Ознакомительная версия.
И поджигать тоже, трудно только первый дом, остальные как-то тянет сжечь невольно.
У небольших городов, какими были болоховские, и посады маленькие, а чаще их нет вовсе. Раскиданы вольно избы на широких дворах неподалеку, чтоб можно было либо до ворот городских добежать, либо до леса.
Резные причелины, любовно изготовленные хозяевами, коньки на крышах, затейливые завитушки у крыльца… и все это шло в огонь! Не одни татары умели любоваться на превращенные в единый костер города, русские тоже. Правда, Русь на время забыла, как поджигают свои же, все татар стереглась. Даниловы ратники напомнили. Заполыхали избы болоховских городов, потянулись беженцы в леса, заголосили бабы, рушилась налаженная жизнь…
Конечно, галицкие не татары, на невольничий рынок не отвезут, но к себе на двор работать заберут, особенно если девка или баба красивая. И еще неизвестно, где хуже – в полоне или у какого боярина на дворе.
Звягель… На этот город Даниил был зол вдвойне, втройне! Болоховские князья всегда выступали против него в борьбе за Галич. Они договорились с татарами о поставке хлеба и проса, и город не был разорен. А еще… в Звягеле погибла Злата, и никто не заступился за нее!
У Даниила сжались кулаки. Звягель должен быть разрушен! Ему повезло в прошлый раз, когда уничтожили другие города, но в этот раз кара не минет!
Первыми к городскому валу подошли дружинники Шварна, Даниил нарочно отправил сына, чтобы тот не позволил уйти никому. Ворота, конечно, заперты, на стенах местная дружина. Вооружение плохое, в основном луки да стрелы. Княжич дал знак, чтобы не совались близко, только окружили город и посмотрели еще ворота. Но Звягель невелик, ворота всего одни. Что ж, так проще.
Завидев малое число дружинников Шварна, горожане принялись дразниться со стен. У Шварна руки чесались перебить всех, но он хорошо понимал, что придется ждать подхода если не Миндовга, то хотя бы отца, встреча меж всеми была назначена именно подле этого города. Княжич не уходил, и до жителей стало доходить, что он кого-то ждет, а значит, будет еще войско, и будет худо…
В городе принялись обсуждать, что делать. Галицкий князь уже пожег многие города вокруг – Городок, Семоц, Городеск, прошелся по Тетереву до Жедьевича… Прошлый раз им удалось обмануть князя, взяв себе тиуна, но подчиняться не стали. Княжий ставленник оказался большим любителем выпить, его и споили, пока не свихнулся и не стал кричать, что он большой сильный лось и всех забодает… Видно, княжич такого гостеприимства от звягельцев не простил, снова пришел, а теперь подмогу ждал.
Было решено жизни зря не губить, если будет понятно, что сила большая, снова взять тиуна и обещать платить десятину, а если придут татары, то и им обещать. Лучше пятой части лишиться, чем всего сразу. Далеко не все были согласны, многие хотели либо биться, либо сразу открыть ворота. Пока к княжичу подмога не пришла.
Ворота остались закрытыми, а утром было уже поздно, к городу подошли дружины Даниила и Василька Романовичей и дружина Льва Даниловича. И половины хватило бы, чтобы уничтожить город. Горожане сдались.
В покосившейся избушке на окраине города на простой лавке умирала старая женщина. Сил оставалось немного, но она все же подозвала ближе молодую:
– Поди сюда, Аннушка, перед смертью повиниться пред тобой хочу…
– Что ты, тетка Любава, в чем может быть твоя вина? Что мать тогда не уберегла, так никто бы не смог… А что мужа моего после ранения не выходила, так тоже нет твоей вины…
– Другое у меня на сердце, Аннушка. Не в том виню, что ты вдова, Домаша твоего никто бы не спас, ты права. Достань-ка за печкой сверточек, хорошо поищи только, далеко запрятан.
Женщина не сразу нашла что-то завернутое в старую тряпицу, принесла:
– Этот?
– Он… разверни…
В тряпице оказался другой сверток, теперь уже в богатом плате, хотя и небольшом, вроде как детском…
– Что шумят?
– Князь город обложил…
– Ка-кой… князь?
Слова давались старухе уже тяжело.
– Да Галицкий, чтоб ему пусто было! Все не угомонится никак, мало ему своих земель, все города болоховские пожег! Снова за наш Звягель взялся!
– Га…лицкий? Даниил?..
– Кажется.
– Развер…ни…
В плате оказались украшения, да еще какие!
– Чье это?! – ахнула Аннушка. – Откуда?!
