— Вот это-то меня и тревожит, — подхватила Мария. — Хотя и не развеивает моих сомнений.
— Будет лучше, — деловито заявил Гардинер, — если ваше величество как можно скорее выйдет замуж и родит наследника. Кортни давно к этому готов, так чего же вы ждете, мадам?
Мария поморщилась и еще больше покраснела, вспоминая тайные донесения о похождениях Кортни в лондонских борделях.
— Он слишком молод, — пренебрежительно бросила она.
— К тому же он заодно с французским послом, который намерен женить его на леди Элизабет, — добавил Ренар. — И это очень опасно, ибо она уже положила на Кортни глаз, можете не сомневаться. Я также боюсь, что, если вы отвергнете Кортни, мадам, его друзья измыслят некий план с целью запугать вас и посадить на трон Элизабет вместе с Кортни в качестве супруга.
— По-моему, вы несправедливы к Кортни, — возразил Гардинер. — Ему не хватит ума для подобного заговора.
— Что меня и тревожит, — кивнул Ренар. — Его легко могут повести за собой другие. Вы слишком любите мальчика, милорд епископ.
— Мы много лет провели в Тауэре, — сухо ответил Гардинер.
— Боюсь, тюрьма затуманила ваш разум, — пренебрежительно бросил Ренар. — Нет, мадам, — решительно продолжал он, не давая возмущенному епископу ответить, — вы должны выйти замуж, и принц Испании с нетерпением ждет вашего ответа.
— Народ Англии никогда не примет его как своего монарха! — гневно заявил Гардинер. — Кортни — намного лучший кандидат.
— Нет, — вмешалась Мария. — Довольно, джентльмены. Это слишком деликатный вопрос. Мне нужно пойти помолиться о наставлении Божьем.
Едва за ней закрылась дверь, Гардинер повернулся к Ренару.
— Королева — женщина, и ей многого не понять, — безнадежно проговорил он.
— Потому ей и следует выйти замуж, и поскорее, чтобы руководствоваться умом и наставлениями мужа, — заметил Ренар.
— И родить детей, — добавил Гардинер. — Оставив миледи Элизабет с носом! Ее величество должна выйти замуж за Кортни.
— Принц Филипп — лучшая партия, — возразил Ренар.
В день коронации Марии у Элизабет случился приступ мигрени. Она сидела с улыбавшейся и кланявшейся Анной Клевской в экипаже, который следовал сразу за королевским, когда перед глазами у нее вдруг все поплыло, а к моменту, когда ее усадили на почетное место в Вестминстерском аббатстве, половину ее головы пронзала мучительная боль, и все, чего ей хотелось, — лечь в постель в темной комнате с холодным компрессом на лбу. Величественная музыка, латинские песнопения и рев труб казались ей пыткой, как и сияние сотен свечей. Ей пришлось наклонить голову и смежить веки; за всю церемонию она не увидела почти ничего, кроме подола своей юбки из белого дамаста на фоне устилавшего церковь голубого ковра да роскошной обуви на ногах проходивших рядом. Лишь однажды она подняла взгляд, чтобы увидеть, как на голову сестры возлагают корону, и ее потрясло восторженное выражение лица Марии…
Потом ей пришлось сидеть с королевой и принцессой Анной за высоким столом в Вестминстер-холле, где давали торжественный банкет по случаю коронации. Она поморщилась, когда загремели копыта и в зал въехал всадник — почетный защитник королевы, по обычаю бросавший вызов любому, кто желал оспорить титул ее величества. При виде еды Элизабет затошнило, и она смогла лишь выпить несколько глотков вина.
Несколько часов спустя, когда сняли скатерти, убрали столы, подали вино Гиппократа и вафли, а королева пошла вкруг зала, принимая поздравления гостей, Элизабет уткнулась лбом в холодный камень дверного проема. Внезапно рядом объявился обворожительно улыбавшийся де Ноайль.
— Надеюсь, ваша светлость в добром здравии, — поклонился он.
— Откровенно говоря, венец мой слишком тяжел, — пожаловалась Элизабет, потирая горевший лоб. Неподалеку она заметила зловещую фигуру Ренара, как всегда одетого в черное.
— Терпение, мадам, — посочувствовал де Ноайль. — Эта маленькая корона скоро принесет вам большую.
— Не понимаю, — громко ответила она, но Ренар уже отошел.
«Интересно, что он теперь обо мне доложит?» — подумала Элизабет.
Уильям Сесил в последнее время редко бывал у Элизабет, поскольку больше не пользовался популярностью при дворе и боялся ее скомпрометировать. Но однажды, катаясь на лошади в Ричмонд-парке, она заметила знакомую конную фигуру, приближавшуюся к ней.
