Ознакомительная версия.
Ходкевичу царь тоже писал о том, что мир на определенных условиях возможен.
Тетерину и Курбскому Иван направил оскорбительные грамоты. Он указывал, что Русь по-прежнему готова защищать свои интересы где бы то ни было, несмотря ни на какие козни изменников.
Царь прекрасно ориентировался в складывающейся обстановке. В своих посланиях он намеренно представлялся полководцем, упивавшимся достигнутыми успехами. Стефан Баторий и Ян Ходкевич должны были поверить, что русский царь впал в состояние ослепления от успехов.
– Пусть Баторий думает, что я уверен в своей непобедимости, – сказал он дьяку. – Если государь и полководец отвергает все сомнения в своей непогрешимости, то он почти всегда погибает. Если не телом, то душой. Яркий пример сказанному – крымский хан, испытавший разочарование и позор, явившиеся последствиями излишней самоуверенности.
Дьяк выслушал царя и проговорил:
– Истинно так, государь.
– Грамоты передать Полубенскому и гонцам, которые завтра утром должны будут доставить их адресатам.
Царь отпустил дьяка, почувствовал недомогание и, не раздеваясь, прилег на широкую кровать, устланную ковром. Ему вдруг вспомнилось детство, то время, когда была жива мать. Он гулял с ней по саду, она ласкала сына, расчесывала его непослушные волосы гребешком.
В тот вечер белый царь грустил. Он хотел бы отойти на покой, удалиться в монастырь, но не мог оставить трон в преддверии новых важных событий, связанных с отношениями России и Речи Посполитой. Иван Грозный начал великие дела и должен был завершить их.
Проснувшись, царь вызвал к себе Бельского.
Тот явился тут же, будто всю ночь провел под дверью.
– Утра тебе доброго, государь!
– И тебе, Богдан. Полубенский и гонцы отправлены?
– Да.
– Воеводы на совет собрались?
– Пока не все. От князя Ургина прибыл гонец.
– Да? И что передает Алексей?
– Сообщает, что взял след собаки Кудеяра, но для свободы действий ему нужна особая грамота, иначе часто возникают недоразумения с пограничными дозорами и заставами.
– Прикажи немедля написать! Я поставлю свою печать, и пусть гонец везет ее к князю. Может, он поймает главаря разбойников. Даст Бог, и свижусь я со своим старшим братцем. Мне есть о чем говорить с ним.
– Слушаюсь, государь.
В полдень гонец князя Алексея Дмитриевича Ургина Влас Иворин получил особую грамоту и направился в сторону Тулы. Третьего октября он прибыл в лесной лагерь, расположенный у села Кручина. Встретил его начальник первого отряда Алексей Белый.
Влас соскочил с коня, передал его товарищу, несколько раз присел, потянулся.
– Замаялся я, Алексей. Последний перегон по лесам трудно дался.
– Ничего, молод еще маяться. Грамоту привез?
– А как же! Вот она, с царской печатью, все чин по чину.
– Неужто самого царя видел? – приняв свиток, спросил Белый.
Иворин и хотел бы соврать, да не смог.
– Нет. Царя не видал. Говорил с Богданом Бельским. Он теперь у государя в советниках вместо Малюты Скуратова, говорят, племянник его. Грамоту выписали быстро. Утром я прибыл в ливонский замок, к обеду получил свиток. Коня свежего дали, наказали возвращаться да изловить злодея Кудеяра. А где князь?
– Он сейчас в селе Кручина, за лесом.
– Зачем?
– А вот это уже не твоего ума дело. Выполнил поручение, ступай перекуси да отдыхай, пока время на это есть.
– А что? – поинтересовался Иворин. – В ночь можем двинуться?
– Кто знает? – уклончиво ответил Белый.
– Алексей, так Кудеяр точно засел в урочище Большого камня?
Начальник отряда взглянул на ратника.
– Шел бы ты отдыхать, Влас!
– Понял.
Иворин ушел, а Белый отправился проверять посты.
В это время село Кручина гудело как улей. Как же, поутру туда зашел обоз богатого, известного в округе купца Кузьмы Воропаева. Сам он разместился в доме зажиточного крестьянина Михая Болдина. Его люди охотно показывали сельчанам диковинные товары, привезенные из Москвы.
В этой кутерьме Алексей Ургин проехал во двор Болдина незаметно и вошел в дом. В светлице купец и крестьянин заканчивали трапезу.
– Здоровья вам, люди добрые!
– И тебе того же, – ответил Болдин, подозрительно сощурив глаза. – Кто таков будешь? По одежке видно, что происхождения ты знатного, но платье можно любое надеть.
– Я князь Алексей Дмитриевич Ургин, воевода особой государевой дружины.
Купец и крестьянин переглянулись.
– Вот как? – смягчив тон, воскликнул Болдин. – О роде Ургиных и мы слышали. Только, прости, князь, чем докажешь, что ты тот, кем представился?
Ургин достал грамоту, полученную еще в Москве.
