— Пусть будет так. Я присягала. Довольно.
Епископ не отступался. Жанна сказала, что будет говорить, что знает, но не все, что знает. Епископ продолжал грозить, пока она не сказала устало:
— Я была послана Богом. Больше мне здесь делать нечего. Отпустите меня к Господу, пославшему меня.
Больно было слушать ее. Ведь это значило: вам нужна моя жизнь, так возьмите же ее и оставьте меня в покое.
Епископ все еще бушевал:
— Еще раз приказываю тебе!..
Жанна прервала его небрежным «Passez outre!» — и Кошон прекратил борьбу, но на этот раз предложил некий компромисс. Жанна своим ясным умом тотчас поняла, что это сулит ей некоторое облегчение, и охотно согласилась. Теперь ей предстояло меньше неожиданностей: в безбрежном океане вопросов был все же проложен какой-то курс, которого им придется держаться. Она присягнула, «что будет говорить правду обо всем, что значится в обвинительном акте». Епископу пришлось обещать больше, чем он хотел и чем намерен был выполнить.
По его приказанию Бопэр возобновил допрос. Дело было великим постом, и они надеялись уличить Жанну в каком-нибудь упущении по части религиозных обрядов. Я мог бы сказать им, что они надеялись напрасно. Ее вера была для нее самой жизнью!
— Когда ты в последний раз пила или ела?
Если бы она проглотила хоть крошку, ничто не было бы ей оправданием ни молодость, ни скудость тюремной пищи: ей предъявили бы опасное обвинение в пренебрежении к церковным обрядам.
— Я не пила и не ела со вчерашнего полудня.
Священник вновь начал спрашивать о Голосах:
— Когда ты слышала Голос?
— Вчера и сегодня.
— В какое время?
— Вчера это было утром.
— Что ты делала в это время?
— Я спала — это меня пробудило.
— Он до тебя дотронулся?
— Нет, он разбудил меня, не дотрагиваясь.
— И что же, ты поблагодарила его? Ты стала на колени?
Он имел в виду дьявола и надеялся доказать, что она преклоняла колени перед врагом Бога и людей.
— Да, я поблагодарила его и стала на колени на постели, к которой я прикована; я сложила руки и просила его предстательствовать за меня перед Господом: да вразумит меня и наставит, как отвечать на суде.
— Что сказал на это Голос?
— Он велел мне отвечать без боязни, и Господь мне поможет. — Тут она повернулась к Кошону и сказала: — Вы взялись судить меня, а я опять говорю вам: берегитесь! Воистину я послана Богом, и вы подвергаете себя большой опасности.
Бопэр спросил, не случается ли Голосу впадать в противоречия?
— Нет, он никогда не противоречит себе. Вот и сегодня он снова велел мне отвечать смело.
— Это он запретил тебе отвечать на некоторые вопросы?
— Об этом я вам ничего не скажу. Мне бывают откровения, касающиеся короля, моего повелителя, и об этом я вам не скажу. — Она пришла в сильное волнение, на глазах ее выступили слезы, и она сказала горячо: — Я верю, так же крепко, как верю в христианское вероучение и в то, что Спаситель искупил нас, грешников, — что этим Голосом мне вещает Господь!
На дальнейшие вопросы относительно Голоса она сказала, что ей не дозволено всего говорить.
— Ты думаешь, что прогневишь Бога, если откроешь нам всю правду?
— Голос повелевает мне хранить иные из откровений для одного только короля, а не для вас; еще вчера он вещал мне нечто такое, что королю надо бы знать, — у него будет спокойнее на душе.
— Почему же Голос не обратится к самому королю как это было при вашей встрече? Если ты попросишь об этом — станет он вещать королю?
— Я не знаю, есть ли на то воля Божья.
Она задумалась и, казалось, унеслась мыслями куда-то далеко, а потом произнесла слова, в которых Бопэр, все время подстерегавший ее, усмотрел возможность ее поймать. Вы думаете, он обнаружил свою радость, как поступил бы менее опытный ловец людей? О нет, он точно и не заметил ее слов. Он с безразличным видом заговорил о другом и начал задавать пустяковые вопросы, собираясь, так сказать, обойти ее и напасть с тыла. Он спросил, не обещал ли ей Голос освобождение из тюрьмы, не научил ли, как отвечать на сегодняшнем допросе, и был ли он окружен сиянием, и были ли у него глаза и т. п.
Какие же неосторожные слова вырвались у Жанны? А вот какие: «Я ничего не могла бы без Божией благодати».
