Федор приложил руку к сердцу:
– Велика честь служить тебе, великий хан, но на Руси много князей и есть немало достойнее меня, опытнее в ратном деле. Я же еще молод.
Хан осуждающе покачал головой.
– Молодость быстротечна, – глубокомысленно заметил он. Помолчав, хан предложил: – Ты знаешь, что все подвластные мне народы платят дань – десятую долю от всего. Но войско мое большое, и моим воинам много надо. И все, что им надо, они берут сами. Я могу обойти Рязань стороной, ежели ты мне дашь то, что имеешь только ты.
Федор, недоумевая, развел руками.
– У тебя есть жена, – продолжал хан, – невиданной красоты и царских кровей. Приведи мне ее и им тоже по наложнице, – повел он рукой в сторону стоявших толпой темников и родственников.
Кровь ударила Федору в голову. Горделиво расправив плечи, он расхохотался. Оборвав смех, князь, грозно сверкая очами, воскликнул:
– Никогда Русь не платила дани! Никогда князья русские не отдавали своих жен на блуд! Приди и возьми, коли сможешь, себе наложниц!
Даже не дождавшись окончания речи толмача, Бату-хан в гневе приказал:
– Убить! Всех! А тела бросить псам!
Только пестуну князя Федора по имени Апоница удалось под покровом ночи выскользнуть из шатра, где вершилось злодейство, и, переплыв уже начинающую схватываться у берегов льдом реку Воронеж, добраться до Рязани. Первая, кто принял эту страшную весть, была Евпраксия. Но слишком любила она Федора и слишком тяжела оказалась для нее потеря мужа, что она, взяв на руки малолетнего сына Ивана, взошла в башенку княжеского терема и выбросилась из окна, разбилась о землю насмерть.
Омыв слезами гибель самых дорогих ему людей, князь Юрий Игоревич повел полки рязанские на татар. Рядом с ним шли лишь дружины князей Давида муромского, Глеба коломенского и Всеволода пронского.
3
С большим трудом разместили прибывших на совет князей, воевод и бояр в посольской палате. Каждого встретил великий князь на пороге, обнял, прижал к сердцу, каждому оказал честь великую, спросив о здравии, о делах, о семье, каждого проводил до места, тому предназначенного. Еще утром приехал брат Иван, ближе к обеду появился Святослав, уже перед самым началом совета прискакал из Москвы сын Владимир. Ярослава Юрий так и не дождался, хотя гонцом в Новгород отправился воевода Дорофей Семенович. Не прибыли на зов и верные союзники во всех походах князья муромские: как стало позже известно, ушли они со своими дружинами на помощь Рязани.
Юрий Всеволодович, обведя посольскую палату оценивающим взглядом, начал совет:
– Братья и други мои! Много раз мы ходили походом на ворога и побивали его! Ноне ворог пришел на Русь и уже стучится в двери наших домов, уже льется кровь в земле рязанской. Вчера прибыл гонец от князя Юрия Игоревича. Дружина его сразилась с полчищами хана Бату и не смогла превозмочь силу татарскую. Много князей и воевод славных полегло на поле брани, много рязанцев нашли свою смерть от рук поганых. Они уже разорили и сожгли грады Пронск, Белгород, Ижеславец и подступили к Рязани. Я направил сына своего Всеволода с дружиной на помощь князю рязанскому, дай Бог, чтобы пришла она вовремя. С ним князь рязанский Роман и воевода Еремий Глебович – муж в ратном деле сведущий. Теперь же предстоит нам решить, что делать, как татарское войско осилить.
Хотя весть была не новой и каждый из присутствовавших на совете не раз уже задавался мыслями о днях грядущих, однако же надолго воцарилось молчание. Вздыхали, кряхтели, не отваживаясь высказаться, мужи, понимали, что судьба земли владимирской решается, а может, и всей Руси. Юрий Всеволодович не торопил.
– Дозволь, великий князь, слово? – встал с лавки ростовский князь Василий Константинович. Широкоплечий, чернобородый, с горящим взором, он источал уверенность и силу. Возвысив голос, Василько продолжал: – Есть среди вас, мужей достойных, старше меня годами и по чину выше, да ноне не время ни чинами рядиться, ни годами хвалиться. Ворог подступил, коего мы не знали и силой не мерились. Татарва берет не умением, но числом, и нам рать надобно большую. Весь народ земли володимирской ополчить, всю Русь созвать под знамена Юрия Всеволодовича.
– Захотят ли князья возвышения Володимира? – подал кто-то голос неуверенно.
– Коли не захотят, не откликнутся на зов великого князя, быть им под ханом татарским! – горяча кровь, махнул рукой князь Василька.
– Что же ты предлагаешь? – спросил Юрий Всеволодович племянника.
