Но эти болваны ошибаются. По счастливому случаю, ты — обладатель золота, которое я ловко пущу в оборот для тебя. Никогда в жизни не придется тебе страдать от нужды, но ты сможешь каждый день есть гуся, если пожелаешь, и пить лучшее вино и при этом процветать при условии, что согласишься остаться в этом скромном доме. Но, поскольку ты никогда не вел себя, как другие, я не удивлюсь, если однажды утром мне придется посыпать голову пеплом из-за того, что ты продал дом, а вместе с ним и меня — так непредсказуемы твои поступки. Право, это не удивило бы меня; поэтому, хозяин, хорошо бы записать на бумаге, что я волен приходить и уходить, когда пожелаю, и отправить эту бумагу в царские архивы. Сказанное забывается и пропадает, а бумага сохранится навсегда, если на нее поставить твою печать и если ты предложишь царским писцам подходящие подарки. У меня есть особые причины для этой просьбы, но я не стану сейчас забивать тебе голову и отнимать у тебя на это время.
Был тихий весенний вечер; уголь в жаровнях потрескивал перед глиняными хижинами, а ветер из порта нес запах кедрового дерева и сирийских благовоний. Аромат акаций сладко смешивался с запахом жареной рыбы. Я поел приготовленного по-фивански гуся, выпил вина и был очень доволен.
Я велел, чтобы Капта налил также и себе вина в глиняную чашу, и сказал:
— Ты свободен, Капта, и свободен давно, как тебе известно, ибо, несмотря на твою дерзость, ты был мне скорее другом, чем рабом, с того дня, когда дал мне серебро и медь, считая, что никогда больше их не увидишь. Будь свободен, Капта, и будь счастлив! Завтра царский писец составит положенные бумаги, которые я скреплю как египетской, так и сирийской печатью. Но скажи мне теперь, каким образом ты поместил мое состояние так, что оно приносит мне доход, хотя я ничего не зарабатываю? Отнес ли ты мое золото в казну храма, как я тебе приказал?
— Нет, господин, — отвечал Капта, глядя мне прямо в лицо своим единственным глазом. — Я не выполнил твоего приказания, поскольку оно глупо, и я никогда не подчинялся твоим глупым приказаниям, а поступал по своему собственному разумению. Я могу теперь спокойно сказать тебе это, поскольку я свободен, а ты выпил немного вина и не станешь гневаться. Более того, зная поспешность и порывистость твоего характера, которых еще не смягчил возраст, я предусмотрительно спрятал твою палку. Я говорю тебе это для того, чтобы ты не пытался найти ее, когда я начну рассказывать о том, что сделал. Только простаки помещают свои деньги в храм на хранение, ибо храм ничего не выплачивает им за них, а только вымогает подарки за то, что прячет их в своих подвалах и держит возле них стражу. Это глупо также и по другой причине: налоговому управлению известно тогда, сколько у тебя золота, и в результате оно быстро утекает оттуда, где лежит, пока ничего не останется. Единственно разумный способ накопить золото — пустить его в оборот, так, чтобы сидеть сложа руки и жевать жаренные с солью семена лотоса, дабы возбудить приятную жажду. Я бегал весь день по городу на своих окостеневших ногах, чтобы разузнать, как бы получше поместить твои капиталы, пока ты разгуливал по городу. Так как мне всегда хочется выпить, я разузнал очень много и среди прочего то, что Амон раздает землю.
— Вот здесь ты врешь! — воскликнул я, ибо даже мысль эта была абсурдна. — Амон никогда не продает — он покупает. Амон всегда покупал, и сейчас ему принадлежит четвертая часть всех земель в стране. И он никогда не откажется от того, что получил однажды.
— Конечно, конечно, — примирительно проговорил Капта, подливая еще вина в мой стеклянный кубок и не так заметно в свой глиняный. — Каждый благоразумный человек знает, что земля — единственная надежная собственность, которая не теряет своей ценности при условии, что ты сохраняешь хорошие отношения с землемерами и у тебя хватает ума одаривать их после каждого половодья. Тем не менее, правда, что Амон продает землю срочно и тайно каждому верующему, у кого есть деньги. Я тоже был совершенно обескуражен, услышав об этом, и разузнал об этом еще подробнее. Амон действительно продает землю, и по дешевке. Ты знаешь, что он владеет самыми плодородными участками земли, и если дела обстоят, как прежде, ничто не было бы столь заманчивым, как такая покупка, ибо выгода — несомненная и быстрая. Амон продал очень большие площади земли и скопил в своих погребах все наличное золото Египта, так что цена недвижимости упала в значительной мере. Но все эти дела секретны, и я не услышал бы ничего о них, если бы мое желание выпить не привело меня к тем людям, которые в курсе дела.
