твой боевой конь переселился на лучшие пастбища. Удачен ли твой поход?
— Боги были к нам благосклонны.
— Кубок прибытия Великому Киевскому князю!
Пригожий отрок поднес Олегу и Игорю одинаковые кубки, наполненные любимым Олегом фряжским вином.
— С прибытием, великий князь!
Князья дружно осушили кубки до дна и бросили наземь, их тут же быстро подобрал ловкий отрок.
— Как моя до…
Великий Киевский князь Олег, прозванный Вещим, так и не закончил последней в своей жизни фразы. Он вдруг зашатался, схватился за горло и, захрипев, рухнул на шею коня.
— Его укусила змея! — закричал Игорь. — Кто-то подбросил великому князю змею! Покарать изменников!…
Готовая к этому кличу охрана Игоря, к тому времени уже окружившая стражников Олега, тут же выхватила мечи, и дело было закончено в считанные мгновения. Трупы охранников были сброшены с седел, и только кровь струилась по лошадиным гривам…
— Доставить тело великого князя в Киев, — спокойно распорядился Игорь. — А этих оставить здесь как нашу искупительную жертву.
