Вскоре все заметили, что погружение корабля и в самом деле остановилось, и на судне раздались крики радости.
Однако Гостомысл понимал, что радость преждевременна, — богиня смерти Мора только дала им отсрочку, — как только поднимется небольшая волна, так корабль сразу же камнем уйдет на дно.
В голове Гостомысла представилась толща зеленой холодной воды, и по его телу пробежала дрожь.
— Теперь не утонем, — сказал Гостомысл.
Он подумал, что приятно, когда тебя называют уважительным именем. Однако уважение вызвано надеждой на ум и силы того, кто знает, куда вести людей. Но как человеку трудно избрать путь, особенно когда он не знает, куда идти.
Не желая выдать свою неуверенность, Гостомысл взглянул на небо, — в небе недвижно застыли белые облака.
«Скоро ветер снова поднимется, — подумал он, — надо бы поставить парус»...
— Князь... — вмешался Ратиша, который на некоторое время остался без дела, — князь, если уж ты меня назначил кормчим, то разреши заняться делом.
Гостомысл бросил на него недоуменный взгляд и спросил:
— Ты чего хочешь делать?
— Дыру заделать, — сказал Ратиша
— Не утопишь? — спросил Гостомысл.
— Нет, — сказал Ратиша.
Лицо Гостомысла посветлело.
— Распоряжайся, — разрешил он.
— Всем взять парус! — громко скомандовал Ратиша.
Парус взяли.
— Расправить парус, — скомандовал Ратиша.
Растянули.
Ратиша привязал к концам паруса длинные веревки и стал распоряжаться дальше:
— Теперь подводите веревки под нос корабля.
С грехом пополам засунули веревки под днище корабля.
Закончив с этим, стали глядеть на Ратишу ожидающим взглядом. Никто не имел представления, зачем он заставляет их совершать эти странные действия.
Ратиша сам пока не знал, будет ли толк от его затеи.
Но если уж взялся делать дело, то его нужно доводить до конца, даже если кажется, что результат будет абсолютно бесполезен.
Поэтому, не пускаясь в объяснения, он взял веревки, прикрепленные к краям паруса, и велел протащить их вдоль борта к корме.
Здесь, где находилась пробоина, распорядился подтащить парус под днище.
На это пришлось затратить кучу времени. При этом струг угрожающе клонился и черпал воду, наверно, если бы не привязанные бочки, то судно давно бы ушло под воду.
Но Ратише некогда было рассуждать на эту тему: по пояс в воде, он натягивал заиндевевший парус на пробоину.
Наконец ему показалось, что парус лег точно на пробоину, чтобы убедиться в этом, он погрузился с головой в воду и открыл глаза.
Сквозь зеленую воду он увидел заслонившее пробоину белое пятно.
Это ему и надо было.
Вынырнув из воды, Ратиша прикрепил парус веревками к борту так, чтобы он не сдвигался, и дрожащим голосом велел всем вычерпывать воду из судна.
А чтобы не было сомнений в его распоряжениях, схватил попавшийся под руку шлем и стал выплескивать за борт воду.
Посмотрев на него, Гостомысл также начал вычерпывать воду. А следом за ним взялись вычерпывать воду и остальные.
Это принесло двойную пользу, с одной стороны люди согрелись, с другой стороны, край борта корабля сначала поднялся немного над водой, а затем в корабле стала убавляться вода.
Это подняло дух всех, и работа пошла скорее.
Работа разогрела Гостомысла, и от его мокрой одежды пошел парок, но и устал он также так, что по мере того, как уходила вода, опускался на колени, чтобы не упасть.
Заметив это, Ратиша, тронул его плечо.
— Князь, передохни: выпей медовухи из фляги, там вроде немного осталось, а потом полежи на сухом месте, теперь мы справимся без тебя.
Гостомысл мотнул головой и сказал:
— Не могу.
— Что? — спросил Ратиша.
— Не могу встать, — сказал Гостомысл.
Ратиша помог ему подняться и провел к мачте, там уложил его на сухое место и поднес к губам Гостомысла свою флягу.
От вина Гостомысл немного пришел в себя.
В судне было почти сухо, воды не больше, чем по щиколотку. Разумеется, сквозь парус немного воды в лодку все же просачивалась, но теперь ее не сложно было вычерпывать.
Облака на небе побежали, словно испуганное стадо, и волны принялись раскачивать струг, пока осторожно, как колыбель с ребенком.
— Вовремя, — сказал Гостомысл.
— Вовремя! — подтвердил Ратиша и громко объявил: — Теперь мы можем идти домой.
Нево-озеро осенью опаснее поднятого из берлоги медведя. В любой момент может налететь буря и разбить в щепки любое крепкое судно, не то что покалеченный струг, на котором Гостомысл пытался вернуться в Корелу.
