А уж эти детдомовские дети, неизвестно кем рождённые и неизвестно кем зачатые уж точно могли привести к родственному браку, как у Володи и Лены.
Такие мысли изводили Николая Фёдоровича, мешали подолгу уснуть. И сын как в воду канул.
Звонки прекратились, сам же Николай Фёдорович никак не мог дозвониться. Так прошло ровно полгода. Всю зиму ое щёлкал по клавиатуре старенького компьютера, всё время боясь, что скромные гигабайты однажды будут доверху переполнены информацией.
Только весной вынырнул из небытия голос Володи.
-Папаня, я теперь живу в другой квартире. Телефон, который я тебе давал, забудь! Лена уехала к матери в Астану. Там и родила сына. Я к ней ездил, сын - здоровенький, не знаю, что будет дальше.
Такой разговор привёл Николая Фёдоровича в полное недоумение. Кто была новая жена или сожительница, осталось глубокой тайной. Но фактом стали постоянные просьбы послать сколько-нибудь денег.
А в Астане Лена не просто родила сына. Она так боялась родить какого-нибудь урода с генетическими отклонениями, что призналась во всём врачу-гинекологу. Врач-мужчина выслушал молча, покачал головой в знак согласия с её сомнениями, после чего очень подробно распросил о поведении матери и отца. Узнав, что матери у Лены и Володи были разные, врач успокоил Лену, сказав, что это уже не так страшно, потому что вариант вырисовывается пятьдесят на пятьдесят.
Лена буквально превратилась в подопытного кролика. Врачи и санитарки в Роддоме стали навещать роженицу, разглядывать её, задавать вопросы. Казалось, что они целой бригадой собрались написать диссертацию на тему - совместимость браков между близкими родственниками. И когда родился здоровый ребёнок без каких-либо отклонений, врач-акушер заверила Лену, что она с мужем может быть спокойна в отношении этого ребёнка. Однако она настоятельно советовала не повторять более таких экспериментов.
Узнав, что Лена уже развелась, врач посчитала этот шаг разумным и заверила, что такую красавицу ещё непременно полюбит какой-нибудь молодой человек.
Лена была практически родственницей и Володе, и Николаю Фёдоровичу, но отношения, тем не менее, постепенно тускнели, связь в письмах и звонках осталась какой-то дежурной. Говорить о чём-либо сокровенном не хотелось. Надя, так и не дожив до полного звучания имени и отчества, тихо угасла в одно сумрачное мартовское утро. На похороны ни Володя, ни Николай Фёдорович не поехали. Был на похоронах только Пётр, который соизволил-таки проводить мать в последний путь, помочь сестре Людмиле.
Лена сообщила Володе по телефону о подробностях этого грустного события, а уж Володя пересказал Николаю Фёдоровичу всё по телефону в краткой беседе.
Жизнь Николая Фёдоровича в эти годы была небогатой. Столяром он не мог много денег заработать. И возраст был не тот, и душа не лежала хапать и хапать. Больше хотелось не спать ночью, потому что ситуация в России была переполнена какой-то бесшабастностью.
Новости с телеэкрана падали в уши его щедрой россыпью. Хотелось смотреть и слушать всё подряд.
Время пролетало с чудовищной скоростью. Постоянно объявлялись похороны великих, количество катастроф возросло, благодаря Интернету, опутавшему землю. Всё, о чём раньше узнать было невозможно, выперло из Космоса на землю и пролилось дождём с повсеместным промачиванием мозгов. Уже стало известно, что сказал Президент, что ответили ему. Кто с кем переспал, кто в людном месте неприлично оголился, кто кому признался в любви на Канарах, в Африке, в Англии, в Москве и вообще где угодно.
В это же время пришла телеграмма из посёлка Постол о смерти брата Петра. Психиатрическая больница хоронила несчастного за пределами кладбища. Яму копали вполне разумные психи неглубоко. В общую яму положили Петра рядом с женщиной, активно закопали. Вокруг больных расхаживал санитар с мощным хлыстом, которым одного из четырёх больных огрел безжалостно.
Скоро всё это отошло на второй план. Сын стал звонить чуть не каждую неделю, пытаясь, как видно, бороться с привязанностью к Лене, которая всё же была первой любовью, и нравилась больше второй жены. Это Николай Фёдорович из разговоров с сыном как-то чувствовал при повороте бесед о здоровье внука Ромы. Его только задевало за живое желание Володи скрыть фамилию, имя и отчество новой жены.
Находясь за тысячи километров от этого города в Казахстане Николай Фёдорович не мог понять, что такого таинственного могла скрывать фамилия сожительницы его сына. Может быть сын планировал сбежать от новой женщины и не считал нужным вводить её имя в список родни?
