Крипалани Кришна - Рабиндранат Тагор

До окончательной поправки здоровья поэта привезли в Калькутту, где его посетили Ганди и Неру, приехавшие на политическую конференцию.

С наступлением весны Тагора, как и обычно, захватила жажда песнопений. Он взялся за переработку пьесы "Чандалка" в музыкальную драму, с успехом поставленную в марте в Калькутте. Причем автор вновь сидел в углу сцены. Ганди, навестивший в это время Тагора, понял, что бессмысленно просить его отказаться от участия в спектаклях. Собирание денег для школы и университета только предлог. Настоящая же причина — это потребность художника творить и видеть свои творения на сцене.

Лето Тагор провел в Калимпонге — красивом городке в отрогах Восточных Гималаев, в доме своего сына. Вернувшись в Шантиникетон в начале любимого им сезона дождей (первые числа июля), Тагор получил письмо от японского поэта Ионе Ногучи. Он высоко ценил талант собрата по перу и ранее с почестями принимал его в Шантиникетоне. Теперь же Ногучи в своем письме стремился убедить Тагора, что война Японии в Китае имела целью "освобождение Азии".

Тагор не замедлил ответить: "Та Азия, которую вы хотите создать, должна будет подняться подобно башне из черепов. Я, как вы правильно отметили, всегда верил в миссию Азии, но я никогда не думал, что эта миссия может отождествляться с деяниями, которые доставили бы восторг сердцу Тамерлана с его ужасающим талантом человекоубийства… Доктрина "Азия для азиатов", которую вы провозглашаете в своем письме, есть лишь инструмент политического шантажа. Она имеет все добродетели концепции "малой Европы", которую я отвергаю, и не имеет ничего общего с идеей единства всего человечества, связующего нас, невзирая на барьеры политических ярлыков и границ". Тагор очень любил Японию и глубоко переживал, что нация, которую он приветствовал как зарю Азии, становится бичом для Востока. Боль его нашла выражение в горьких словах:

Как и обычно, творчество Тагора и в этот период отличалось разнообразием. В 1937 году состоялась его встреча со смертью, и многие произведения этого времени отмечены глубокими следами пережитого духовного опыта, кажутся написанными кровью сердца. Но рядом мы встретим страстные, гротескные, карикатурные фигуры и сцены, юмористические и изящно-фривольные стихи, блистающие искрами смеха, способные доставить наслаждение молодым и старым, мудрым и простодушным. Несколько книг таких стихов вышли в 1937 году. Одна из главных тем — высмеивание современной женщины за ее нелепое поклонение моде.

Тагор любил возиться с малышами, умел рассказывать им забавные и фантастические истории, вызывавшие восхищение у маленьких слушателей. Многие из них записаны, он создал множество детских стишков, которые, к сожалению, непереводимы.

Затем последовали три книги серьезных стихов: "Акаш продип" ("Небесный светильник", 1939), "Нободжаток" ("Новорожденный", 1940) и "Шонай" ("Флейта", 1940). В них уже нет мрачного величия "Пограничья" — память об ужасе и красоте ослабла, поэт вновь успокоился на руках своей любимой матери-земли. Позже эти чувства возвратятся, и тогда творчество Тагора пронижут ноты мрачной экзальтации. А пока поэт воспринимает простые удовольствия жизни, которые ему еще доступны.

Немногое осталось ему от радостей земных. Какой смысл зажигать лампу, если дом пуст? Лучше он поднимет светильник к небесам, где старые воспоминания заблудились среди звезд, освещавших когда-то его жизнь. Может быть, воспоминания слетятся на свет и возвратятся к нему? Так поэт объясняет название книги в первом стихотворении. В воспоминаниях для него и радость, и утешение.

Следующая книга стихов, "Нободжаток", написана в совершенно ином ключе. Она более мужественна по духу, обращена к событиям современного мира. Представляя книгу читателю, Тагор писал, что его поэзия менялась от эпохи к эпохе, так что он сам порой не замечал этого. Новые стихотворения вдохновлены его впечатлениями от нового века, рождающегося на глазах. Сами темы и образы показывают интерес к новому — к радио, к железной дороге, вокзалу, самолету и т. д.

