Ознакомительная версия.
– Что же ты сразу не сказал! – Курицын рывком вскочил из-за стола, опрокинув стул и едва не сбив с ног Мартынку.
– Хорошо, что одет. Не нужно терять время на сборы, – подумал дьяк.
– Да, говорят, князя Ромодановского под арест взяли, – крикнул Мартынка, но дьяк, видимо, не расслышал слугу, он спешил во дворец.
Иоанн Васильевич был мрачен.
– Посылали мы посла Ангелова к дочери моей, – начал он, глядя исподлобья на Курицына. – Он передал Елене такие мои слова: «Говорил тебе, чтобы просила ты мужа о церкви, о панах и панях греческого закона. Просила ли ты его об этом? Говорил я тебе о попе и старой боярыне, хотел прислать их к тебе, да ты отвечала ни то, ни сё. Тамошних панов и паней тебе не дают, а наших у тебя нет, хорошо ли это?
Посмотри, что пишет дочь моя в ответ, – Иоанн Васильевич протянул Курицыну письмо Елены Иоанновны.
«Бью тебе челом, отец мой, Великий князь и государь вея Руси! – писала Елена. – Ты сказывал отец, что я не выполняю твоих наказов, это неправда. О греческой церкви я била челом мужу моему, но он и мне отвечает то же, что московским послам. Поп Фома не по мне, а другой из Вильны есть со мной – очень хороший. Другого не надо. Да и как мне попа нового выбирать? Сам знаешь, кого я в Москве видала? А боярыню как ко мне из Москвы прислать? Как её держать, как ей со здешними сидеть? Если бы ты, батюшка, хотел, то со мною бы её послал, когда я в Литву ехала.
Так ты бы, батюшка, на сердце не держал, что мне наказ твой можно забыть. Когда меня в живых не будет, тогда отцовский наказ забуду.
Служебница твоя и девка, Елена».
Курицын вернул письмо Великому князю и нечаянно встретился с ним взглядом. Зрачки Иоанна Васильевича сузились от гнева, спокойствие Курицына начинало выводить его из себя. Он едва сдерживался, чтобы не обрушить на дьяка накипевшую злость.
– Видишь, и то ей не надо, и это ей не надо. О том, что муж нудит к римской вере, ни слова. Не пойму, что же князь Василий Ромодановский? Говорил с нею или нет? Сидит теперь в арестной избе. Не сносить ему головы.
Курицын вздрогнул. Вчерашние записи встали перед глазами. Многие, кто был связан со сватовством и свадьбой Елены Иоанновны, попали в опалу. Список был длинный: Владимир Гусев, Михайло Русалка-Морозов, отец и сын Патрикеевы, князь Семён Ряполовский, теперь вот Ромодановский. Кто следующий? Ведь и он, Курицын, в Литву ездил. А в договоре о дружбе, который с Яропкиным готовили, Александр отказался называть Иоанна Васильевича государём всея Руси. Небрежение к имени государя всем боком вышло, кроме него, Курицына.
– Готовь, Фёдор, новых послов в Литву, во главе поставь боярского сына Ивана Мамонова. Послам от моего имени дай такие наставления:
«Чтоб во всём между вас было гладко, пили бы бережно, не допьяна, чтобы вашим небреженьем нашему имени бесчестья не было, ведь что сделаете не по пригожу, так нам бесчестье и вам тоже. И вот бы во всём себя берегли, а не так бы делали, как князь Семён высокоумничал с князем Василием, сыном Ивана Юрьевича».
В этом месте государь внимательно посмотрел на Курицына. Тот взгляд выдержал и бровью не повёл, а про себя подумал: «Видать, скоро мой черёд! Почему медлит Великий князь?»
– Передам два письма. Одно Александру, второе, тайное, дочери Елене. В письме Александру, – продолжил Иоанн Васильевич, – скажешь, что посылали мы послов в Молдавию и Крым. Стефан Великий и Менгли-Гирей готовы в союз с ним вступить. Но крымский государь требует дань платить с тринадцати городов: Киева, Канева, Черкасс, Путивля и других.
Ещё пусть запишут послы в память, что нужно выведать для меня секреты литовские. Сдаётся мне, с Александром никто договор о дружбе не подпишет. Я ведь через посла нашего передал хану тайную грамоту, в которой написал, что дружбы с Александром не желаю. Так что перечень в память послам такой будет:
1. Пытать, был ли у Александра Стефанов посол и заключён ли мир между Молдавией и Литвой?
2. В мире ли со Стефаном польский и венгерский короли?
3. Был ли у Александра посол Менгли-Гирея? Если был, то готов ли Александр выполнить условия хана?
4. В мире ли сейчас турецкий султан с Молдавией, Польшей и Литвой?
Пошлёшь ко мне Мамонова завтра по обеду. Пусть грамоты к Елене заберёт.