Но время шло или летело, в зависимости от обстоятельств. Однажды Володя порадовал Николая Фёдоровича фактом рождения дочери. Теперь уже отец стал настойчиво требовать раскрыть, наконец, имя, отчество и фамилию незнакомки, решившейся добавить внучку в его древо жизни. Юлия Анатольевна Истомина, русская по-национальности, могла бы жить и дальше по-соседству с квартирой Володи в городе Алматы.
Но она жила в одной с Володей квартире, а он ел приготовленное ею кушанье, мылся с нею в одной ванне и, самое жуткое, спал с нею в одной постели!
Спокойная жизнь пожилого жителя города Ижевска получила новый излом! О, он хорошо помнил Олю Истомину, появившуюся в Подлесной города Ижевска в один из вечеров, когда молодёжь, как обычно, встала в круг и волейбольный мяч отскакивал поочерёдно от напружиненных пальцев собравшихся. Стройная старшеклассница, не блиставшая броской красотой, как-то запала в сознание и сама помогла ему с ней познакомиться, сравнив Николая Фёдоровича с известным артистом.
Это польстило Николаю Фёдоровичу и он вдруг почувствовал - это она, та самая, с которой ему легко будет шагать рядом по жизни. Он, окончивший только что институт, но ещё не укрепившийся в экономическом плане, решил для себя дождаться, когда Оля закончит десятый класс, и уже не стесняясь чьего-либо мнения, будет дружить с девушкой. Так оно и случилось.
Летом он познакомился с отцом и матерью Оли, узнал имя, отчество и фамилию. Сразу вспомнился мастер участка в заводе, чересчур строго относившийся к нему, который оказался братом Оли. Это несколько охлаждающе влияло на его привязанность к Оле, но девушка так влюблённо смотрела на него в минуты их встреч, что Николай Фёдорович решил для себя о брате больше не думать. Дружба не постепенно, а чересчур быстро переросла в любовь, которая породила и спутника любви - ревность.
Оля была, как и все девушки в её возрасте, откровенно влюбчива, а Николай Фёдорович, тогда уже двадцатишестилетний парень, настраивался на женитьбу. Легкомысленное кокетство Оли воспринимал он как будущую неверность мужу. Из откровенных бесед с Олей он узнал, что семья их жила в Москве, брат отца занимал какой-то высокий пост, был осуждён, после чего отца Оли уволили с работы, как имеющего близкого родственника в заключении.
Оля тогда не произнесла это малознакомое Николаю Фёдоровичу - "враг народа", но ему стало понятно это неожиданное появление семьи в Ижевске. Здесь, вдали от Москвы, не так жёстко относились друг к другу люди - сидевшие и не сидевшие. Сам факт попадания за решётку часто произносился одной фразой - "от тюрьмы да от сумы не зарекайся".
Серьёзное решение жениться на Оле потускнело и незаметно растворилось в повседневных буднях и праздниках.
Желание овладеть девушкой на законных основаниях исчезло ещё и потому, что в возрасте Оли любопытство к сближению с мужчиной было выше разумной предосторожности. Однажды это должно было случиться. Всё произошло как-то обыденно. Николай Фёдорович рисовал портрет Оли. Оба устали к концу рисования портрета. Девушка увидела прекрасно выполненный портрет, пришла в неописуемый восторг, кинулась обнимать художника. А он уже не выпустил её из рук.
Так, небрежно вытерев руки от краски, попавшей на них, он увлёк девушку на кровать, стоявшую рядом. Только влюблённая до конца девушка Оля могла вот так, не сопротивляясь, упасть на подушки и ждать, когда же это действие начнётся. И вот сейчас Николай Фёдорович терзался сомнениями.
Там, в Казахстане, это совпадение фамилий могло обозначать либо ничего либо что-то неприятное!
Володя задумывался над словами отца недолго. Девушек из России в Алматы было не так много, чтобы рыться в поисках Золушки. А чересчур скуластых и красивых по восточным меркам девушек душа не принимала. Да и национальные обычаи как-то не укладывались в его восприятие. Казашки все были из многодетных семей, родственникам всем надо было и понравиться, и подарки какие ни на есть сыпать, числясь опять же по казахским меркам богатым бизнесменом.
Казахи больше тяготели к разведению скота, торговле, катаясь с товаром в Россию, а за товаром - в Китай. Торговали фруктами, обувью и одеждой. Работать же, как русские, не любили. Всё это на их уклад жизни накладывало отпечаток нежелания долго учиться. Правда,
