Сказав это, он обратился к Гору:
— Ты обещал, князь, проводить царя Бера до нашей столицы. Выполни свое обещание, и пусть этот храбрец увидит храм, который собирался освятить по чужому обряду.
Царь вошел в шатер, не удостоив Бера взглядом, а ванандцы увели пленных.
Через несколько дней престольный Карс принял праздничный вид. Его многочисленные здания, княжеские дворцы, балконы, даже башни и бастионы украсились пестрыми тканями, коврами и флагами. На пути от городских ворот до царского дворца в нескольких местах были воздвигнуты триумфальные арки, увитые гирляндами зелени и цветов и украшенные гербами. На улицах и площадях складывались костры для ночных празднеств.
Улицы были полны народу, всюду царило оживление. На крышах, балконах и у окон стояли женщины и девушки, которые обычно не показывались открыто на улицах, и с нетерпением вглядывались в даль.
Все готовились к радостной встрече возвращавшегося с победой царя Абаса и его войск.
Толпы народа высыпали на дворцовую дорогу, поднялись на крепостной вал и на холмы, чтобы лучше видеть проходящие войска.
Весть о победе армян и пленении абхазского царя и его князей уже дошла до города. Все горели нетерпением увидеть дерзкого врага, который угрожал войти в Карс и освятить царский собор по своему обряду.
Но вот наконец послышались звуки труб и показалось знамя передовых отрядов. Народ, движимый какой-то неведомой силой, подался вперед и огласил воздух радостными криками. Наконец показались пешие полки, за ними конница, и вскоре вся восточная долина Карса заполнилась войсками.
Когда они приблизились к черте города, народ окружил их, казалось не желая пропускать дальше. Когда же прошли передовые полки и появилось царское знамя, воздух задрожал от громовых возгласов: «Да здравствует царь!» Немного погодя показался и сам царь, гордый и величественный, одетый в золотые доспехи. Белоснежное перо развевалось над золотым орлом, украшавшим его шлем. Он сидел на коне, покрытом золоченой броней, окруженный знатными телохранителями. Подъехав ко все возраставшей толпе, волновавшейся как море, царь с ласковой улыбкой на устах кивал в ответ на громкие приветствия.
За царем шла ванандская пехота, которая вела царя Бера и его князей, закованных в цепи.
При виде пленных в толпе раздались крики ликования, а наиболее ретивые из зрителей стали насмехаться над пленниками. Но спарапет, ехавший за ванандцами, поднял руку, и насмешки прекратились.
— Когда царь въехал в городские ворота, его встретило крестным ходом духовенство и проводило в собор. А войска, вступив в город, заполнили все улицы и площади. Мужчины приветствовали победителей радостными криками, а женщины осыпали их цветами.
Царица Гургендухт, окруженная свитой и княгинями, ждала царя в соборе. Все кругом радовались, лица всех сияли. Только одна царица была печальна. Торжественный праздник и доносящиеся снаружи ликующие крики были вызваны несчастьем, постигшим ее родного брата, ее родину. Как могла она радоваться, зная, что в эту минуту родина ее в тяжком горе?
Но как армянская царица она должна была, скрыв свою печаль, выйти к народу и не омрачать радости других. Царские обязанности брали верх над родственными чувствами: царица приказывала сестре забыть о несчастье брата и радоваться победе мужа и царя… Только тонкая женская душа могла скрыть такое горе под приветливой улыбкой.
После того как духовенство отслужило молебен в присутствии царя, спарапета, придворных и всех князей, царица подошла к царю и поздравила его с победой.
Царь, горячо любивший жену, прочтя в ее глазах печаль, сказал:
— Бог и святая церковь свидетели, что армянское войско поступило справедливо. Твой брат Бер угрожал моему престолу и нашей родине. Армянские воины защищали эти святыни.
— Тот, кто угрожает твоему престолу и родине, не может быть моим братом, — произнесла царица торжественно.
— И если бог накажет его, ты не должна убиваться, — добавил царь, — ибо он воздает должное.
От этих слов сердце царицы сжалось. Она поняла, что брату грозит какое-то новое несчастье, но в присутствии придворных, князей и княгинь не решалась спросить.
Подозвав к себе княгиню Гоар, она прошептала ей на ухо:
— Узнай от спарапета, где находится брат.
— Он здесь, в городе, — ответила Гоар.
— Я знаю, но куда его поместили?
— Говорят, что его отвели в храм святых Апостолов.
— В храм святых Апостолов? Зачем? — спросила испуганно царица.