– Послать дружину на порубежье! Держать, сколь можно, татар у порубежных городов и крепостиц, на засечных полосах! И собирать силу по всей Руси!
– А коли не станет хан воевать города, чего в них, а пойдет сразу на стольный град, что тогда? – спросил ростовского князя московский воевода Филипп Нянька.
Подумав, Василька твердо ответил:
– Во Владимире стены высоки и крепки, в осаде его не взять, а посему, оставив в стольном граде малую дружину, уйти на север, в леса, и там собирать войско.
– Хорош совет, – ухмыльнулся князь Святослав. – Такого на Руси не было, чтобы жен да детишек в заклад ворогу оставляли.
– А ты что предлагаешь? – обернувшись к сидящему рядом брату, спросил Юрий Всеволодович.
– Слышал я, что у хана Бату воинов без счета, все конны, да еще и баб с детишками в поход берут. Всех прокормить надобно. Хлеба, сена, дров для обогрева… А сядь мы все в осаду по своим городам, что татарам останется? Покрытая снегом земля да брошенные селения и починки. Голод их погонит назад, в свои степи.
Видя, как кривится от слов Святослава посольский боярин Роман Федорович, великий князь спросил:
– Может, и так, а что ты скажешь? – кивнул он Роману.
Боярин встал, одернул полы кафтана и зычно произнес:
– Ежели взять сейчас ратника с лошадью и оставить их на седмицу в голом поле, через три дня и лошадь падет, и ратник замерзнет. Татарина же лошадь и кормит, и поит, и обогревает, а что до городов, то я видел, как они булгарские города крушили, стены приступом брали.
– Так что тогда, головы склонить перед нехристями? – возмущенно воскликнул Святослав.
– Нет, конечно, – продолжал Роман Федорович. – Татарин нашему мужику не ровня. Три таких на одного ратника. Да ежели бы по три их было, а то по тысяче на одного! Вот я и говорю, что силы копить надобно, чтобы ударить наверняка! Звать под знамена князя Ярослава с новгородской дружиной, князя Даниила галицкого, князей смоленского, черниговского, луцкого, всех младших князей! Всю Русь поднимать!
– А коли не придут?
– Стоять насмерть! Иного для нас нет пути! – грозно сдвинув брови, выделяя каждое слово, ответил Роман князю Святославу.
Воцарилось молчание.
– Кто иначе думает? – в полной тишине прозвучал голос великого князя.
– Примем смерть, коли воля твоя, князь, на то будет!
– Веди на ворога!
– На копье хана Батыгу! Не посрамим могил пращуров наших! – поднявшись с мест, кричали бояре и воеводы. – Всех мужиков ополчим!
Юрий Всеволодович поднял руку, успокаивая.
– Верю, братья и други мои. Верю, что не уроните вы чести, не склоните голов перед погаными, не отдадите своих жен и дочерей на поругание! Каждый шаг по земле нашей отольется татарам кровью. Первым встретит ворога мой старший сын Всеволод, что ушел с дружиной в землю рязанскую. Следом примет бой князь Владимир – мой средний сын. Быть ему на Москве. На тебя, воевода, – обратился он к Филиппу Няньке, – большая надежа, не подведи. Младшему сыну, Мстиславу, оборонять Володимир. Сам же я пойду к Ярославлю и там буду ждать прихода княжеских дружин.
На том и порешили. Когда бояре и воевода расходились, великий князь остановил Романа Федоровича и приказал ему:
– Думал я дружину городецкую не звать, да, видно, всех в единый кулак собирать надобно. Посему поспеши в Городец, приведи дружину, из Нижнего мужиков ополчи. Знаю, немного их, да все подпора. И еще: Андрея в поход не бери. Оставь на него Городец. Такова моя воля!
4
Студеным декабрьским утром со сторожевой башни подали знак: татары идут! Это были передовые разъезды. А к полудню широкой черной волной хлынула татарская конница. Ударил сполошный колокол, тревожно заголосили колокола церквей и соборов.
Рязанский князь Юрий Игоревич, чудом спасшийся от татарской погони после разгрома на Воронеже, с трудом взошел на смотровую площадку сторожевой башни. Давали знать чуть поджившие раны, полученные в битве с татарами. Заслонившись ладонью от солнца, он оглядел горизонт.
– То передовой тумен идет, – тихо произнес он, но стоявший чуть поодаль от него дружинник услышал и, охнув, с тревогой в голосе спросил:
– А сколько же их, туменов-то?
– Много, работы всем достанет, – так же тихо ответил князь.
Татары шли весь день, заполоняя все пространство между рекой, лесом и городскими стенами. И весь день на стенах стоял весь город от мала до велика. Ужас, обреченность читались в каждом взгляде.