Неграмотный Болдин отдал свиток Воропаеву.
Купец ознакомился с грамотой, поднялся, поклонился.
– Я хоть и не хозяин в этом доме, но прошу к столу, князь.
Болдин понял, что перед ним и на самом деле вельможа, приближенный к самому царю, засуетился.
– Да, князь, проходи. Вот и место тебе почетное. Прикажешь подать кушанья, мед?
– Нет, – ответил Ургин, присев за стол. – Как зовут-то тебя?
– Михай, князь. Фамилия наша не знатная, так и произносить ее не след.
– Ты, Михай, пройдись-ка по селу, посмотри, как обоз обустраивается. Да и своих дел у тебя, наверное, полно. Нам с купцом надо поговорить наедине.
– Уж чего-чего, а дел у хозяина хватает. Сейчас дочка приберется, и говорите, сколько будет угодно. Понадоблюсь, работника, который у сарая дрова колет, пошлите. Он меня найдет.
– Хорошо.
Дочь Болдина, здоровая, румяная девица, с интересом и каким-то задором взглянула на знатного гостя, убрала со стола чашки, ложки. У дверей светлицы она обернулась и улыбнулась князю.
Ургин заметил это, но спокойно обратился к Воропаеву:
– Слыхал, удачно ты торговал на Москве, Кузьма?
– Грех жаловаться, князь. Редкий случай, когда весь свой товар выгодно продал и закупил заморский у немчинов.
– А известно ли тебе, что в этих краях месяц назад объявился Кудеяр со своей шайкой?
– Слыхал о том, но держу за сплетни. Разве стал бы Кудеяр четыре недели сиднем сидеть? Села здесь богатые, взять есть что.
– Там крестьян много, отпор получить можно, а вот обозы – другое дело.
– Мало ли их прошло тут за этот месяц? У меня мужики крепкие, вооруженные, даже пищали имеются.
– Не пугаешься, значит, Кудеяра?
– Не боится врага только тот, кто лишен разума. Опасаюсь, конечно, но угрозы покуда не вижу.
– А когда увидишь, поздно будет. У тебя сколько мужиков?
– Тридцать, – не без гордости ответил купец. – Десять в конной охране.
Ему было чем гордиться. Не всякий купец мог содержать такой отряд для сопровождения своего товара.
– Тридцать, – повторил Ургин. – А у Кудеяра не менее шестидесяти разбойников. У них руки по локоть в крови таких купцов, как ты, да обозных мужиков.
Воропаев расстегнул ворот рубахи, взглянул на Ургина.
– Что-то я не пойму, князь, к чему ты о разбойниках заговорил.
Алексей кивнул.
– Отвечу. Думается мне, что Кудеяр не пропустит твой обоз.
– А чего ты меня стращаешь? Если знаешь, где засел разбойник, то веди на него свою дружину да разбей наголову. Чего меня-то в это дело вовлекать? Я человек маленький, торгую потихоньку. Мое дело – дешево купить, дорого продать. Твое – воевать. Или я не прав, князь?
Ургин вздохнул.
– Да прав ты, Кузьма. Но я уже сколько лет гоняюсь за Кудеяром, а прищемить его не могу. Уходит, собака. А все почему? Потому что мы на виду. Как ни хоронись по лесам, а к поселениям выходить приходится. Находятся люди, которые предупреждают Кудеяра о приближении дружины. Тот сразу меняет стоянку, прячется в недоступных местах, известных только ему. Если я сейчас приведу дружину к урочищу Большого камня, то в лучшем случае найдут там кострище, залитое водой.
– Ты что, хочешь, чтобы я выступил в качестве приманки, этакой мелкой рыбешки для большой щуки?
– Примерно так. И это, купец в наших общих интересах.
– Нет! – отказался Воропаев. – Ты, конечно, человек военный, знатного рода, с государем знакомый, но и я не простой мужик. На таких, как я, можно сказать, Русь держится. В твои игры я играть не собираюсь. Чего ради я должен подставлять свой товар под разбойника? А если ты опоздаешь или Кудеяр окажется хитрее, то мне не только товара, но и головы своей не видать. Разбойники – лихие ребята. Особливо те, что у Кудеяра. Ты сам сказал, что уже сколько годков гоняешься за ним, а поймать не можешь. Почему уверен, что сейчас получится? Нет, князь, я не согласен на твои условия, а подчиняться тебе безоговорочно не обязан. Ты прости меня, но своя рубашка к телу ближе.
– Я не собираюсь подставлять твой обоз, хочу только заменить в нем твоих людей на своих. Они сладят с разбойниками, коли те решатся на грабеж.
– Ага! А я после забот твоих ратников половины товара не досчитаюсь, да?
– Не смей, купец! – резко повысил голос князь Ургин. – Все мои люди стояли за Москву, потеряли семьи, нажитое добро. Это на них, а не на таких, как ты, Русь держится. Понял меня?
Ознакомительная версия.