— Я рассчитывал найти вас неподалеку, миледи, — приветственно крикнул Сесил. — Спешу вас предупредить: вы слышали новости из парламента?
— Я знаю, что Англия официально вернулась к католической вере, — ответила Элизабет, придерживая лошадь и оглядываясь. Ее фрейлины были далеко.
— Да, — мрачно кивнул он. — Отныне запрещено критиковать мессу или иметь Книгу общих молитв. [16]В Лондоне начались мятежи — и знаете что? Люди оскверняют церкви и нападают на священников.
— Скоро станет слишком опасно исповедовать нашу веру, — содрогнулась Элизабет.
— Многие бегут за границу, — молвил Сесил. — И вероятно, поступают разумно.
Его явно беспокоило что-то еще — она заметила по лицу.
— Что вас тревожит, друг мой? — спросила она.
Ее прямота понравилась ему.
— Я должен вам кое о чем сообщить, — вздохнул он. — Вам следует знать, что парламент признал действительным брак вашего отца с королевой Екатериной, матерью ее величества, и этот акт подтверждает законность королевы…
— А я так и остаюсь незаконнорожденной, — горько рассмеялась Элизабет. — Значит, теперь меня лишат права на трон?
Сесил ответил не сразу.
— Нет, парламент не дал согласия, но королева спрашивала, возможно ли это, — сообщил он. — Я счел своим долгом оповестить вас. Как говорится, знай своего врага.
— Значит, она по-прежнему не доверяет мне, — молвила Элизабет, потрясенная услышанным.
Неужели Мария настолько ее ненавидит? Элизабет об этом не догадывалась.
— Вряд ли можно ее винить, — заметил Сесил. — Ей известно не хуже вас, что вы посещаете мессу из милости и в душе преданы своей вере. Ей нужен наследник-католик, вот почему она хочет лишить вас права на трон.
— И что же мне делать? — спросила Элизабет.
— Ждать, — посоветовал Сесил. — Ничем себя не выдавайте. Продолжайте посещать мессу — Бог поймет.
Вечером, когда они сидели за ужином в зале, Мария наклонилась к Элизабет и сунула ей в ладонь что-то маленькое, завернутое в шелк.
— Это тебе, — сказала она, и глаза ее заблестели.
— Благодарю, мадам, — ответила Элизабет, удивляясь и радуясь такому вниманию. — Весьма любезно с вашей стороны, ваше величество.
Но улыбка исчезла с ее лица, когда она открыла маленький золотой диптих и увидела внутри миниатюрные изображения короля Генриха и королевы Екатерины.
— Там есть ушко и цепочка, так что можешь носить его на поясе, — объяснила Мария, пристально глядя на Элизабет.
— Покорнейше благодарю, — сумела выдавить Элизабет.
Смысл подарка Марии был совершенно ясен. Если брак Екатерины с их отцом считался действительным, то брак Анны Болейн вообще не являлся браком. Таков был заключавшийся в подарке намек, подтверждавший и подчеркивавший незаконное происхождение Элизабет. Предполагалось, что она будет носить его, объявляя миру о своей ущербности.
«Ни за что!» — подумала она. Подарку сестры предстояло отправиться в ящик вместе с коралловыми четками.
Ренар взял предложенный табурет и благодарно уселся возле жаровни в обшитой резными панелями комнате Марии. Был поздний вечер, и королева выглядела крайне усталой, обмякнув в дубовом кресле.
— Мой император желает знать ваш ответ на предложение его сына, — негромко молвил Ренар. — Он писал совету вашего величества, но ответа не получил. Боюсь, его терпение подходит к концу.
Мария какое-то время молчала, думая о красивом мужчине на портрете; мужчине, заставлявшем трепетать ее девичье сердце; человеке, который помог бы ей в великом деле возвращения Англии в лоно Рима. Она думала и боялась, что он никогда не полюбит ее, старую деву.
— Благодарю императора за предложение лучшей пары, чем я заслуживаю, — ответила она наконец. — Однако я не уверена, что мои подданные примут в качестве короля иностранного принца, и до сих пор не знаю, даст ли мой совет согласие на брак. К тому же я опасаюсь, что при своей занятости на родине принц не сможет проводить много времени в Англии, а я вряд ли смогу надолго покидать королевство. И еще — о чем мы с вами уже говорили, — ему всего двадцать шесть лет. Двадцатишестилетний мужчина, — продолжала она, покраснев, но желая подчеркнуть свою мысль, — скорее всего, склонен к любвеобильности, на что у меня в моем возрасте нет никакого желания. Я никогда не вынашивала мыслей о любви. Поэтому вы должны понимать, что я вряд ли смогу принять решение быстро.
