Ознакомительная версия.
Ярко светило солнышко, радовался погожему дню весь Киев, потому как в последние дни было пасмурно. И лить не лило, а все небо тучами затянуто. Противная морось заставляла прятаться под навес даже неугомонных мальчишек. И вдруг солнышко!
Над Киевом разнесся колокольный звон. Колокол был пока только один — у Десятинной, но слышан по всему городу. И звук у него веселый. С чего бы это звонить вот так среди дня и без праздника? Кияне переглядывались, спрашивали друг у друга. Наконец по городу разнеслось: надо идти к могиле княгини Ольги! Туда зачем-то собираются княжьи люди и множество священников. Волнуясь, христиане побросали свои дела и спешно начали стягиваться к почитаемой могиле. Но беспокоились зря, Киев ждало необычное действо, среди собравшихся пошли разговоры: князь Владимир повелел торжественно перенести останки своей бабки княгини Ольги в Десятинную и похоронить с почестями! Ай да князь! Все ждали Владимира.
Князь и его близкие пришли с крестным ходом во главе с митрополитом и всеми русскими епископами. Когда-то княгиня Ольга, умирая, упросила своего сына князя Святослава не сжигать ее по обычаю, а похоронить тихо по-христиански. Последнюю волю матери князь Святослав выполнил, но делал все не сам, а поручил священнику княгини. Тот хоронил тайно. Владимир с затаенным страхом смотрел на гроб, в каком покоились останки княгини Ольги. Митрополит Леон понимал волнение князя — а ну как гроб окажется пустым? Кто мог наверняка сказать, как именно хоронили великую княгиню?
Вот уже выкопали сам гроб. Дубовый, потому пока не разрушился, хотя и много времени прошло. Князь пытался вспомнить сколько. Бабка умерла за год до ухода отца в последний поход, значит, двадцать шесть лет получается? Давненько… Много лет минуло, да и то, Русь изменилась немало. Видела бы княгиня построенную церковь! Князь вдруг обернулся к митрополиту, тот быстро шагнул ближе, понимая, что Владимир хочет что-то спросить.
— Как мыслишь, видит сейчас княгиня новую церковь оттуда? — князь поднял голову к небу.
Леон быстро закивал головой:
— Видит, князь, конечно, видит!
— А… она там? — почти с опаской снова поинтересовался шепотом Владимир.
Вот уж этого знать не мог никто. Тем более о княгине, по воле которой сгорел Искоростень. Отмолила ли? Грек снова уверенно кивнул:
— Там! За то, что не побоялась первой креститься, там!
Князю хотелось сказать, что она совсем не первая, но не успел. Холопы уже открыли гроб. Среди присутствующих пронесся вздох изумления. Останки княгини Ольги оказались нетленными! Леон торжествующе посмотрел на князя, как бы говоря: «Вот что бывает с теми, кто верит по-настоящему!» Владимир ответил ему восхищенным взглядом глазами, полными слез.
— Пусть не мы одни видим это! Всякий должен узреть!
— Как? — не понял Леон. Князь что, собирается оставлять мощи у всех на виду?
— Перенести в каменный гроб и оставить окошко, чтоб всякий истинно верующий мог поглядеть!
Митрополит обругал себя за то, что первым не догадался о таком решении! Конечно, князь прав. Так и сделали.
И еще об одном подумал Владимир, только никому о своих мыслях не сказал. Подумал, что Рогнеда порадуется и новой церкви, и захоронению княгини. Даже сейчас он мысленно советовался с бывшей женой.
Мощам поклонялись многие, многие получали от них исцеление от болезней. Однажды князь, сам часто бывавший в Десятинной, все же застал там Рогнеду. Бывшая княгиня истово молилась, приникнув к саркофагу. Владимир понял, что просит о сыновьях. Встал в стороне, сделав знак и сопровождавшим, чтобы не мешали. Рогнеда долго что-то шептала, потом перекрестилась и, поднявшись с колен, наконец увидела Владимира. Князь замер: что скажет? Ничего, только склонила голову:
— Будь здраве, князь…
— И тебе здравия… — он так и не стал звать ее Анастасией, а она больше не говорила «Владимир». Горе все же провело две скорбные линии возле губ Рогнеды, добавило грусти в глаза, замкнуло уста. Князю хотелось сказать, что дочь Предславу сватали, но почему-то не стал. Сейчас, когда Ярослав уже в Ростове, у матери бывает редко, если вообще бывает, она, наверное, и не знает о детях ничего…
Рогнеда, поклонившись, ушла. Владимир обратил внимание на ее поступь: никакое монашеское одеяние и многочасовые стояния на коленях не убили в женщине гордую стать, какой отличалась та молоденькая Рогнеда, которую он силой взял в Полоцке. Спина все равно держалась прямо, голова и в монашеском плате на шее посажена гордо. Ей есть чем гордиться…
* * *
Из-за стены слышны голоса монахинь, там читают чуть нараспев молитву. Крижана, совсем недавно назвавшая себя Евдокией, вздохнула и снова взялась за скребок. Работы в монастыре всегда много, но она работы не боялась. А вот душа болела, то, с чем пришла сюда, не давало покоя.
