– А мы уже на месте, – ответствовал Велесдар. – Так что можешь ехать.
Свенельд огляделся, ища глазами пристанище волхва, но ничего похожего на человеческое жильё не обнаружил. Он хотел что-то спросить, но потом пожал плечами и пошёл к лошадям. Взяв под уздцы лошадь Святослава, подвёл её к волхву и протянул повод. Похлопав по массивным перемётным сумам, пояснил:
– Тут снедь на первый случай, одежда для княжича, коня вот оставляю. Что ещё будет надобно, ты, отче, только дай знак через своих кудесников, мигом всё доставлю.
Велесдар взглянул на Святослава, который осматривался на поляне, взял лошадь и свёл её к самой воде. Свенельд со своим конём пошёл следом. Оказавшись у воды, животные стали пить, а кудесник о чём-то вполголоса беседовал с воеводой, так что слов не было слышно, да Святослава это и не занимало. Он весь был поглощён новыми впечатлениями и прохаживался по зелёной молодой траве, слушая лесных птиц и глядя на бабочек и жуков. Небольшая рыжая лисичка шмыгнула через кусты, и Святослав свистнул ей вслед. Взглянув опять на взрослых, удивился, с каким вниманием Свенельд, всегда такой уверенный в себе, слушал каждое слово волхва, стоя перед ним чуть не навытяжку. Затем медленными движениями, будто сам удивлялся тому, что делал, воевода привязал Святославова коня к луке своего седла, вскочил на вороного жеребца и также молча, не попрощавшись, поехал через брод. Велесдар проводил его взглядом до поворота реки. Только когда фигура всадника с лошадьми скрылась за деревьями, Святослав опомнился и стремглав кинулся с пригорка к волхву.
– Конь! Мой Снежок! И весь скарб – одежда, снедь, что матушка передала, зачем Свенельд их забрал? – одновременно гневно и растерянно кричал он.
Лицо старика оставалось спокойным, даже добрым.
– Так надо, княжич, – мягко ответил он.
– Но куда Свенельд уехал? Он скоро вернётся?
– Он вернётся только на следующее лето, когда закончится твоё учение.
– Как же так? А вдруг что надобно будет или матушка его пошлёт?
– Он не найдёт дороги. Заклятие я на него положил, – пояснил Велесдар. – До следующего лета про всё забудет – и про тебя, и про эти места, и даже если очень захочет или попросит кто – не сможет вернуться…
– Но почему? – с возмущением и некоторой опаской спросил Святослав.
– Потому что с нынешнего часа у тебя начинается новая жизнь, совсем не похожая на ту, что была в княжеском тереме. А вещи твои, конь и лакомства, которыми баловали стряпухи, – они из той, прошлой жизни, будут тянуть назад к суете и праздности, мешать познавать Тайное.
– Как вещи могут тянуть меня, ежели я их хозяин? – уже не так возмущённо, сколько обиженно возразил малец.
– Порой нам кажется, что мы – владыки вещей, а зачастую случается обратное…
Видя непонимание в глазах отрока, старик спросил:
– Этот красивый узорчатый пояс с золотыми львами и чудный кинжал, чья рукоять украшена дорогими камнями и финифтью, – это твои вещи, ты их полный хозяин?
– Конечно я, а кто же? – гордо выпятил губу Святослав. – Византийские послы, когда делали подношения матушке, вручили сей дар для меня!
– И ты волен сделать с ним всё что угодно? Малец кивнул, серьёзно глядя на старика.
– Тогда возьми пояс вместе с кинжалом и брось в реку, – неожиданно предложил волхв.
Святослав некоторое время оторопело смотрел на кудесника, – может, шутит? Но тот смотрел так серьёзно и выжидательно, что под этим пристальным взором княжич медленно отстегнул пояс с ножнами, который был и вправду красив. Но особенно нравился кинжал, который делал его немного похожим на настоящего воина, вселяя уверенность своей тяжестью и острым блестящим лезвием. И теперь вдруг взять всё это и выбросить?! На лице Святослава отразилась растерянность и внутренняя борьба. Он невольно прижал ножны к груди, как бы защищая их от посягательства.
– Вот видишь, – с лёгкой укоризной сказал Велесдар и, повернувшись, зашагал по направлению к Священному дубу. Остановившись под ним, прикоснулся к шероховатой поверхности ствола и стал вполголоса что-то бормотать, наверное, молитву. – Пойдём! – спустя некоторое время уже громко позвал он, сворачивая на звериную тропу, уводящую в лес.
Святослав посмотрел на уходящего волхва, на потемневшую воду реки, на зажатый в руке пояс с кинжалом. Потом зажмурился, швырнул любимый кинжал в воду и, не оглядываясь, побежал догонять старика.
Велесдар повернулся к нему:
– Ну как, почувствовал власть вещей?
