— Тэмуге давно хотел послать небольшие отряды людей изучать новые земли. Возможно, он прав, и добытые сведения нам пригодятся. По крайней мере, ожидание скрасит скуку этого проклятого места. — Он кивнул своим мыслям. — Я сам подберу людей, они поедут вместе с вами. Мы будем двигаться во всех направлениях.
Силы оставили Чингиса так же неожиданно, как и появились, он закрыл глаза, борясь с головокружением.
— А теперь уходите все, кроме Хачиуна. Собирайте свои тумены, прощайтесь с женами и наложницами. Со мной они будут в безопасности, конечно, если они не слишком соблазнительны.
Чингис слабо улыбнулся, довольный, что сейчас его люди куда увереннее в себе, чем в начале разговора. Когда в юрте остался только Хачиун, хан словно постарел, перестал притворяться, что снова крепок и силен.
— Мне нужно отдохнуть, Хачиун, но не хочу возвращаться в юрту, где пахнет болезнью. Поставь у дверей стражу, чтобы я мог есть и спать здесь. Меня не должны видеть таким.
— Конечно, брат. Может, прислать Бортэ, чтобы она раздела тебя и покормила? Худшее она уже видела.
Чингис пожал плечами, его голос звучал еле слышно.
— Тогда уж присылай обеих жен. Не знаю, как они поладили, но если я предпочту одну другой, перемирие долго не протянется.
Его взгляд потускнел. Встреча с темниками сильно утомила Чингиса, он в изнеможении опустил трясущиеся руки. Хачиун повернулся к двери.
— Как тебе удалось заставить Хасара согласиться, что моим преемником будешь ты? — тихо спросил Чингис.
— Сказал ему, что, если хочет, пусть сам будет ханом, — ответил Хачиун. — Думаю, он испугался.
Шесть дней темники собирали свои тумены, готовились. По сути, каждый тумен представлял собой отряд воинов, только очень большой, в десять тысяч человек. Такой размах требовал четкой организации, и потому Тэмуге и его помощники-калеки с утра до вечера занимались съестными припасами, племенными лошадьми, оружием — все заносили в списки. В кои-то веки командиры не возражали. Впереди их ждали земли, где никто из монголов не бывал. Воины смотрели в сторону, выбранную их темником, мечтали скорее отправиться в путь.
Настроение у тех, кто оставался у стен Яньцзина, было не столь радужное. Пока Чингис болел, Хачиуну пришлось наводить порядок среди племен. Его тактика оказалась на удивление действенной: стоило Хачиуну посмотреть в сторону ханской юрты, как спорщики умолкали. Никто не хотел тревожить Чингиса, мешать ему набираться сил. Он выжил, одного этого было достаточно, чтобы старые ханы растеряли начавшее возвращаться влияние. Тем не менее старый хан олетов потребовал встречи с Чингисом, не думая о последствиях. Хачиун пришел к нему в юрту, и после этой встречи хан олетов больше ни с кем не разговаривал. Его сыновья должны были отправиться на юг с Хасаром, старика ждало одиночество.
Всю предыдущую ночь шел снег, но утром перестал, и небо над Яньцзином было ослепительно синее. Воины выстроились на замерзшей равнине огромными прямоугольниками, ожидая приказов, а их лошади щипали добытую из-под снега траву. Командиры проверяли снаряжение, хотя забывчивых оказалось немного — от того, что воины брали с собой в поход, зачастую зависела их жизнь. Люди смеялись и перешучивались. Они привыкли к кочевой жизни — задержка у Яньцзина изрядно всем надоела. Впереди были другие города, не такие неприступные, как этот, и с каждым туменом ехала дюжина повозок с катапультами. Из-за повозок воины передвигались медленнее, чем могли бы. Впрочем, все помнили осаду Иньчуаня в Западном Ся. Им больше не придется бессильно кричать под крепостными стенами. Нет, теперь они прорвутся через городские ворота и сбросят мелких властителей со сторожевых башен. Повсюду царило веселье, словно в летний праздничный день.
Напоследок Тэмуге выдал каждому темнику по белому, красному и черному шатру. Монголы возликовали, увидев, как свернутые, обвязанные длинными веревками полотнища грузят на повозки. Шатры были свидетельством того, что их войско намерено покорить всех, кто встанет на пути. По праву сильного.
Вместе с туменами Чингис отправил десять групп по двадцать воинов — разведывать новые земли. Поначалу он думал, что эти подразделения будут чем-то вроде дозорных отрядов, однако Тэмуге убедил брата снабдить их повозками с золотом и дорогими дарами. Тэмуге лично поговорил с командирами, объяснил, что их задача — наблюдать, изучать, возможно, подкупать. Тэмуге назвал своих людей посланниками, используя слово, которое услышал много лет назад от Вэня Чао. Брат Чингиса понимал преимущества своего очередного нововведения, хотя мало кто из монголов мог его оценить. Люди, которых он выбрал для этого задания, веселились гораздо меньше своих соплеменников, мечтавших о сокрушительных победах.