Остаток дня и всю ночь никто на судне не сомкнул глаз.
Ратиша сидел у рулевого весла. Гостомысл стоял на носу в дозоре.
Остальные без отдыха гребли веслами.
Когда не гребли, вычерпывали воду из корабля, — вода просачивалась сквозь ткань, и таким образом вода в ладье постоянно держалась на уровне колена. От усталости к утру на судне никто не стоял на ногах.
Но, видно, боги благоволили к Гостомыслу и его дружине: сильной бури ночью не случилось и корабль не утонул.
А как только в небе загорелась заря, Ратиша увидел на западе скользящее по воде что-то розовое, напоминающее плавник большой рыбы.
— Князь, парус на западе! — подал он сигнал.
Все обратили свой взор на запад.
Гостомысл подошел на корму.
— Вижу корабль, — сказал Ратиша.
Гостомысл вгляделся в горизонт, затем пробормотал:
— Там действительно судно, и их два. Кто бы это мог быть?
Ратиша предположил.
— Может, из Корелы выслали помощь?
Гостомысл покачал головой и сказал:
— Стоуму не было приказано высылать нам навстречу корабли, и даже, если бы он выслал, то был бы один корабль.
— Но ведь до Корелы недалеко. Хотя... Хотя мы находимся где-то посредине Нево-озера. Тут кто угодно может быть, — проговорил Ратиша.
— Нет. Тут могут быть только даны! — сказал Гостомысл.
— Думаешь, они послали за нами погоню? — спросил Ратиша и почувствовал на сердце холодок.
— Если они узнали, что мы разбили их отряд, то должны были послать, — сказал Гостомысл.
Ратиша бросил обеспокоенный взгляд на приближающиеся корабли.
На корму пришел Девятко с вопросом:
— Князь, что будем делать?
Гостомысл окинул его удивленным взглядом: Девятко всегда отличался нарядным видом, а сейчас он был испачкан и измят. Лицо — словно у испуганного суслика.
— Как что делать? Будем драться! — твердо проговорил Гостомысл.
В глазах Девятко метнулась паника.
— Но нас мало! Нас перебьют. Лучше будет сдаться, — сказал он.
— Нет! — сказал Гостомысл.
— Но нас перебьют в одно мгновение, — сказал Дсвятко.
— Зато погибнем с честью, — сказал Гостомысл и с подозрением уставился на Девятко. — Боярин, а ты почему здесь? Почему оставил свое место за веслом?
— Я боярин... — гордо сказал Девятко.
Гостомысл перебил Девятко:
— Мы все воины. Поэтому иди к своему веслу и греби. А случится сеча, бейся изо всех сил.
Девятко, что-то бормоча себе под нос, ушел, и Гостомысл и Ратиша проводили его долгим взглядом.
— Им надо и в самом деле перед боем дать отдохнуть. Иначе будут, как вареные куры — меч не осилят поднять, — заметил Ратиша.
— Да, — согласился Гостомысл и громко отдал приказ: — Прекратить грести! Весла из воды! Всем готовиться к бою!
Послышался деревянный стук, — гребцы втянули весла в струг.
Гостомысл обратился к ним с короткой речью:
— Друзья, слушайте меня!
Все подобрались ближе к князю.
— Мы находимся в открытом море; наше судно разбито; мы починили его, хотя и не имели надежды доплыть до Корелы, ставшей нам родным домом; но теперь нам грозит новая опасность — нас догоняют даны. Нас мало, но мужайтесь, потому что лучше умереть с честью, чем отдаться в руки врагу, — сказал Гостомысл.
— Умрем с честью! Веди нас, князь, на битву! — послышались нестройные голоса.
Неизвестные ладьи уже были довольно близко, но пока разобрать знамена на мачтах было невозможно.
— Приготовить луки и стрелы! — отдал приказ Гостомысл.
Воины взяли луки и направили их в сторону приближающихся ладей.
Разумеется, два боевых судна, когда намереваются напасть, заходят с бортов, чтобы распылить силы обороняющихся.
Эти суда также еще издали наметились зайти с бортов корабля Гостомысла, что свидетельствовало об их враждебных намерениях.
Взгляд Гостомысла случайно упал на мачту своего корабля и он возмущенно воскликнул:
А где наше знамя?
Ратиша схватил знамя, лежавшее рядом с ним в сухом месте, сунул сверток за пазуху и, подбежав к мачте, полез к ее верхушке.
Добравшись до верхушки мачты, он привязал концы знамени к мачете, расправил его, и над полуразрушенным судном распростерся стяг цвета утреннего солнца.