— Не говори, что ты купил землю, Капта! — вскричал я с тревогой, но он успокоил меня.
— Я не так глуп, господин, ибо тебе следует знать, что я родился не у навозной кучи, хоть я и раб, а на мощеной улице среди высоких домов. Я ничего не знаю о земле. Предложение Амона так необычайно соблазнительно, что в нем, должно быть, таится какой-нибудь подвох, а это подтверждается подозрениями богатых людей насчет храмовых сокровищ. Считаю, что все это дело из-за нового бога фараона. Но, сообразуясь лишь с твоей выгодой, я купил для тебя несколько доходных построек в городе: магазины и жилые дома, ибо они приносят значительный ежегодный доход. Нужна только твоя печать и подпись, чтобы завершить сделки. Верь мне, я купил их по дешевке, и если продавцы сделают мне потом подарки, это тебя не касается, а касается лишь меня и их собственной глупости. В этих сделках я ничего не украл у тебя. Но я не возражал бы, если бы ты предложил мне подарок или что-нибудь в этом роде за то, что я так удачно провел это дело.
Я немного подумал и ответил:
— Нет, Капта, я не сделаю тебе никаких подарков, потому что ты явно решил взять себе часть арендной платы и устроить собственные дела со строителями и осуществить свои собственные планы.
Капта, не смущаясь, охотно согласился с моими словами.
— Вот точно так и я смотрел на это дело, ибо твое богатство — мое богатство, а твоя выгода должна быть моей. Но действительно, услышав о сделках Амона, я очень заинтересовался сельским хозяйством. Я пошел на хлебную биржу и бродил там из таверны в таверну, слушая и поучаясь. С твоим золотом и с твоего разрешения, господин, я скупил бы запасы пшеницы — из урожая будущего года — и это самый выгодный путь, и цены все еще очень умеренные. Я предлагаю держать это про запас и тщательно охранять, ибо чую, что цены на зерно будут расти и дальше. Теперь, когда Амон продает и каждый дурак станет землевладельцем, урожай не может быть таким же прибыльным, как прежде. Поэтому я купил амбары для зерна — сухие и солидные постройки. Когда они нам будут больше не нужны, мы сможем сдать их в аренду торговцам зерном на выгодных условиях.
На мой взгляд, Капта взвалил на себя излишние заботы и хлопоты, но планы эти развлекали его, и я не имел ничего против того, чтобы так поместить деньги, поскольку сам не умел управляться с ними. Так я ему и сказал.
Стараясь скрыть свое торжество, он продолжал, прикидываясь раздраженным:
— Было еще более выгодное дельце, которым я хотел заняться для твоей пользы. Продавалась одна из самых больших контор по торговле рабами, а думается мне, можно сказать, что я знаю о рабах все нужное, поскольку сам всю жизнь был рабом. Я знаю, как скрыть недостатки и дефекты у раба, и могу с большой пользой применять палку — то, чего ты, господин, делать не умеешь, если мне позволено упомянуть сейчас о том, что твоя палка спрятана. Все же меня гнетут опасения, что этот превосходный случай будет упущен и ты не согласишься на мой план. Прав ли я?
— Ты совершенно прав, Капта. Работорговля — нечто такое, во что мы не можем пускаться, ибо это грязное и низкое занятие, хотя почему это так, не знаю, поскольку все покупают рабов, пользуются рабами и нуждаются в рабах. Так всегда было и будет, и все же что-то говорит мне, что я не могу быть работорговцем, хотя у меня и есть раб.
Капта облегченно вздохнул и сказал:
— Я верно читаю в твоем сердце, господин, и, значит, мы избежим этого зла, ибо, поразмыслив хорошенько, я заподозрил, что могу уделить чрезмерное внимание женщинам, когда буду их оценивать, и зря растрачу свои силы. Я не могу больше позволить себе этого, поскольку становлюсь стар; мои ноги плохо гнутся, а руки плачевно дрожат, особенно по утрам, когда я просыпаюсь и еще не успел глотнуть пива. Познав таким образом самого себя, я спешу заверить тебя, что я купил только солидные дома, которые принесут скромный, но надежный доход. Я не купил ни увеселительного заведения, ни трущоб, где разваливающиеся лачуги приносят больше дохода, чем уютные дома зажиточных людей.
Вдруг Капта оробел и посмотрел на меня испытующе своим единственным глазом, оценивая, насколько милостиво я расположен. Я налил вина в его чашу, побудив его высказаться, ибо никогда не видел, чтобы он сомневался в себе, и это подстрекнуло мое любопытство.
