Хальвард и сам заплутался, поскольку из группы вышел тонкий стройный подросток и сейчас в упор разглядывал его. «Я их знаю, — вдруг почему-то со страхом подумал Хальвард. — Где-то видел. Где? Надо говорить, говорить, славяне доверчивы…»
— Здравствуй, боярин Хальвард, — . девичьим голосом сказал подросток, но в голосе этом звучало злое торжество.
«Инегельда! — с опозданием сообразил Хальвард. — А это — Урмень. Но почему вместе? Почему здесь, в глуши?…»
— Молодец, — улыбнулся Урмень. — Я и глазам поверить не мог.
— На доброго ловца и зверь бежит, — усмехнулся Одинец.
— Я рад, что ты исполнил мое повеление, княжич Урмень, — вдруг привычным властным тоном произнес Хальвард. — Я не ошибся, поручив тебе найти убийцу Берсира. Я тайно иду к конунгу Олегу…
— Пришел уже, — с улыбкой промолвил Одинец, и все рассмеялись.
— Ты оскорбил моего отца князя Воислава, и я поклялся ему, что расквитаюсь с тобой, — сурово ответил Урмень. — Только в отличие от тебя я не убиваю безоружных. Меч боярину!
— Мой отец немолод, изранен в боях и устал! — гневно крикнул Безымянный. — Ты будешь биться со мной, лесной разбойник, если не хочешь, чтобы над тобою смеялись женщины!
— Я — женщина, мой княжич, — холодно улыбнулась Инегельда. — Ты покончишь с сыном, а я — с отцом, и мы одновременно исполним свои клятвы.
Хальвард и вправду очень уморился шагать целыми днями без дорог, считанные часы забываться в тяжелом сне и есть всухомятку. Он вяло отмахивался мечом, Инегельда быстро загнала его на обрыв ниже брода и удачным выпадом сбросила в воду, откуда Хальвард уже не вынырнул. Сын защищался яростно и умело, но и у него недостало сил долго сдерживать медвежий натиск Урменя. Почувствовав, что дыхание сорвано, а меч с каждым замахом делается все тяжелее, он открылся сам. И Урмень, оценив его мужество, ударил в сердце. Ватага бурно ликовала, а княжич, обняв жену, вздохнул:
— Я исполнил клятву, а радости во мне нет.
— Мне кажется, они искали смерти, мой княжич. — Инегельда тоже вздохнула. — Мы просто помогли им найти ее.
6
Конный разъезд новгородской стражи перехватил Ратимила на дороге. Он шел к Новгороду открыто, не таясь и не озираясь по сторонам. Шел уверенно, будто по своей земле, но стражники все же окликнули его, поскольку неизвестный им человек был вооружен.
— Эй, варяг! Стой!..
Ратимил остановился, равнодушно глядя на скачущих к нему всадников.
— Кто таков?
— Дружинник князя Господина Великого Новгорода Рюрика.
— Куда идешь?
— В Городище.
— Откуда?
— Издалека.
— Зачем?
— Иду доложить своему конунгу, а вашему князю Рюрику, что исполнил его повеление.
— Какое повеление?
Ратимил снял с плеча суму, открыл ее, сунул под нос старшему. Тому, кто задавал вопросы. Старший заглянул, сразу отпрянул. Поморщился:
— Вонища.
Голова Клеста была просолена, подкопчена и проветрена, но дух от нее шел весьма тяжелый.
— Это — Клест. Он предал моего конунга. Новгородцы тихо совещались. Они получили приказ задерживать варягов Рюрика, идущих из города. Но этот шел в город, тащил вонючую голову, и препятствовать ему смысла вроде бы не имелось.
— Ну, ступай. Обрадуй князя Рюрика.
Ратимил равнодушно повесил суму на плечо, неторопливо зашагал по грязной дороге.
— Копченую голову несет… — Старший брезгливо передернул плечами.
— А по виду — чистый славянин, — заметил второй стражник.
— Славяне — они тоже разные. Может, этот убил кого и у варягов спрятался. Там сброду хватает. Вот если он оглянется…
Но Ратимил не оглянулся. Оглядывается тот, кто опасается, а коли опасается, так чего, собственно? Вот пусть палач и расспросит… И он продолжал идти тем же спокойным размеренным шагом.
Остановила его стража варягов на подходе к убежищу Рюрика, но Ратимила это уже не беспокоило. У него был ключ, отпиравший двери конунга. И он сунул этот ключ страже под нос.
— Ну и вонь!..
— Вот и доложи конунгу, что унюхал.
Пока посланец отсутствовал, у Ратимила отобрали оружие. К этому он был готов, но то, что бдительная стража изъяла даже засапожный нож, его озадачило. Он затеял все это опасное дело с целью исполнить данную самому себе клятву, но во исполнение ее необходимо было пролить кровь. Иной способ лишить Рюрика жизни был недопустим: клятва превращалась в убийство.
