Жардин-младшей, а не из наших.
Специалист от Комиссариу приезжает быстро, упаковывает по всей форме ставшую серой от слоев пыли недавно черную бархотку и уезжает. Сам полицейский комиссар тем временем присылает несколько фото с голосовым сообщением, что после того, как мы с Лушкой «достали его своей бархоткой», он запросил фото от всех, кто присутствовал около бассейна в момент, когда Каталину пытались откачать. И многие свои фото ему прислали, один лишь внук британского адмирала штук сто, наверное, отправил, только Комиссариу посмотреть их было некогда.
— У моей бабушки было одно фото на ее крестинах, пять на свадьбе, по одному на рождение детей и потом снимок на ее похоронах — тогда любили похороны снимать! А у этих за минуту больше фотографий, чем у моих бабушки и матери за всю их жизнь!
Комиссариу списывает на молодежь тот факт, что не посмотрел все фотографии сразу после получения. Теперь же на первой из присланных им фотографий чуть нерезко, но достаточно отчетливо видно, как на дальнем плане — внук Адмирала Кинга снимал со своего балкона — Жардин-младшей протягивают что-то темное. Кто протягивает, не видно, какое-то легкое пятно, перекрытое стоящими спинами к снимающему внуку адмирала его деда Кинга и Мануэлы. На втором фото почти такая же композиция, только видно, что дочка богатой Марии прячет это что-то в карман пляжных шорт. А на третьем фото дед-адмирал отходит в сторону — ровно в эту минуту он подходил ближе, подтверждая мои слова, что делать искусственное дыхание бесполезно, и становится понятно, что легкое пятно, которое он перекрывал, это парео продюсера Розы. Которая на этом и следующих трех фото разгибается от тела Каталины, якобы вняв словам адмирала. А на деле уже сделав то, для чего это представление с искусственным дыханием и затеяла, — на последнем фото бархотки на шее мертвой женщины уже нет.
— Кто это? — спрашивает заглянувшая через плечо Даля, закончившая свои неприятные разговоры с кураторами выставки в Лиссабоне, спустившаяся в холл первого этажа, где стоим мы с Мануэлой, но не успевшая пройти к бассейну, где мы должны встретиться с Паниным.
— Роза, соседка из блока «А», которая представляется кинопродюсером, но сеньора Мануэла сомневается.
— Из нее продюсерша, как из меня… — не продолжает консьержка, но момент принизить постоялицу не упускает. — Максимум гримерша. Или костюмерша.
— Где-то я ее видела, — хмурит лоб дочка. — Совсем недавно где-то видела. Такой бюст не забудешь.
Разворачивается, чтобы пойти к бассейну.
— Даля! — окликаю я, чтобы предупредить ее об особом бэкграунде явившегося по ее душу Панина. Но дочка останавливает жестом — подожди-подожди, не спугни!
— Вспомнила! В Лиссабоне ее заметила. Та копалась в мусоре на небольшой улочке недалеко от Pracca do Comercio.
— В мусоре?! — восклицает Мануэла. — Матерь Божья! Я, конечно, подозреваю, что она не продюсер, но чтобы копаться в мусоре, владея апартаментами в «Барракуде»! Право ваше, быть такого не может!
— В мусоре, — уверенно повторяет дочка. — Копалась в мусорных баках. Потом сидела на скамейке, к ней слетались голуби, она им найденный в баках хлеб крошила, а чайки налетали и у голубей его отбирали. Голуби по ее скамейке ходили, даже на шляпу ей садились, а она что-то в тетрадке записывала, я еще подумала, бомжиха сегодняшний улов считает. Так и сидела на скамейке все время, пока я с Фабио Жар… с одним типом переговоры вела, мы за столиком на улице сидели. Сейчас покажу — я сделала вид, что снимаю селфи, и ее сняла, так эта бомжиха с большой грудью и с чайками меня удивила.
Дочка листает фото в своем телефоне. Прав Комиссариу, у этого поколения за час фотографий больше, чем у их предков за всю жизнь.
— Она, — то ли спрашивает, то ли утверждает Даля, протягивая телефон нам с Мануэлой.
Да, дама в парео. Только на далиных фото она в замызганных штанах и не менее старой и грязной, плохо скрывающей ее обширный бюст майке, в прохудившейся соломенной шляпе, на которой действительно сидит голубь — как он на ее бюст не нагадил, или нагадил? Пишет что-то в тетрадке. Вся обставленная-обложенная пакетами и мешками с мусором — какие-то недопитые бутылки, обкусанные и выброшенные сэндвичи, какие-то рваные пледы не первой свежести, как и все остальное, — ароматы мусорных баков просто в нос шибают даже с фото. На улице к такой по доброй воле не подойдешь.
— Santo Deus! Спаси, Господи! Роза! — Мануэла, совершенно пораженная, смотрит на фото. У дочки на телефоне их тоже несколько. Консьержка перелистывает, убеждаясь, что не ошиблась. Но ошибиться сложно, современные телефоны отлично снимают даже на расстоянии.
Прошу Комиссариу повторить его слова, что кто-то, кто заметает следы, намерен убрать всех свидетелей и пособников, и что этот кто-то все еще в «Барракуде»! Повторяет.
— Хорошее дело! — Мануэла подвизгивает. — Нужно увольняться!
Консьержка явно хитрит. Глаза у нее блестят, волнение ей к лицу. И разговоров с подругами и домочадцами после таких детективных историй на несколько лет хватит. И того и гляди пресса разнюхает, телевидение! Интервью брать начнут, а то и на ток-шоу в студию пригласят!
— Увольняться! Или требовать у управляющего прибавки жалованья.
Это уже точнее. Прибавки Мануэла точно может потребовать.
— И что же ваша владелица дорогих апартаментов на берегу океана делает в таком виде? — Даля протягивает свой телефон с фотографиями полицейскому комиссару, и уже не одна, а сразу две брови того взлетают вверх.
Действительно, что может делать состоятельная немолодая женщина, представляющаяся кинопродюсером в центре своей столицы, в таком виде? На съемки фильма не похоже — ни камер, ни осветительных приборов, ни обычно многочисленной съемочной группы вокруг скамейки на фото не заметно, да и не актрисой она представляется, а кинопродюсером. И вряд ли аналог программы «Розыгрыш» так снимают.
— Роза Перейру? Все еще в деле?
Спустившийся к бассейну в назначенное время и не заставший там нас Гэбэшник зашел в холл первого этажа. И, заглянув через плечо в телефон дочери, произносит это по-русски. Но что oligarkh из пентхауса узнал даму с внушительным бюстом по фото в виде бомжихи, и полицейский комиссар, и консьержка понимают без перевода.
— Знаете сеньору Перейру?!
— Как?
— Откуда?!
— В середине восьмидесятых вместе операцию проводили, — спокойно отвечает наш Гэбэшник. — Сеньора Перейру — один из лучших агентов ПИДЕ. Была.
Двадцать четвертое апреля (продолжение)
Эва
Лиссабон. 24 апреля 1974 года
21:30
Мать успевает отругать за распахнутую дверь, за разбитые ноги и порванные чулки — приличные женщины так за порог не выходят.
Эва пытается