Отрок промолчал, и они зашагали по узкой, едва приметной тропе, которая совсем терялась в наступающих сумерках. Сухой валежник и лапы деревьев то и дело хватали за одежду. Красивая шёлковая рубашка цеплялась за каждый сучок и ветку, загнутые носки изящных сапожек попадали в ловчие петли корневищ. Святослав, как ни старался идти осторожно, несколько раз оступался и падал, оцарапав лицо и руки. И как это Велесдар не оступается, видит, что ли, в темноте или землю чует босыми ногами? – удивлялся отрок, стараясь следовать по стопам волхва. Какие-то звуки и шорохи слышались вокруг, заставляя сердце сжиматься от страха. Темнота сгустилась настолько, что продираться приходилось теперь почти наугад. Святослав взмок и устал, ему стало казаться, что этот путь сквозь лесную чащу не закончится никогда. Будто угадав его мысли, старик остановился, и они присели на какую-то корягу.
– Тяжко идти? – спросил Велесдар.
Святослав только шумно сопел, не желая признаваться в слабости.
– Жалко кинжала? – опять спросил волхв, будто заглянул в душу. – Да, чем красивее вещь, тем крепче она к себе привораживает, тем труднее избавиться от её власти… Хочешь, я тебе одну байку расскажу, – неожиданно предложил ведун.
– Расскажи! – повеселел Святослав.
– Было это в глубокой древности, когда Пращуры наши ещё землю не пахали и пашницу не сеяли. Гоняли себе скот по степям – коров, быков, коз, овец и коней, молоком-мясом кормились да степными травами, а зерно выменивали на кожи, сало и овечью шерсть.
Науки тогда особой не ведали, грамота невелика была, – что надо, на чурку резали, и того для дела хватало. Жили просто, зато скот свой знали, как кудесник книгу, лечить умели, выхаживать, умели драться, защищая своё добро и семьи, и друг другу всегда говорили лишь правду. Никто не ведал тогда лжи, зависти, коварства, обмана. Слушались старейшин, которых выбирали, почитали Дедов, уважали Баб, берегли детей, помогали слабым. И всякому, кто приходил с миром, давали Пращуры есть-пить и место у костра, ночлег и помощь, ежели требовалось. А всяких воров, что на стада зарились, отважно изгоняли прочь.
И был старейшиной того рода Усила по прозвищу Добрый, потому как незлобивый характер имел. Он, как и все его люди, спал в телеге на сене, накрывшись попоной. А ночью вставал и шёл проверять дозоры, – и горе тогда тем, кто уснул в траве! Усила своим толстым кием так огреет, что надолго запомнится, стражник – он ведь за всех в ответе, проспит, не уследит – быть беде!
На Заре вставали Пращуры, умывались студёной водой, молились на восток и богов славили. И приходил к ним бог, как простой старец в свитке, говорил с людьми, подсказывал. А люди те в простоте своей думали, что это старый дед с ними речь ведёт. Отвечали ему с уважением, а потом видели, как он улетал в небо ясным соколом, а то быстрой ланью скрывался в траве.
И давали боги приумножение скота и добра всякого, что для жизни надобно. Но и лишнего не давали им боги, потому как от лишнего человек растрачивается, от лишнего жена портится, сыны гуляют, работу бросают, дочки расходятся по чужим людям, и от лишнего человек остаётся один сам с собой, всем лишний.
Так жили Пращуры небогатой, но радостной и вольной жизнью.
Но пришли как-то раз чужестранные купцы-гости, стали показывать серебро-злато, украшения всякие, каменья самоцветные, предлагая менять на овчину с говядиной.
Загорелись очи у жены Усилы – Гордыни. Набрала она серебра-злата, стала в косы вплетать, на руках кольца-браслеты носить, тело парчой-бархатом обвивать. А за ней все другие жёны и девицы стали так делать. Мужчины же и юноши начали оружие украшать, конскую сбрую и друг перед другом хвалиться – у кого уздечка красивее или бляха искуснее.
Зависть и гордость поселились в людях, исчезла прежняя простота нравов, и даже Усила Добрый заскучал от такой жизни. А Гордыня между тем мужа подтачивала своими речами, как вода крутой берег: мол, мало у нас серебра-злата, а у соседей вон, рекут, большие богатства есть, и ежели их отобрать, всем хватило бы, а Усилу за то ещё больше величать станут…
Не утерпел Усила, приказал готовиться к войне. Пошла тогда ещё худшая жизнь – вместо того, чтоб смотреть за скотом и выполнять каждодневную работу, надо было кузницы ставить, ковать пики, мечи, ножи и идти на войну посреди лета. А соседний старейшина прознал, что Усила на него идти собирается, и тоже велел оружие делать, запасы копить и упражняться в воинском деле.