Посланец вернулся быстро, не тратя слов, провел Ратимила к конунгу и тут же вышел. Конунг сидел в темном углу, загородившись от входящих тяжелым столом, и в серых осенних сумерках Ратимил не видел его лица. Однако склонил голову и остался у порога, ожидая, когда его спросят.
— Какую падаль ты мне принес?
Ратимил молча снял суму и вытряхнул из нее голову. Она глухо ударилась об пол, откатилась и перевернулась, выставив усохшую выпирающую нижнюю челюсть. Рюрик тотчас же сорвался с места, обогнул стол, ткнул ногой подарок.
— Он, — и плюнул. — Эй, кто там? Выбросить псам!
Какой-то отрок мелькнул рядом, брезгливо закатал голову обратно в суму и поспешно вышел. Ратимил не обратил на него внимания — он смотрел на Рюрика. Князь очень постарел, усох и ссутулился, но не утратил острого рысьего взгляда, что Ратимил отметил особо…
— Это — Клест, — сказал Рюрик. — А кто ты? — Твой дружинник, конунг.
— Я посылал за Клестом других.
— Ты посылал Дитмара и Витта, конунг. Витт погиб в Полоцке, а умирающего Дитмара я нашел в лесах. Он передал мне голову Клеста и твое повеление. Я исполнил его.
— Мои дружинники не шатаются без дела по лесам.
— Я шел к тебе тяжелым кружным путем, конунг.
— Шел ко мне? От кого же ты шел?
— От Сигурда, конунг, — понизив голос, произнес Ратимил.
Рысьи глаза пронзительно впились в него. Ратимил выдержал взгляд.
— Из Старой Русы?
— С острова на болоте. Ты повелел мне охранять своего сына княжича Игоря. Сигурд привел нас в Старую Русу а Олег загнал в болота и оставил на острове…
— Как чувствует себя…
— Он лечит десницу и приучает левую руку к мечу. Перебивать конунга недопустимо, но у Ратимила сейчас не было выхода. Он видел, что всегда недоверчивый Рюрик привычно боится довериться чувству, но еще более страшится утерять последнюю ниточку к спасению сына. Следовало сбить его колебания, может быть, даже вызвать гнев, но не допустить задавать вопросы, на которые у Ратимила ответов не было и быть не могло. Кажется, это удалось: рысьи глазки вспыхнули гневом. Теперь пришло время выложить еще один ключик, но, если он не подойдет к сердцу Рюрика, Ратимилу предстоит долго и мучительно умирать в руках нового княжеского палача. Он сунул руку за пазуху, извлек оттуда маленький узелок из замши и неторопливо развернул его перед конунгом.
— Мамка-кормилица срезала эту прядку с головки княжича, конунг. Она сказала, что ты непременно признаешь прядку и мы не будем тратить дорогое время понапрасну.
Тот клочок волос Ратимил срезал с головы собственной дочери, рассудив, что, во-первых, все дети светловолосы, а во-вторых, что князь Рюрик вряд ли видел собственного наследника более одного раза. У варягов, да и у всех князей тоже это не было принято: до пяти лет мальчики росли на женской половине.
— Да, да, его. — Рюрик зачем-то прижал прядку к усохшему лбу. — Ты тотчас же отправишься к Вернхиру…
— Прости, конунг, к Вернхиру не проскочит даже мышь. Новгородцы перекрыли все пути разъездами и заставами. Спасать княжича Игоря надо немедленно с очень небольшим отрядом.
Рюрик вдруг подался вперед, опершись руками о столешницу.
— А ты выберешь время, чтобы вонзить мне нож в спину? Так я умру счастливым, потому что ты прольешь кровь конунга и сам, сам приведешь меня к кострам Вальхаллы! И я буду греться возле них, а ты будешь бродить во тьме, проклятый всеми богами.
— Я когда-то дал клятву моему конунгу и исполню ее. Исполню, князь Рюрик.
Ратимила захлестнул гнев, и он допустил ошибку: назвал Рюрика князем, а не конунгом, хотя для него, варяга, Рюрик был только конунгом, выборным вождем, и никем иным. Сердце его екнуло, но Рюрик понял его слова совсем по-иному.
— Я верю твоей клятве. Почему малый отряд?
— Трясины. — Ратимил с трудом сдержал вздох облегчения. — Тропа петляет, как змея, там не пройдет большой отряд. Кроме того, новгородцы обложили тебя, конунг, большой отряд всегда заметен, а несколько дружинников… — Ратимил помолчал. — Распусти слух, что едешь на охоту.
— Ты заночуешь в моих покоях. — Ратимилу показалось, что Рюрик наконец-таки решился. — Тебе истопят баню, тебя накормят, но из покоев — ни шагу. Пока я не подготовлю охоту. Большую охоту!.. Ступай.
Ратимил молча направился к дверям. Остановился не доходя.
— Дозволь просьбу, конунг. О том, от кого я пришел и к кому вас поведу, лучше знать нам двоим. У этих стен — новгородские уши.