Судьи увидели, чего добивается от нее Бопэр, и следили за его игрой с жестоким любопытством. Бедная Жанна стала рассеянна и задумчива — должно быть, она утомилась. Жизнь ее была в опасности, а она этого не подозревала. Настала удобная минута, и Бопэр осторожно захлопнул западню:
— Почиет ли на тебе Божия благодать?
Даже среди этой своры нашлось два-три порядочных человека. Одним из них был Жан Лефевр. Он вскочил и крикнул:
— Это — страшный вопрос! Обвиняемая не обязана отвечать на него!
Кошон потемнел от злобы, увидев, что гибнущей девочке брошена доска, и закричал:
— Молчать! Сядь на место! Обвиняемая ответит на этот вопрос!
Казалось невозможным, чтобы Жанна вышла из этого затруднения. Скажет ли она «нет», или «да» — все равно она себя погубит, ибо в писании сказано, что это никому не дано знать. Жестокое надо иметь сердце, чтобы расставить такую ловушку несведущей девочке, да еще гордиться этим и радоваться. Минута ожидания была для меня страшной, она показалась мне годом. Все были возбуждены, и большинство — радостно возбуждено. Жанна ясными, невинными глазами оглядела все эти хищные лица и кротко произнесла бессмертные слова, которыми смахнула страшную западню, точно паутину:
— Если на мне нет благодати, молю Господа даровать ее мне; если да молю, чтобы не лишал ее.
Действие этих слов вы не можете себе представить. Сперва воцарилось гробовое молчание. Люди изумленно переглядывались; иные, устрашившись, осеняли себя крестным знамением. Я услышал шепот Лефевра:
— Людская мудрость не в силах была бы придумать такой ответ. Кто же вразумляет этого младенца?
Бопэр снова взялся за дело, но он был так унижен своим поражением, что спрашивал вяло и бестолково, без всякого воодушевления. Он задал Жанне бесчисленное множество вопросов о ее детстве, о дубовой роще, о лесовичках, о детских играх и забавах под нашим милым Волшебным Буком; заставив ее вспомнить все это, он вызвал у нее слезы, но она крепилась и на все отвечала.
В заключение священник снова вернулся к ее одежде — этот вопрос на протяжении всей коварной травли невинной жертвы постоянно висел над ней зловещей угрозой.
— Ты не хотела бы переодеться в женское платье?
— Да, если выйду из тюрьмы, а здесь — нет.
Глава VIII. Жанна рассказывает о своих видениях
В следующий раз суд собрался в понедельник, двадцать седьмого. Поверите ли, епископ словно забыл, что уговорился спрашивать только о том, что значится в обвинительном акте, и снова приказал Жанне дать присягу без оговорок. Она сказала:
— Неужели я не довольно присягала?
Она так и не сдалась, и Кошону пришлось отступить.
Жанну снова стали спрашивать о Голосах:
— Ты говоришь, что признала в них святых, когда услыхала их в третий раз. Какие же это были святые?
— Святая Екатерина и святая Маргарита.
— Откуда ты знала, что это они? Как ты отличала их друг от друга?
— Я знала, что это они, и я их различаю.
— Но как?
— По тому, как они ко мне обращаются. Они наставляют меня уже семь лет, а кто они — об этом они сказали мне сами.
— А чей был первый Голос, который ты услышала тринадцати лет от роду?
— Это был голос святого Михаила. Он сам предстал мне, и не один, а в сонме ангелов.
— Ты видела архангела и его служителей телесными очами или духовными?
— Телесными — вот как я вижу вас; а когда они скрылись, я заплакала, зачем они не взяли меня с собой.
Мне вспомнилось ослепительно сияющее видение, явившееся ей в тот день под Волшебным Буком, и я содрогнулся, хотя это было так давно. Впрочем, не очень давно, — но так казалось, потому что слишком много событий произошло с тех пор.
— В каком же виде предстал тебе святой Михаил?
— Это мне открыть не дозволено.
— Что он сказал тебе в тот первый раз?
— На это я сегодня отвечать не стану.
Это значило, должно быть, что ей надо прежде испросить разрешения у Голосов.
После многочисленных вопросов об откровениях, которые получил через нее король, она пожаловалась, что ее мучат без нужды.
— Я повторяю, как делала уже много раз в этом суде, что на все эти вопросы я отвечала в Пуатье. Нельзя ли доставить сюда протоколы и прочесть? Прошу вас, пошлите за ними.
Никто ей не ответил. Этой темы старались не касаться. Протоколы первого суда были благоразумно упрятаны подальше — в них содержались вещи, которые были сейчас весьма нежелательны, в том числе признание, что Жанна послана небом. А этот, низший суд стремился доказать, что она послана дьяволом. Там было также решение о том, что Жанне можно носить мужскую одежду. А теперь и это хотели обернуть против нее.