Уходил от государя Курицын с недоброй тревогой на сердце…
– Да не забудь! – кричал вслед государь. – Пусть передут Александру поклоны от меня, от Великого князя Дмитрия, от матери его Елены, от жены моей Софьи Фоминичны. Про себя же подумал: «А не попросить ли мне жёнку свою грамоту написать? То бишь, пусть мою перепишет, как свою. Пойдёт на это, значит, прозрела Софья, прощу её. На нет и суда нет».
Медленно тянулись дни опалы Софьи…
– Кто бы мог сказать, что так будет проходить золотая осень жизни моей, – думала царевна.
Утро она проводила в библиотеке, читая труды Платона в переводах Марсилио Фичино. Их привезли из поездки во Флоренцию братья Ралевы. Лежали без дела, да вот пригодились. После обеда закрепляла прочитанное с учёным греком Дмитрием Траханиотом.
– Пора бы за Аристотеля браться, – обычно говаривал в конце беседы Дмитрий.
– Рано, рано, – отвечала царевна, польщённая высокой оценкой. Под пыльным оком кардинала Виссариона она ещё в Риме прочитала всего Аристотеля. Платона в папской библиотеке не было. А как читать труды ученика, когда трудов учителя не освоила?
Едва дождавшись вечера, Софья надолго запиралась в опочивальне с духовником Митрофаном и врачом Николой Булевым. Говорила допоздна. А потом ещё долго горела свеча в опочивальне.
О каждом шаге царевны государю ежедневно докладывал князь Шастунов.
– Нешто одумалась? – вопрошал у себя Иоанн Васильевич. – А, может, всегда такая была, охочая до книг? Может, не доглядел за женой? Всё дела, дела.
Однако крепкие стены возвёл в опочивальне Софьи Фоминичны Фиорованти! На всякий случай государь приказал продолжать следить за женой.
А с той случилась нежданная радость. Письмо от брата, которое Софья рассчитывала получить через полгода, но никак ни за полтора месяца, тайком передал тверской купец вместе с подарками.
«Любезная сестрица, Великая княгиня Софья Фоминична, – читала царевна, уединившись от глаз людских. – Твоё письмо, которое ты направила с тверским купцом, торговавшим в Риме горностаями, нашло меня довольно быстро, всего за три недели. Послы твоего мужа, Великого князя Иоанна, видимо, менее расторопны, чем люди торгового сословия – с дорогой до Венеции они управляются за три месяца. Но не в том речь. Благодарю тебя, сестра, за беспокойство о моей дочери. Слава Богу, она прислала мне весточку, и я гостил у неё в замке почти полгода.
Ты, Софья, пишешь о неком Фёдоре Курицыне. А я себе думаю, как может какой-то дьяк, по-нашему, чиновник, иметь влияние на государя своего. То, что ты пишешь о нём с такой большой озабоченностью, говорит мне о том, что твои опасения не напрасны, потому я взялся скоро выполнять твою просьбу. Хочу тебя огорчить. Желающих ехать в далёкую Московию среди местных философов не находится. Все они читают лекции в университетах, иные состоят на обеспечении богатых и именитых людей, покровителей разных искусств. Взять известного тебе Марсилио Фичино. Старик Козимо Медичи подарил ему имение в Кареджо под Флоренцией, рядом со своим. Души в нём не чает, сделал того учителем своего внука Лоренцо. Заказал ему переводы на латинский всех трудов Платона, достал древнегреческие рукописи, над которыми Фичино корпит денно и нощно. Его знаменитость достигла такого предела, что художник Доменико Гирландайо изобразил философа на фреске Благовещение Захарии в числе четырёх самых известных горожан Флоренции.
Да что я пишу тебе о Флоренции, когда ты ждёшь от меня помощи!
Дорогая сестра, Марсилио помнит о тебе и хотел бы помочь, да, говорит, стар стал для переездов. Из Флоренции в Болонью не хочет ехать. Что говорить о твоём Великом княжестве. Был у него талантливый ученик, граф Пико де Мирандола. Тот бы поехал, но его, к несчастью, отравили недруги и завистники. Кого ещё послать? – думал наш друг. Говорит, что кроме Пьетро Помпонацци, некого. Да вряд ли тот согласится. Читает лекции в Падуанском университете и пишет философский трактат о бессмертии души, он тоже не любитель ездить. Этот трактат Помпонацци нескоро закончит, но Марсилио Фичино любезно согласился попросить его выслать тебе основные постулаты своего учения.
За сим кончаю, твой брат Андреас. Поклонись от меня мужу своему, Великому князю Иоанну».
Прошло два месяца, и тот же тверской купец привёз Софье Фоминичне письмо из Падуи, написанное Пьетро Помпонацци. Вот что писал итальянский философ царевне:
Ознакомительная версия.
