у беглецов позади.
Дорога, как им сказал хозяин, углублялась в густой еловый лес, в котором лишь изредка попадались одиночные лиственные деревья.
Тадеуш и Людовика оставили этот лес за собой; дорога извивалась большой дугой по равнине, на которой можно было видеть несколько разбросанных деревушек. Непосредственно возле дороги стояла группа старых буков, под тенью которых расстилался мягкий ковёр мха.
— Посмотри сюда, моя возлюбленная! — сказал Костюшко. — Какое тут великолепное место! Оно подобно храму счастливого покоя. Отдохнём здесь, потому что и мы нуждаемся в подкреплении, а друзья снабдили меня кое-чем, чтобы нам не терпеть нужды.
Людовика испуганно уставилась на равнину.
— Посмотри, что там, мой друг! — сказала она, — посмотри!
Она указала рукой на одно место, которое было ясно видно на дороге, тянувшейся через поля.
Костюшко стал глядеть в указанном ею направлении, заслонив глаза рукою от ослепительных лучей утреннего солнца.
— Ты думаешь о тех всадниках, которые виднеются там на дороге? — спросил он.
— Да, мой друг, — дрожа, сказала Людовика, — это казаки; я узнаю их по их коням и копьям, блестящим на солнце. О, Боже мой, — заплакала она, — как я была права!
— Чего ты их боишься? — улыбаясь, произнёс Костюшко. — Это — один из патрулей, которые часто разъезжают по стране, чтобы перевозить известия от одного гарнизона к другому.
— Нет, это — казаки императрицы, посланные по нашему пути, — возразила Людовика, — О, посмотри же, посмотри же! Кажется, и они заметили нас... ведь они останавливаются...
— Они наверно раздумывают о том, по какой дороге им ехать, — произнёс Костюшко, всё ещё улыбаясь страху своей возлюбленной. — Патрули, спокойно разъезжающие по стране, не пугают меня; то, чего мы должны бояться, лежит позади нас; это — наши преследователи из Могилёва, а мы уже давно свернули с дороги. Нас будут искать по направлению к Пруссии, здесь же нас никто не подозревает. Но если ты боишься встретиться с теми казаками, то тем более нам следует отдохнуть здесь; а тем временем они там свернут на просёлочную дорогу, по направлению к ближайшему городу. Пожалуй, лучше и осторожнее избегать всякой встречи.
Людовика, дрожа, склонила головку и последовала за Костюшко, который свернул с дороги в лес.
Под буками около дороги он соскочил с седла, снял Людовику с коня и разнуздал животных, чтобы дать им попастись на свежей лужайке, предварительно привязав их за поводья к ветвям бука.
Он снял со своей лошади две так называемые лишки — узкие, гладкие корзины, которые в то время употребляли в Польше во время путешествий и которые и теперь польские крестьяне привязывают к сёдлам, когда едут в город на базар. В этих корзинах были несколько бутылок венгерского вина, холодная дичь, хлеб и яйца. Костюшко разложил всё это на траве и принялся весело угощать Людовику этим скромным завтраком.
Молодая девушка была очень утомлена и нуждалась в подкреплении. Глоток крепкого вина и несколько кусков холодной закуски подкрепили её и возвратили ей физические силы, а также мужество и надежды, так что уже вскоре она улыбалась, слушая Костюшко, а он, несмотря на собственное беспокойство, с которым он едва совладал, старался развеселить и успокоить её. Таким образом всё должно было радостно настраивать молодое сердце и наполнять его надеждой. Местечко дышало тишиной и миром под тенью буков, зелёные верхушки которых изредка пропускали золотистые дрожащие и играющие лучи солнца. Здесь, среди этой прекрасной, мирной, неосквернённой природы, молодые люди, сидя вдвоём на нежном, мягком ковре из мха, унеслись далеко от всех дел и забот мира; голубое небо отражалось в их горевших счастьем глазах, а уста тихо шептали слова любви, как будто хотели скрыть свою сладкую тайну даже от лесных эльфов.
Но, как ни была очаровательна эта стоянка, Костюшко всё-таки стал понуждать к отъезду; хотя он и знал, что необходимо беречь силы лошадей и их самих, но также признавал необходимость продолжать бегство, не останавливаясь без надобности, чтобы скорее достичь спасительной границы.
— Наши кони подкрепились, — сказал он, — мы можем теперь сделать большое расстояние, прежде чем понадобится снова остановиться для отдыха.
Он тщательно уложил опять весь запас в обе лишки, взнуздал коней и поднял Людовику на седло.
Когда они выехали из лесной тени, молодая девушка вздрогнула и, остановив коня, воскликнула:
— Посмотри, друг мой! те два казака всё ещё там, где мы их сначала увидали; они остановились на большой дороге. Боже мой, что это значит?
— Во всяком случае ничего, что касалось бы нас, — спокойно сказал Костюшко. — Будем спокойно продолжать свой путь; нам надо ехать вперёд. Эти казаки, едущие нам навстречу, право, не опасны для нас. Проедем мимо них, и ты увидишь, что они не обратят на нас и внимания!
Он пустил своего коня лёгкой рысью, — точно так же, наверно поехал бы всякий молодой всадник, беспечно разъезжающий по стране.
Людовика последовала за ним, и её беспокойство стало проходить, когда она увидала, что оба казака, к которым они приближались, спокойно стояли на дороге и, по-видимому, мирно беседовали между собою.
— Они, должно быть, ждут своих товарищей, — сказал Костюшко, — или же назначили на этом месте свидание, чтобы встретиться здесь с другим патрулём и передать какое-либо послание.
Они всё ближе подъезжали к казакам, но те не двигались.
Вот они уже оказались от казаков в нескольких шагах. Костюшко поворотил своего коня в сторону, чтобы сначала объехать их, но в этот момент один из казаков, отдав честь, коротко сказал:
— Стой, барин!
Костюшко вздрогнул. Людовика, ехавшая вплотную рядом с ним, схватила его руку, как бы ища помощи. Но тотчас же Костюшко спокойно, с гордым взором спросил:
— Чего тебе надо, казак?
— Простите, барин, что я останавливаю вас, — сказал солдат, — но таков приказ!
— Приказ? от кого? — спросил Костюшко.
— От коменданта Минска, который вчера поздно вечером выслал нас, чтобы объехать здесь все окрестности.
— И кого же вы должны здесь искать? — спросил Костюшко, осторожно кладя правую руку на один из своих пистолетов, находившихся в седле.
— Мы должны найти господина и даму, едущих верхами; описание подходит к вам и этой прекрасной даме!
— И всё же вы ошибаетесь! — слегка дрожащим голосом сказал Костюшко, — эта дама и я едем к князю Сапеге, и никто на свете не имеет права