— Не знаю.
— Спроси спарапета. Узнай, что они намереваются сделать с ним. Слова государя не предвещают ничего хорошего. Я боюсь, у меня сжимается сердце… Пойди, княгиня, узнай!.. Если они приняли какое-нибудь ужасное решение, нам надо помешать этому…
— Сейчас, моя повелительница, сейчас, — сказала княгиня и направилась к Гору.
Носилки царицы и знатных женщин уже удалялись от церкви, когда княгине наконец удалось увидеться со спарапетом.
— Князь, куда увели Бера и что с ним собираются делать? — спросила она у Марзпетуни.
— Зачем ты меня об этом спрашиваешь, дорогая княгиня?
— Я хочу знать…
— Мы его отправили в церковь святых Апостолов.
— Зачем?
— Чтобы он молился.
— Ты шутишь? — воскликнула княгиня.
— А ты?
— Я спрашиваю серьезно.
— И плохо делаешь. Ты должна знать, что князь Марзпетуни до сего дня ни одной женщине не говорил о своих намерениях… Ты можешь спросить меня только о совершившемся.
— Но…
— Что такое? Говори.
— Сама царица желает знать.
— Царица?.. О, ты этого могла не говорить… Я так и предчувствовал… Но раз ты сказала, я обязан ответить. Пойди и скажи царице, что на поле боя мы потеряли пятьсот храбрых воинов и ни одна сестра не пришла узнать, где ее брат и что с ним сделали.
Сказав это, спарапет отошел от княгини.
«Я это знал… Я предчувствовал… Мы не можем приказать сердцу сестры не страдать. Поторопимся же, чтобы женские чары и мольбы не испортили дела», — прошептал про себя спарапет, следуя за царем.
Что же происходило в церкви святых Апостолов?
За несколько дней до этого, когда войско еще стояло лагерем в Ардагане, царь собрал на совет князей, чтобы решить участь пленного Бера.
Некоторые из князей советовали казнить его, другие — заключить в темницу, а спарапет потребовал, чтобы его ослепили.
Царь, не желая причинять горя царице, стоял за заключение в тюрьму, и в то же время ему не хотелось отказывать спарапету, которому он стольким был обязан.
— Ослепление такой же грех, как убийство. Если я ослеплю Бера, то это преступление будет тяготеть над тобой. А я не хочу, чтобы это помешало тебе выполнить твое сокровенное желание.
— О чем ты говоришь? — спросил спарапет.
— Ты хотел освободиться от клятвы и вернуться в Гарни, в свой дом. Имей в виду, что после ослепления Бера католикос не освободит тебя от клятвы.
— Пусть я никогда не вернусь в свой дом, пусть мой прах не будет покоиться в родной земле, но родина избавится от лютого врага! — воскликнул Марзпетуни. — Если бы я был уверен, что, получив свободу, Бер оставит наши границы в покое, я бы первый просил о пощаде. Но он — змеиное отродье и не успокоится, пока его не раздавят. Неужели ты думаешь, что заключением в темницу ты избавишься от него? Нет темницы, двери которой не открыл бы подкуп, а низкие люди всегда найдутся. Этого человека надо взять в Карс, показать ему храм, над которым он хотел надругаться, и перед этим храмом ослепить, чтобы он и его близкие почувствовали силу армянской церкви. Это наказание жестокое, но если Каиаффа мог сказать про невинного Христа, что лучше, «если один человек умрет ради народа, но не погибнет весь род», — не будет ли справедливым применить эти слова к преступнику, который стал причиной гибели множества воинов? Сколько бедствий принес нашей стране отец его, князь Гурген! Мы надеялись с его смертью избавиться от постоянного врага на северных границах, но сын пошел по стопам отца… Бог предал его в наши руки. Если мы сейчас не ослепим его, он нарушит мир новыми войнами. Тогда нас проклянут народ и души тех воинов, которые пали по прихоти этого изверга…
На царя подействовали слова спарапета, и, не в силах больше противиться его требованию, тем более что и другие князья согласились с Марзпетуни, он обещал ослепить Бера.
Но спарапет, боясь, что царь по возвращении в Карс может уступить мольбам царицы, испросил разрешение наказать Бера сразу же по вступлении в город.
Вот почему Бера отвели в церковь св. Апостолов и все поспешили туда же.
Когда царь со своей свитой прибыл в новый собор, там уже собралась огромная толпа народа. Там был и Бер с пленными князьями. Их охраняли ванандцы, вооруженные копьями.