Грозовые тучи в небе Европы и на Дальнем Востоке, использование авиации в военных целях вызвали в поэте тревогу. В стихотворении "Человек-птица" он пишет о самолете как о посланце войны, захватившем пространство, предоставленное ранее одним птицам.

так заканчивается стихотворение.

Отдыхая в кресле в гималайском городке Мангпу, наслаждаясь утренней свежестью, он зачарован музыкой, которая донеслась к нему по радио из-за дальних морей: "чужеземная девушка поет чужеземным голосом". Музыка преодолела горы, реки и моря, для поэта, который всегда оставался романтиком, она словно "Мегхадута" — "Облако-вестник" Калидасы, доносит мольбу истомленного любовью сердца.

В это время в Европе разразилась война. Мировая война 1914 года призвала его на международную арену с воззванием о мире. Он долгое время верил, что в христианском мире окажется достаточно мудрости, чтобы не допустить повторения трагедии. Теперь его ждало горькое разочарование, которое выразилось в резких, обличительных стихах, написанных в день рождества 1939 года.

В феврале 1940 года Махатма Ганди и его жена Кастурбай навестили поэта в Шантиникетоне — это была последняя встреча подвижника и поэта. Тагор устроил прием в их честь в красивой манговой роще Шантиникетона и в приветственной речи отдал дань уважения человеку, о котором он ранее писал как о "великой душе в лохмотьях нищего". "Несмотря на то, — отвечал на приветствие Махатма, — что я называю этот визит паломничеством… я здесь не чужой. Я чувствую, словно пришел к себе домой… Я получил благословение Гуру-дева, и мое сердце переполнено счастьем". Перед отъездом Ганди Тагор вручил ему письмо, в котором просил оказывать помощь университету Вишвабхарати: "Примите это учреждение под свою защиту, дав ему гарантию благополучия на будущее, если Вы считаете его национальным достоянием. Вишвабхарати — корабль, который везет груз самых ценных сокровищ моей жизни, и я надеюсь, что он может претендовать на особую заботу со стороны моих соотечественников".

Махатма ответил с присущей ему благородной скромностью. "Кто я такой, чтобы принимать это учреждение под свое покровительство? — писал он. — Оно сделано не напоказ. Гурудев делает дело всего мира, ибо он истинный сын своей нации. Поэтому все его создания международны, и Вишвабхарати — самое лучшее из них. У меня нет никаких сомнений, что Гурудев заслуживает того, чтобы быть избавленным от всех забот о финансах. В своем ответе на его трогательное обращение я пообещал со своей стороны всю помощь, какую я только могу дать. Эта записка есть начало моих усилий". Нет нужды говорить, что Махатма сдержал свое слово. После его смерти национальное правительство свободной Индии приняло на себя всю финансовую ответственность за существование Вишвабхарати как государственного университета. Впоследствии его президентом стал Джавахарлал Неру, который в известном смысле сочетал в своей личности черты обоих этих великих людей.

5 апреля поэт перенес тяжелую утрату — смерть своего преданного друга Ч.Ф. Эндрюса. Тагор признавался ранее, что не испытывает никакого предубеждения к англичанам хотя бы по той причине, что Эндрюс — один из них. "Чарли Эндрюс, — писал Махатма Ганди, — был одним из величайших и лучших англичан. Он был хорошим сыном Англии и потому стал таким же хорошим сыном Индии".

Как и в прежние годы, поэт провел часть лета в Мангпу и Калимпонге. В Мангпу его застало известие о новой потере — последней тяжелой потере, которую пришлось ему перенести в жизни. Его любимый племянник Шурендронат скончался в Калькутте. Шурен и Индира — дети его старшего брата Шотендроната, ставшие его друзьями еще со времен первой поездки в Англию более шестидесяти лет назад. Дружба эта сохранилась на всю жизнь. Получив печальное известие, Тагор просидел весь день неподвижно, не произнося ни слова. Тяжелые переживания вылились в кратком и сильном стихотворении. Смерть Эндрюса и смерть Шурендроната напомнили ему, что скоро придет и его срок. Поэт описывает себя сидящим на берегу реки в ожидании прибытия парома, который должен переправить его на другой берег. В сознании его звучат слова: "Он уже недалек, недалек".