– Твое… Твой отец…
Слишком много сил потратила Любава на расспросы, слишком поздно решилась открыть Аннушке правду, не хватило у нее сил на самое последнее слово и самое важное…
Молодая вдова осталась совсем одна, мать когда-то давным-давно татары забрали, Милослава померла, потом долго болела и умерла дочка Любавы, потом помер муж самой Аннушки, а теперь вот и Любава… Женщина закрыла глаза той, которую давно почитала как мать. Завтра, если не смогут взять город княжьи дружины, похоронит, уже договорено о помощи, про Любаву было ясно, что помрет со дня на день, потому Анна и не пугалась.
Она долго сидела, раскачиваясь из стороны в сторону и кляня жестокую свою судьбу. Родителей нет, родных никого, избенка такая, что вот-вот рухнет, изо всех щелей дует, сколько ни замазывай, печь тоже едва жива. И муж был не здешний, пожили всего ничего, только начал подновлять их нехитрое жилище, в стычке с княжьими дружинниками ранили так, что сгорел за два дня. Но слезами горю не поможешь, надо придумывать, как жить одной.
Анна взяла в руки украшения из свертка, вот что ей поможет! Не носила она богатых серег, да, видно, и не придется… Зато на них можно нанять людей, чтоб хоть избушку поставили. Что не договорила Любава? Она сказала «твои», а потом что-то про отца…
Богатые колты, массивные серьги, такими уши оттянешь быстро, шейные обручи, височные кольца, но самое интересное – перстень. Он пришелся впору, сел даже чуть плотно, надела, а снять сразу не смогла. Анна подумала и решила пока поносить, потом снимет, палец намочив. Перстень был интересен тем, что на нем знак трезубцем, точно сокол, когда на жертву свою вниз устремляется… Интересный знак.
Женщина сначала долго оплакивала единственную бывшую ей хоть какой родней Любаву, потом долго разглядывала украшения и даже не заметила, что в подслеповатое оконце уже заглянули первые солнечные лучи. А когда опомнилась, на улице кричали, визжали и выли…
Выскочив из дома, Аннушка лицом к лицу оказалась с рослым дружинником. Тот нехорошо оскалился и схватил ее за руку:
– А, красавица, пойдем со мной!
А в саму избушку уже врывались другие – грабить, убивать…
Аннушка вырвалась и метнулась следом:
– Там!.. Не тронь!
Ее отшвырнули, а первый обозлился, снова схватил, потащил за собой на улицу. Но Анна не собиралась так просто сдаваться, она отбивалась, как могла, и в какой-то момент сумела ударить своего обидчика между ног. Дружинник взревел и… женщина упала, схватившись за горло. Между красивых белых пальцев медленно струилась алая кровь, постепенно становясь темнее, а голубые глаза, не мигая, смотрели в такое же голубое небо…
Махнув рукой на несостоявшуюся добычу, дружинник бросился дальше.
Княжич Шварн ехал по улице городка, оглядываясь, от этих жителей можно всего ожидать, они хоть и сдались, но стрелу пустить могут запросто. Перед тем как запалить Звягель, он проверял, чтобы никого не осталось в городе, всех нужно вывести и распределить между князьями-победителями. Вдруг около старенькой избенки он заметил лежащую почти поперек улицы женщину. Видно, убили, когда сопротивлялась.
Шварн никогда не жалел поверженных, без этого не обходилось взятие города, но что-то заставило его приглядеться, словно увидел знакомое лицо. В голове мелькнуло: Устиша?! Даже с коня сошел.
Мертвая женщина действительно была удивительно похожа на сестру Устинью, какой ее запомнил брат, когда та уезжала в далекий Владимир замуж за Великого князя Андрея Ярославича. Шварн даже подошел осторожно… Нет, показалось, то есть женщина действительно была очень похожа, но это, конечно, не Устинья. И тут его внимание привлекла рука, зажимавшая горло. Кровь уже застыла, и теперь пальцы были видны хорошо, а главное, то, что на пальце.
Шварн хорошо знал этот трезубец – родовой знак Рюриковичей. Откуда у почти деревенской женщины княжий знак?! Конечно, и местный коваль тоже может сделать такой перстень, но что-то подсказывало Шварну, что это не так. Слишком богатым было украшение и красивой женщина.
Подозвав какого-то дружинника, он велел:
– Скачи к князю Даниилу Романовичу, зови сюда! Скажи, я зову срочно!
Город уже собирались поджигать, но Даниил отправился искать сына. Дружинник показал, где оставил княжича.
– Что, Шварн?
Тот лишь кивнул на лежавшую женщину.
У Даниила остановилось сердце, соскочил с коня, присел рядом, осторожно взял окровавленную руку, глядя на перстень.
– Аннушка…
В памяти мгновенно всплыл тот день, когда привез щедрые дары Злате и дочери. Она тогда сказала, что придет день, и отец узнает дочь по этим украшениям! Вот пришел…
Ознакомительная версия.
