И фижмы. Сверху платье с накидкой. Черное.
Траур после смерти супруга Королева так и не сняла. Блядовать по ночам блядует, но внешне вся в глубоком трауре, вся в черном. И весь двор погрузился в этот непроходящий траур. Где раньше величие короны, блистательность Его Величества, охоты, походы, романы — ныне запустение, экзорцизм и странности мальчика-короля.
Наследника, ради которого и затевался брак Короля с родной племянницей, бог послал через долгих двенадцать лет после смерти наследника предыдущего, сына Филиппа от первого брака Бальтазара Карлоса.
Марианну привезли ко двору совсем девочкой. Дожидались кровей, и после первого их прихода сыграли свадьбу.
Только через два года семнадцатилетней Марианне удалось родить. Но девочку. Дети в том браке рождались редко, муж старше жены был на тридцать лет, что не могло не сказаться.
Через четыре года еще одна девочка родилась, но сразу же и умерла. Король принялся истово стараться в опочивальне. Из последних сил. Только бы в молодую жену кончить. Только бы зачать в ней сына.
Еще через год молитвы Короля и Королевы, молитвы всего двора, всей страны были услышаны. Наследника Фелипе Просперо боготворил весь двор. Фелипе — в честь отца короля, Просперо — в честь процветания рода. И казалось, господь снова возлюбил род Габсбургов, и с этим мальчиком и род, и страна, и вся империя вернут то величие, которое так стремительно стало тускнеть со старением Короля. Тем более Королева еще через три года снова понесла. И все вокруг — и королевские астрологи, и королевские акушеры — обещали рождение мальчика.
И он родился. На тринадцатом — чертова дюжина — году брака родителей. Через пять дней после смерти брата, законного наследника.
Фелипе Просперо четырех лет от роду умер в одночасье. Утром еще играл, вечером желал матери доброй ночи с тем же ангельским видом, что придворный художник Диего, сеньор Веласкес, запечатлел на портрете, висящем теперь в королевской опочивальне. А ночью задрожал от лихорадки, забился в конвульсиях. Венценосных родителей не успели даже разбудить.
Добежав до спальни наследника, глубоко беременная Королева застала уже остывающий трупик своих надежд. И будто помешалась. На все пять дней, пока корона была без наследника, впала в забытье. То ли молилась, то ли кликушествовала, то ли была не в себе.
Герцогиня тогда привела и священников, и знахарей, даже экзорциста из-под Кордобы вызвала. Тот, мрачный и вонючий, посмотрев на мечущуюся на королевском ложе Марианну, произнес:
— Impotente, бессилен.
И добавил:
— En busca del anhelo se encuentra el astio. — Поиск желаемого приносит отвращение.
Пять дней все молились. Молились истово. До голодных обмороков. До помутнения в глазах. До самоистязания. С плетями, которыми беременная Королева себя и всех приближенных хлестала.
— Господи, сними проклятие с нашего рода! Господи, Всемогущий, спаси и помилуй! Грехи мои тяжкие искупить дозволь! Прости меня, Господи, что согласилась на этот брак. Прости за кровосмешение! Прости, Господи, рабу твою Марию Анну! Прости, Господи! ПростиГосподи… ПростиГосподиПростиГосподипрости…
В молитвах звала себя именем матери, словно с того света призывая к себе ее силу.
Пять дней как одно непрекращающееся завывание.
Сына! Пошли, Господи, нашему Королю и Королеве сына! Наследника! Пошли нам, Господи, наследника. Наследникапошли… ГосподипошлиГосподипошлиГосподипошлиНаследника…..
Послал.
Родился мальчик.
Родился уродцем.
С большими навыкате глазами. С вытянутой вперед челюстью. С непропорционально большим языком, который во рту не помещался, отчего рот полностью не закрывался.
Красота, бог с ней! Короли не обязаны быть красавцами. Большая, огромная голова на не по годам рослом, но тощем теле никого бы не пугала. Но годы шли, и стало понятно, что единственный наследник серьезно болен. И обижен умом.
Золотуха, лихорадки, бесконечные поносы, когда все кружевные простыни в опочивальне наследника говном засраны. Припадки, когда ребенок начинает биться в падучей и пена у него идет изо рта. Пугливые придворные теперь не к Королевскому балдахину на лишние полшага приблизиться стремятся, как было при короле Филиппе, а, осеняя себя крестным знамением, спешат вон из комнаты срущегося во сне наследника, уже в свои три года ставшего королем.
Сколь не ограждают молодого короля от чужих глаз и нежелательных влияний, продажные охранники не переводятся. Бастард Хуан Карлос в покои сводного брата лазейки находит. И всеми способами внушает Карлу, что тому уже четырнадцать, что он совершеннолетний и должен править сам.
Карл сидит посреди своих игрушек как слон в посудной лавке, как como un oso entre polluelos — медведь среди цыплят. Вместо ума и красоты господь ему ростом отдал — здоровый обалдуй до сих пор играет в бирюльки. Власть, непонятная штука власть, о которой говорит старший брат, кажется такой же желанной, как любая новая игрушка.
— Править буду! — заявляет Карл за обедом.
Суп течет из не закрывающегося рта, придворный с салфеткой с королевским гербом Габсбургов утирать не успевает.
Рта закрыть не может, а туда же — править! И придворные правого крыла, с давних пор стоящие за Бастардом, туда же.
— Регентство завершено! Законный король должен править сам!
Еле уговорили Карла. Еле-еле нашли другую игрушку — принесли с кухни кролика, который отвлек его величество от желания править. Но придворных левого крыла и Кортесы не так легко другой игрушкой отвлечь.
Бастард не дремлет. Все эти годы с момента нового брака отца не дремал. И силы его оппозиции выросли многократно. Первый раз показал свою силу с первым фаворитом Марианны Нигардом. Сверг Великого Инквизитора, Королеву до смерти напугал.
Но тогда ее обожаемая Герцогиня была еще в своем уме. Доверяла своей Карлице. Она всё и разрешила. Кортесам было напомнено, что регентство Марианны — воля Короля Филиппа IV, а королевский фаворит Нигард был вовремя отдан на заклание и отправлен с глаз долой.
Бастард не успокаивался. Ждал своего часа. Совершеннолетия Карла и окончания срока регентства Марианны.
И дождался. Запудрил и без того не большие мозги нового короля. Да так, что тот с текущим изо рта супом править собрался. Ходить только года три как начал — до этого все на руках наследника носили, а туда же — править!
— Еще брата в премьер-министры хочу!
Герцогиня к тому времени уже не при делах была. Карлица сама все с Кортесами решила.
По слабости здоровья Карла вернули обратно в детскую к его игрушкам. Регентство Королевы-Матери еще на два года продлили — дух перевести и понять, как быть дальше. И даже отослали Бастарда посланником в ту самую Мессину, восстание в которой так дорого стоило самой Карлице.
Но она-то знает, что не спит Бастард в своей Мессине. Что Кортесы