В скромную трапезную вошла монахиня Агафья, увидев старательно скребущую деревянный пол новенькую, похвалила:
— Ты так стараешься… пошла бы отдохнула чуть, скоро трапеза, завтра закончишь.
Евдокия отрицательно покачала головой:
— Я не устала. Когда руки делом заняты, душе легче.
— То верно. Но все одно, отдохни. Пора уж на столы ставить, сейчас придут.
После вечерней трапезы новенькая вышла на монастырский двор. Сам монастырь маленький, потому и двор небогатый, да и что могут несколько женщин? Хотя после появления монахини Анастасии порядок во дворе все же навели. Та никого ни о чем не просила, просто взялась ненужное убирать, остальные присоединились. Теперь двор посыпан песочком, ноги в грязи не тонут, кусты сирени цветут весной, в них два соловушки песни стали заводить. Анастасию любили все сестры в монастыре. Незаносчивая, даром что бывшая княгиня, руки оказались ловкими, добра…
Она тоже вышла посмотреть на тихий вечер. В небе появились первые звездочки, вдали под Горой уже затихал торг, хотя на реке еще перекликались купцы в своих ладьях, решая, кому как меняться местами. Наступил теплый летний вечер, Киев готовился ко сну. Монахиня остановилась рядом с новенькой, постояла, глядя на закат, вздохнула:
— Хорошо-то как, ветра нет… Завтра будет добрый день… — И вдруг повернулась к Евдокии. — Мне твое лицо точно знакомо, может, виделись где?
Та ответила чуть охрипшим голосом:
— Нет, откуда? Нет…
Бывшая княгиня внимательно посмотрела на уже едва видное в сумерках лицо сестры. Та собралась уходить, но не успела, снова раздался тихий голос Анастасии:
— Видела… Ты у князя в Вышгороде жила. И сына ему родила…
Почувствовав, как напряглась, почти дернулась Евдокия, положила свою прохладную руку на ее запястье:
— Не бойся, я не выдам. Да и хорониться незачем. То не грех, ты же не по своей воле… А если и грешна, так покайся, отмоли. Я не меньше тебя грешна, вот молю всякий день о прощении.
Евдокия как-то странно всхлипнула, но промолчала. Анастасия решила, что сестра готова к покаянию, сжала ее пальцы, горячо зашептала:
— Покайся, облегчи душу. Тяжкий груз с нее снимешь, заново жить начнешь!
Та вырвала руку и бросилась прочь.
В следующие дни Анастасия новенькую не видела. Поинтересовавшись, где она, получила ответ, что отпросилась на несколько дней сходить к родным в село. А на расспросы, откуда появилась, Агафья ответила, что дальняя, из ростовских земель. Близь Киева лишь дальние родичи. Бывшая княгиня подивилась, она уже вспомнила и Крижану, и ее сынишку, которых Блуд вернул домой в Изборск. Почему скрывает? Когда Евдокия снова появилась в монастыре, то разговаривать с Анастасией не стала, только недобро блеснула глазами, и все. Это удивило бывшую княгиню, решила еще раз поговорить с новенькой, обещать, что никому не выдаст ее тайну.
И снова Евдокия увернулась, резко ответила, что Анастасия ошиблась, она никогда не видела князя и не знает, кто такой Блуд!
Княгиня чуть улыбнулась:
— А я тебя про Блуда и не спросила. Не ведаешь, и не надо. Хочу сказать, чтоб жила спокойно, я не выдам. И более напоминать про то не стану.
И впрямь больше ни разу между ними не было таких разговоров. Анастасия точно забыла о прошлом Евдокии. Зато она сама нет. На свою и Рогнедину беду.
* * *
Оглянувшись назад, Владимир мог сказать, что Русь изменилась со времени его возвращения из-за моря, и в том его заслуга. Под Киев взято много земель, замирены или побиты многие враги, дань платится исправно, стоят по границам со Степью новые грады, но главное — на Руси новая вера. В Киеве и Новгороде строят новые церкви, по дальним городам пошли священники, наученные в Царьграде или здесь, на Руси. Они, правда, не слишком преуспели в крещении остальных земель, но князь не настаивал. Хватит сожженного Новгорода. Ничего, не все берется с налета, миром тоже можно многое сделать.
В далеком Ростове молодой князь Ярослав Владимирович преуспел в своем правлении. Одно не очень нравилось ему — не слишком удобно когда-то княжьи дружинники поставили погост, вокруг есть места и получше. Однажды князь проплыл от Ростовского озера к Волге и был удивлен, почему люди не поселились в месте впадения реки Которосли в Волгу. Именно это место и называлось Медвежьим углом, потому как располагалось как раз в углу, образованном одним из протоков Которосли — Медведицей и Волгой. Очень уж понравилось место князю, и здесь был заложен новый город, построена деревянная церковь во имя святых апостолов Петра и Павла. Конечно, город назвали Ярославлем. Кроме того был заложен и храм святого пророка Илии.
Ознакомительная версия.
