Ознакомительная версия.
Пытка! Рассуждает, вместо того чтобы объявить ему его судьбу. Но надо взять себя в руки! Если занервничает, то покажет Алферову свою неуверенность в освобождении, а этого он не должен показывать: с сегодняшнего дня он свободен, и точка! И катитесь все к трепаной матери!
Без большой охоты он ответил:
– Интересно.
– С точки зрения формы – творения ваши беспомощные, наивные, даже примитивные. Эти выспренные фразы, обилие эпитетов, красивости.
Алферов налил себе чаю. Предложил Саше, но Саша отказался.
– Так вот, продолжаю. Великая французская революция – это один из самых драматических и поучительных, я подчеркиваю это слово, поучительных моментов человеческой истории. А вы пишете об отдельных лицах, об отдельных эпизодах. Для кого? Для детей, юношества, взрослого читателя? Непонятно. Какой вывод они должны сделать из прочитанного? И потом, вы не боитесь, что редактор будет искать параллели?
– Какие параллели? – не понял Саша.
– Ну как какие? У них была революция и у нас революция. Чем кончилась их революция? «Термидором», единоличной властью Наполеона, империей…
– Но, позвольте, та революция была буржуазной, а у нас – пролетарская.
– Да, да, конечно, – оборвал разговор Алферов, – ну что ж, может быть, и напечатают, конечно, если вы сами будете в порядке, как вы понимаете, произведения заключенных у нас не печатают. Так что желаю вам успеха, хотя и сомневаюсь.
Он замолчал, вытер рот полотенцем, закурил, протянул Саше коробку с папиросами.
– Я привык к своим.
– Курите свои, у меня тут и самосад курят.
Прищурившись, Алферов смотрел, как Саша вынимает папиросу, зажигает спичку, прикуривает, гасит спичку в пепельнице, которую ему Алферов придвинул, боится, что ли, что Саша кинет спичку на пол?
– Товарищ Алферов, – сказал Саша, – вчера кончился срок моей ссылки.
– Да? – делая удивленное лицо, переспросил Алферов. – Разве?
– Да, – повторил Саша, – и я уже сказал вам об этом. Я осужден на три года с учетом предварительного заключения, арестован 19 января 1934 года, сегодня – 19 января 1937 года. Следовательно, с сегодняшнего дня я свободен. Прошу выдать мне документы.
– Какие документы вы имеете в виду?
– Какие полагается выдавать в подобных случаях.
– Ну выдам я их вам, что вы будете с ними делать?
– Уеду отсюда.
– Куда?
– Домой.
– В Москву?
– В Москву.
– В Москву вам не положено.
– Почему?
– Вы попадаете под действие постановления СНК СССР о паспортной системе. Есть города, в которых вы не имеете права жить. К ним относится и Москва.
– Но ведь это постановление вышло до новой Конституции.
– Новая Конституция, – возразил Алферов, – не отменяет законов и распоряжений Советской власти. Некоторые законы, вернее, правила будут изменены, пересмотрены, скажем, о порядке выборов и так далее. Но законы, охраняющие диктатуру пролетариата, останутся в силе. Вы читали доклад товарища Сталина о Конституции?
– Читал.
– Товарищ Сталин прямо говорит: «Проект новой Конституции действительно оставляет в силе режим диктатуры рабочего класса». Чего вы еще хотите? И кстати, вы заметили, в Конституции нет пункта о свободе передвижения, так он обычно формулируется в буржуазных конституциях – «свобода передвижения», то есть свобода выбирать место жительства, свободно селиться там, где захочешь. Бродяжничества мы не допустим, ограничения паспортной системы пока не отменены, да и вряд ли будут отменены.
Отвернувшись от Саши и глядя в окно, он опять многозначительно добавил:
– Наоборот, я думаю, будут усилены.
– Пусть будет так, как вы говорите, – сказал Саша, – но есть закон: человека нельзя держать в заключении ни одного дня дольше положенного ему срока. Этого закона никто не отменял.
– А где вы видели этот закон?
– Читал, – соврал Саша.
– Неправда, не могли вы его читать, такого закона нет. Есть логика: если у заключенного кончился срок, а его не отпускают, следовательно, его держат в заключении без всякого на то основания, то есть совершают беззаконие.
– Ну вот и отпустите меня.
– Я вас и не держу.
– Но я не могу уехать без документов.
– А документы ваши в Красноярском краевом управлении НКВД. Расстояния у нас тысячекилометровые, и ссыльных на этой территории еще хватает. Не успели прислать ваши документы точно к 19 января, пришлют в свое время, ждите. Не хотите ждать, пожалуйста, дам вам проходное свидетельство до Красноярска, там вы явитесь в краевое управление НКВД и потребуете свои документы. А уж какой документ вам там дадут, этого я не знаю.
