Конн Иггульден - Кости холмов

Арслан кивал, предпочитая разглядывать Чингиса, вместо того чтобы внимательно слушать о том, что было ему безразлично. Он ответил на зов Чингиса, потому что знал, что хан не призвал бы его без достаточных на то оснований. Арслану еще предстояло понять, почему города так внезапно начали привлекать его друга. Два дня Чингис водил старого воина по Самарканду, много говорил, но тот заметил внутреннее напряжение хана.

Для жены Арслана выделили покои во дворце. Женщина была совершенно поражена огромными ванными, и, кроме того, Чингис прислал ей китайских рабынь. Арслан с интересом заметил, что жены самого хана продолжали жить в своих юртах за пределами города.

На третий день около полудня Чингис остановился возле одного из городских рынков, присев вместе с Арсланом на старую скамью. Возле прилавков суетился народ, торговцы нервничали в присутствии монголов. Однако хан и его друг чувствовали себя непринужденно, отмахиваясь от тех, кто предлагал им фрукты, соленый хлеб или мясо.

– Самарканд – удивительный город, Чингис, – начал Арслан. – Но раньше тебя не интересовали города. Я заметил, как ты смотришь на улус всякий раз, когда мы поднимаемся на стены. Кажется, ты не задержишься здесь надолго. Скажи, почему же тогда я должен остаться?

Чингис спрятал улыбку. С течением лет старый воин не утратил своей проницательности.

– Некоторое время назад я думал, что завоевываю города для моего народа, Арслан. Что это наше будущее. – Чингис покачал головой. – Но это не так. Во всяком случае, не для меня. Да, это место не лишено красоты. Возможно, Самарканд – самое очаровательное крысиное гнездышко, какое я видел. Мне казалось, что если только я пойму, как тут все устроено, то смогу править из города и провести остаток дней на покое, пока мои сыновья и внуки завоевывают новые земли. – Чингис вздрогнул, словно дуновение холодного ветерка коснулось его кожи. – Я не смогу. Если ты такого же мнения, то можешь вернуться в степи. Ты получишь мое благословение. А я разрушу Самарканд и отправлюсь дальше.

Арслан огляделся вокруг. Ему не нравилось находиться среди шумной толпы. Люди были повсюду. Их близость казалась враждебной человеку, который большую часть своей жизни провел на просторных равнинах вместе с сыном или только с женой. Арслан полагал, что Самарканд не годится для воина, но это вполне подходящее место для старика. Он не сомневался, что его жена думает так же. Арслан не был уверен в том, что когда-нибудь сможет привыкнуть к этому месту, но чувствовал, что Чингис пытается чего-то достигнуть, и старался его понять.

– Когда– то ты думал только о том, чтобы разрушать города, – наконец произнес Арслан.

– Тогда я был моложе, – ответил Чингис. – Я считал, что мужчина может потратить лучшие годы на войну с врагами и потом умереть, познав и страх, и любовь. – Хан усмехнулся. – Я и сейчас так считаю, но, когда я уйду, города возродятся и забудут обо мне.

Слова великого хана, которого Арслан знал еще ребенком, удивили его.

– Что все это значит? – недоверчиво спросил он. – Ты, должно быть, наслушался Тэмуге. Это он все время болтает о необходимости каких-то хроник для истории.

Чингис рассек воздух взмахом руки, недовольный ходом их беседы.

– Нет, я говорю это от себя. Я воевал всю свою жизнь и буду воевать снова, пока не состарюсь и не одряхлею. Тогда мои сыновья будут править огромными землями, и их сыновья после них. Мы вместе шли этим путем, Арслан, когда Илак правил Волками, а у меня не было ничего, и только ненависть поддерживала мои силы. – Хан видел недопонимание Арслана, а потому, старательно подбирая слова, чтобы озвучить свои пока еще смутные мысли, продолжил: – Жителям этого города не надо охотиться, чтобы прокормить себя, Арслан. Они живут дольше нас, и жизнь у них легче, чем наша, это правда, но в ней самой нет ничего дурного.

Арслан фыркнул, перебив хана. Он как будто забыл, с кем говорит. Уже давно никто, даже ближайшие родственники, не смели прерывать речь Чингиса.

– Пока не приходим мы, чтобы убивать их правителей и шахов и разрушать стены, – заявил Арслан. – Ты же сам показал слабость городов, а теперь готов их защищать? Может, поставишь себе статую вроде тех, что красуются у городских стен? Тогда каждый прохожий сможет посмотреть на каменное лицо и сказать: «Вот таким был Чингис». Ты этого хочешь?

Пока Арслан говорил, хан сидел очень спокойно, молча барабаня пальцами правой руки по деревянной скамье. Старый воин ощущал исходившую от Чингиса опасность, но никого не боялся и никому не позволял себя запугать.

