паши и визири нарочно выбрали такого человека, при котором им будет легче и сытнее жить, принеся в жертву своему брюху славу государства?.. Полное горечи письмо брату уже давно лежало у него за пазухой, сжигая огнем его пылкую душу — он хотел передать его при случае, как только судьба поможет ему очутиться у — кто бы мог подумать! — у злейших врагов османов, то есть у рыцарей-иоаннитов.
Каждое слово послания было пропитано горечью и желчью… "Великий падишах Зизим великому падишаху Баязиду, своему бесчеловечному брату. Аллах и наш великий Пророк — да благословит его Аллах и приветствует — свидетели постыдной необходимости обрести убежище у христиан, к которой ты меня принудил. Отстранив меня от престола, на который я имею все права, ты гнал меня из страны в страну и не имел покоя, пока не заставил меня ради спасения жизни искать приюта у рыцарей Родоса — непримиримых врагов нашего правящего дома. Если бы великий падишах Мехмед, отец наш, мог предвидеть, как ты таким образом осквернишь почтенное имя османов, он удавил бы тебя своими собственными руками; но надеюсь, поскольку он отошел в иной мир, небеса сами покарают тебя за жестокость, я же желаю жить только для того, чтоб узреть твое наказание".
Говорят, Баязид плакал, получив это письмо. Слезы, конечно, были крокодиловы, потому что все последующие годы проходили в беспрестанных попытках султана устранить брата — что в конце концов ему удалось в 1495 году, либо так сама судьба решила.
Пока же она хранила Зизима, скрывавшегося от воинов брата, как лис от гончих. Вестей от своих посланников не было, и это удручало. Лодочник, конечно, был верный человек, только редко какая верность простирается далее мешка с золотом или снятия кожи заживо. Добывая еду, тот употреблял все возможные способы конспирации, постоянно проверяя, не увязалась ли за ним слежка, а потом первый же был вынужден пробовать еду и питье во избежание попытки отравления… Часы казались днями, а дни — годами.
Прибой гулкими ударами отдавался в голове принца и, казалось, готов уже свести с ума. Кто только ни побывал на этом берегу до несчастного сына Мехмеда! Кого только ни видели эти седые Таврские горы и это изумрудное море… Бесстрашный стратег Кимон Афинский терзал там персов, как коршун кур, Александр Македонский совершал свой знаменитый памфилийский поход, освобождая местные греческие города от власти персов. Наследники его империи — диадохи — рвали друг у друга эти земли, словно оголодавшие псы брошенный им кусок мяса. Консул Сервилий Исаврик и Помпей Великий боролись с киликийскими пиратами. Здесь отдыхала божественная Клеопатра, неспешно направляясь в Тарс к Марку Антонию. Много веков византийцы резались с мусульманами за это побережье, здесь вымирало от голода и болезней христианское воинство Второго крестового похода, и славный король Кипра Петр Первый Лузиньян захватывал Анталию… Теперь здесь турецкий принц ожидал, кто же его найдет первым — заклятые враги, чтобы спасти, или свои подданные-единоверцы, чтобы убить…
Но чу! Какой-то еще шум прибавился к шуму прибоя, когда солнце уже клонилось к закату, сияя отражением в синих волнах. Точно, кони. Зоркими глазами Зизим увидел появившихся вдали сипахов — тяжеловооруженную конницу султана, "государевых сыновей"… Беглец тут же оценил всю опасность своего положения, с одной стороны, но и все его преимущества тоже: бронированной коннице нелегко будет скакать за ним по вязкому морскому песку, обильно усеянному острыми камнями и большими валунами. Можно попробовать успеть сесть в лодку, тем паче, что его еще не заметили. Принц опрометью бросился ко входу в небольшую пещеру, где стояла лодка с мирно спавшим в ней лодочником.
— Сипахи! — выпалил Зизим, и этого было достаточно, чтоб его соратник очнулся. Взяв принца в лодку, начал выгребать наружу.
— Только б не увидали раньше времени… — процедил сквозь зубы лодочник. — Чай, у них и аркебузы есть, и луки…
— Все у них есть. Давай-ка мне одно весло, вместе быстрее выгребем… Аллах милостив, волна небольшая, главное, чтобы отсюда…
Сипахи, действительно, заметили лодку поздновато. Гнать броненосных коней в воду было глупо. Добыча ускользала, оставалось только стрелять.
— О, великий, — обратился лодочник к Зизиму, — давай править вбок — тогда заходящее солнце будет их слепить!
Так и сделали. Грохотали выстрелы аркебуз, свистели стрелы — стрелки "мазали", только пара стрел вонзилась в корму, да квадратный кусок свинца, которым тогда заряжали огнестрельное оружие, выщепил сверху приличный кусок борта.
— Пусть теперь кусают локти… А это отправят братцу! — И Зизим, прикрепив приведенное ранее письмо к стреле, выстрелил из лука в сторону сипахов.
Одна внезапно нахлынувшая опасность миновала, однако положение представлялось безрадостным. В море на лодке долго не поплаваешь — это все до первого хорошего шторма, а сипахи наверняка уже подняли тревогу. Гонцы султана быстры. Долго ли им поднять корабли в Алаийе и Атталии [47]? Весь наличный флот выйдет ловить Зизима.
Так думал он, так же, как выяснилось, думал и его спутник.
— Может, попробовать на Кипр доплыть? — задумчиво предложил тот. — Нас, конечно, там никто не ждет, и мы можем попасть в плен, но, возможно, иоанниты нас выручат, они союзны Кипру. Это ведь не сипахи…
— Не знаю… И здесь оставаться бессмысленно, и мысль с Кипром мне как-то не нравится… Можно было бы пробираться вдоль побережья до Ликии, а там уже недалеко и острова неверных. А по суше — это только нарваться наверняка. Раз уж сипахи здесь, значит, и все прочие.
— Тогда будем плыть к Ликии. От кораблей будем спасаться на суше, от тех же, кто там — на море.
— Глупо ты рассуждаешь… Но умнее ничего нет. Плывем…
Это было 16 июля 1482 года.
Прошла ночь, затем день, потом еще ночь… К берегу не приставали, спали поочередно… Воду экономили, а есть особо и не хотелось. Какой тут аппетит, на пороге смерти!
И вот где-то час спустя после рассвета, вдали показались корабли. Зизим вскочил на ноги, закричал:
— Скорее к берегу! Наверняка это корабли из Атталии! Мы успеем!
Пара села на весла и стала усердно грести носом вперед — да только вот лодочник сказал:
— Нет, великий господин, смотри, если это только не происки шайтана и не злодейский умысел врагов твоих.
Красные знамена с крестами — это не могут быть анталийские корабли. Родосцы, не иначе.
Зизим опустил весло — и верно, он отчетливо различает флаги иоаннитов. Дошли его эмиссары до магистра или нет — уже и не столь важно. Пусть его даже пленят — он потребует встречи с