Чингис снял повязку. На затянувшейся ране остались желто-черный синяк и толстый струп. Хан глубоко вдохнул холодный воздух, закашлялся, закрыл рот рукой. Его одолевала слабость, но он жалел, что не может отправиться в поход вместе с другими воинами, хотя бы с теми, кому предстояло вести переговоры и шпионить. Он бросил сердитый взгляд в сторону Яньцзина — город расположился на равнине, словно огромная жаба. Цзиньский император сейчас наверняка стоит на крепостной стене, смотрит на странные перемещения людей и лошадей. Хан сплюнул в сторону города. Его жители прятались за спинами воинов, когда те погибали у перевала Барсучья Пасть, а теперь прячутся за высокими стенами. Кто знает, сколько времени они продержатся? У Чингиса испортилось настроение.
— Люди готовы, — сообщил Хачиун, подъехал к хану и спешился. — Тэмуге больше ничего не придумал, чтобы их разозлить, спасибо духам. Ты сам протрубишь в рог?
Чингис посмотрел на отполированный рог, висевший на шее брата, и покачал головой.
— Вначале я попрощаюсь со своими сыновьями, — сказал он. — Приведи их ко мне.
Он показал на расстеленное одеяло, на котором стоял жбан с араком и четыре чаши.
Хачиун кивнул, прыгнул в седло и пустил коня в галоп, через ряды воинов. Ехать за племянниками было довольно далеко — каждый монгол брал с собой по паре запасных лошадей, и в утреннем воздухе разносились храп и ржание огромного табуна.
Чингис терпеливо ждал, когда Хачиун вернется с Джучи, Чагатаем и Угэдэем. Брат подвел к нему сыновей, сам отошел в сторону. Краем глаза Хачиун смотрел на Чингиса, сидевшего на грубом одеяле, скрестив ноги, и троих мальчишек, стоявших перед ним. Хан молча налил каждому сыну огненного напитка, и мальчики взяли чаши в правую руку, по обычаю придерживая локоть левой — чтобы было видно: они не прячут оружие.
Хан окинул сыновей придирчивым взглядом, отметил, как хорошо они держатся. На Джучи были новые доспехи, немного ему великоватые. Чагатай был в старых, тех, которые Чингис подарил ему несколько месяцев назад. Только Угэдэй надел традиционный стеганый халат — дээл. Для десятилетнего мальчика не нашлось кольчуги по размерам даже среди доспехов, которые достались монголам после битвы в ущелье. Младший сын взял чашу арака неохотно, но сделал глоток вместе с братьями, и ни один мускул не дрогнул на его лице.
— Мои волчата, — произнес Чингис, улыбаясь. — К тому времени как я вновь вас увижу, вы станете взрослыми мужчинами. Вы попрощались с матерью?
— Да, — ответил Джучи.
Хан посмотрел на сына и удивился враждебности в его глазах. Разве он, Чингис, заслужил ее?
Бросив на Джучи хмурый взгляд, Чингис обратился ко всем троим:
— С вами не будут обращаться как с ханскими сыновьями. Я попросил об этом ваших темников. Мои сыновья не должны выделяться. Будете скакать вместе с остальными воинами, а когда настанет час битвы, никто не бросится вас спасать только потому, что вы дети хана. Понятно?
Радостное настроение, похоже, покинуло мальчиков, улыбки исчезли с их лиц. Сыновья по очереди кивнули отцу. Джучи осушил чашу, поставил ее на одеяло.
— Вас сделают командирами, только когда докажете, что вы сообразительнее, сильнее и отважнее других воинов, — продолжал Чингис. — Никто не захочет быть под началом у дурака, даже если этот дурак — мой сын. — Он замолчал, дав сыновьям обдумать его слова, посмотрел на Чагатая. — И все же вы мои дети. Я надеюсь, что вы это докажете. Другие воины будут думать о предстоящем сражении или о прошедшем. А вы должны думать о племенах, которые поведете за собой. Надеюсь, что вы отыщете людей, достойных доверия, и завоюете их преданность; что вы будете добиваться повышения, не жалея себя. Если испугаетесь — прячьте свой страх. Его причина со временем исчезнет, и никто не узнает, что вы боитесь. Вас запомнят по тому, как вы себя держите. — Чингису нужно было многое сказать сыновьям. Он радовался, видя, что даже Джучи внимает каждому его слову. Кто научит их править людьми, если не отец? Это его последний долг перед сыновьями, пока они еще не стали взрослыми. — Когда устанете — никому не говорите об этом, и люди подумают, что вы выкованы из железа. Не позволяйте другим воинам высмеивать вас, даже в шутку. Люди часто задирают друг друга, чтобы увидеть, у кого хватит сил противостоять насмешкам. Покажите, что вы не из пугливых. А если вам придется вступить в драку — деритесь.