– Все люди смертны, Чингис. Все. Задумайся об этом хотя бы на миг. Никто из нас не помнит больше двух поколений своих предков. – Арслан поднял руку, едва Чингис раскрыл рот, чтобы ему возразить. – О да, я знаю, мы вспоминаем у костра имена великих ханов, и у китайцев есть библиотеки, где хранятся записи за тысячи лет. И что с того? Думаешь, покойникам легче оттого, что кто-то произносит вслух их имена? Им все равно, Чингис. Их больше нет. Единственное, что имеет значение, это то, что они делали при жизни.

Во время речи Арслана Чингис медленно кивал. Это нравилось ему больше, чем если бы тот снова принялся давать советы. Чингис на время заблудился в своих мечтаниях о городах. Своей речью Арслан будто вылил ушат холодной воды на его грезы, но хану это было приятно. Слушая голос старого друга, Чингис снова чувствовал себя молодым, когда все в жизни кажется проще.

– Когда ты боишься и ничего не делаешь, тогда это имеет значение, – продолжал Арслан. – Мужчины погибают, если считают себя трусами. Важно, как ты воспитываешь сыновей и дочерей. Жена, которая согревает тебя по ночам. Радость, которую ты получаешь от жизни, удовольствие от крепкого питья, беседа с друзьями – все это имеет значение. Но когда ты становишься прахом, другие идут без тебя. Оставь все как есть, Чингис, и обрети покой.

Чингис улыбался дерзкому тону.

– Я так понимаю, мой старый приятель, что править Самаркандом от моего имени ты не будешь.

– Отчего же, – покачал головой Арслан, – я приму твое предложение, но не для того, чтобы остаться в памяти. Я приму его потому, что эти старые кости устали спать на жесткой земле. Моей жене нравится тут, и я хочу, чтобы она была счастлива. Это веские причины, Чингис. Мужу всегда стоит позаботиться о том, чтобы угодить жене.

– Не пойму, в какую игру ты играешь, – ухмыльнулся Чингис.

– Ни в какую, Чингис, я уже слишком стар для игр. Я уже слишком стар даже для своей жены, но это сегодня не важно.

Хан похлопал его по плечу и поднялся. Он хотел было помочь Арслану встать со скамьи и уже протянул руку, но убрал ее в тот самый момент, когда старый воин был готов принять помощь.

– Я оставлю тебе пять тысяч воинов. Можешь сровнять полгорода с землей, чтобы построить казармы. Только не позволяй людям расслабляться.

При этой мысли Арслан скривил отвратительную гримасу, и Чингис улыбнулся.

Чингис скакал через торговые ряды, направляясь к главным воротам Самарканда. Одной мысли о новом походе вместе с племенами и туменами было достаточно, чтобы отбросить прочь давящее чувство, которое угнетало хана внутри городских стен. Зима снова пришла в земли хорезмшахов, хотя еще выпадали и теплые дни. Ведя коня по мощеной дороге, Чингис случайно сорвал болячку с руки. Как здорово будет снова помчаться по тучной траве. Восемь туменов ожидали его за городом, выстроенные в боевом порядке на полях вокруг Самарканда. Мальчики, достигшие четырнадцати лет, встали в строй, заменив тех, кто выбыл, и Чингис нашел пять тысяч добрых воинов для Арслана.

Позади туменов юрты уже уложили на телеги, и люди снова были готовы отправиться в путь. Хотя хан еще не знал сам, куда поведет их. Это не имело значения. Приближаясь к воротам под лучами зимнего солнца, Чингис вспоминал старый принцип кочевников. От других их отличало то, что выживание требовало от них постоянного движения. Жизнь племен шла своим чередом, стояли ли они лагерем на солнечном берегу реки, или осаждали вражеский город, или пережидали суровую зиму. Чингис упустил это из виду, пока жил в Самарканде, но Арслан помог ему привести мысли в порядок.

Толпы горожан пятились назад от того, кто мог забрать жизнь у любого из них. Но Чингис едва ли замечал их лица. Подъезжая к воротам, он смотрел сквозь их просвет на ряды своих воинов.

Совершенно неожиданно лошадь дернулась, и Чингиса резко тряхнуло вперед. Он едва успел заметить, как из толпы выскочил человек и схватил кожаные ремни, прикрепленные к удилам. Одним сильным рывком он развернул морду коня и остановил его. Телохранители хана тотчас обнажили клинки и раскрыли рты, чтобы предупредить его, но Чингис слишком медленно поворачивал голову и не видел, как второй нападавший – безбородый юнец, – пронзительно крича, подскочил к нему с другой стороны. В руках юноши блеснул нож, который он попытался просунуть под доспехи хана.