В последних словах прозвучала угроза: документ могут дать об отбытии срока, а могут и о назначении нового срока.
– Так что выбирайте, – заключил Алферов, – дожидаться документов здесь или отправиться за ними в Красноярск.
Саша молчал, думал, потом сказал:
– Освобождение я должен получить сегодня. Если не получу, дам телеграмму товарищу Калинину.
Алферов засмеялся.
– И ее тут же положат Калинину на стол?
– Не знаю. Но кто-нибудь на телеграмму ответит.
Алферов опять прищурился.
– На свое письмо товарищу Сталину вы получили ответ?
Так. Письмо Сталину, наверно, у него в столе. Поэтому смеется.
– Вы поступили правильно, послав письмо товарищу Сталину?
– Разве я не имею права обращаться к нему?
– Имеете, конечно. Все обращаются к товарищу Сталину, читаете газеты, знаете. Рапортуют о достижениях, благодарят за помощь в работе, за руководство. Обращаются и осужденные, их, как вы понимаете, немало. Обратились и вы, просидели половину срока, не жаловались, не обижались и вдруг – бац! Сижу неправильно, освободите! Разве в вашем деле появились новые обстоятельства? Нет, новые обстоятельства не появились. И, видите, вам даже не ответили. Для того чтобы ответить, надо иметь основания к пересмотру дела, а оснований нет.
– Нет, значит, нет, – сказал Саша, – но человек имеет право на надежду, этого его нельзя лишить.
Алферов отодвинул стакан, поставил локти на стол, серьезно смотрел на Сашу.
– Вы правы, человек имеет право на надежду. Но человек должен обдумывать свои поступки, это его обязанность. Вы серьезно рассчитывали, что ваше письмо дойдет до товарища Сталина? Что ваше дело пересмотрят? Только потому, что вы обратились к товарищу Сталину? Нет, на это вы не рассчитывали и не надеялись. Вы слишком умны для этого. Это был необдуманный поступок. Написав письмо товарищу Сталину, вы напомнили о себе, о своем существовании, напомнили органам, к которым ваше письмо и попало. Более того, вы обвинили органы в том, что вас неправедно осудили. Нужно это вам?
Саша молчал. Что за человек перед ним? Друг? Враг? Прямо говорит: не следовало писать Сталину, не надо раздражать органы, не надо привлекать к себе их внимание. Ведь Саша сам всегда это прекрасно понимал. И все-таки написал.
– Возможно, и не следовало писать, – сказал Саша, – но я написал, давно написал, и нет смысла говорить об этом. Но с сегодняшнего дня меня незаконно держат в ссылке. На это я наверняка имею право жаловаться. Я не знаю, когда к вам придут мои документы, могут вообще не прийти.
– На воле вам будет лучше?
– Свобода всегда лучше тюрьмы.
– Вы правы: свобода лучше тюрьмы.
Алферов встал, прошелся по горнице, как и в прошлый раз, подошел к комоду, взял за горлышко графин с наливкой, но не налил себе, как в прошлый раз, а, подхватив две рюмки, поставил на стол.
– Ну что, Александр Павлович, прошлый раз вы не хотели выпить со мной, а теперь, надеюсь, не откажетесь. Тогда вы были административно-ссыльный, а я ваш жандарм, а теперь, как вы утверждаете, вы свободный человек, значит, выпить можете, более того, обязаны отметить такую дату.
Он налил обе рюмки, поднял свою, кивнул Саше, выпил.
Саша выпил свою. Наливка была горьковатая, но вкусная.
– Итак, – сказал Саша, – деваться мне некуда. Дожидаться здесь документов бесполезно, я этого не могу и не хочу. Дайте мне проходное свидетельство до Красноярска, там буду искать законность и правду.
– У меня не нашли, там будете искать, – усмехнулся Алферов и кивнул на графин. – Понравилось?
– Вкусная.
– Еще по одной?
– Можно еще по одной.
Алферов выпил, вытер губы, дождался, когда Саша выпьет.
– А вы не опасаетесь такой ситуации: вы поедете в Красноярск по зимней дороге, прогонных у меня на такие вояжи нет, добираться будете за свой счет, дороговато получится. Допустим, доберетесь. Явитесь в краевое управление НКВД, а там скажут: зачем вы сюда явились, ваши документы ушли в Кежму, возвращайтесь и получите их у товарища Алферова. А? Понравится вам такой оборот?
Саша отодвинул рюмку, гневно посмотрел на Алферова. Хватит! Нашел себе утреннюю забаву, бездельник!
– Товарищ Алферов!
Но тот перебил его:
– Зачем же так официально? Мы же с вами выпили. Называйте меня Виктором Герасимовичем.
Ознакомительная версия.
