Многие могут сложить головы в таких поездках, но ехали охотно: каждый рассчитывал уцелеть; уцелевший же возвращался с хорошей добычей, ибо являлись они везде невзначай в селения, еще не тронутые нашествием.
К вечеру снова повалил снег. Повалил тяжелыми хлопьями.
Стражи среди двора развели костер, топтались вокруг огня, совали в пламя обмерзлые сапоги. А снег падал в огонь.
Неожиданно к Тимуру вошел Шах-Мелик. В походе у ближних людей было право: если есть спешное дело, входить к повелителю без спросу.
— Что ты?
— Книги нашлись.
— Все?
— Целый мешок.
— Где?
— У нашего купца отняли.
— Он же и стащил?
— Клянется, будто купил. Пайцзу нам сует.
— Откуда он?
— Из Эрзинджана прибыл. Клянется и к вам просится.
— Пусти. Послушаем.
Внесли светильник.
Покашливая, Тимур протянул руки к жаровне и задумался.
Из раздумья его вывел Шах-Мелик; ему, видно, надоело ждать, и он, обойдя жаровню, появился, хотя и поодаль, но перед глазами повелителя:
— Привели.
Не отнимая рук от жаровни, Тимур круто обернулся к двери. В двери он увидел памятную серую чалму над сереньким халатом.
В удивлении Тимур забыл о жаровне:
— Ты?
— Истинно, великий государь.
Тимур встал, и Шах-Мелик догадался, что повелителю угодно остаться наедине с купцом, ибо пошел купцу навстречу, дабы разговаривать тихо, не для праздных ушей.
— Прибыл?
— Деньги в товаре, великий государь.
— Что за товар? Оттуда?
— Здешний, армянские книги. На них цена велика.
— Оттуда сюда вез?
— Здесь взято. А сбыть еще не успел. Не дали: выхватили из рук, словно бы я их не купил. А где ж бы я их взял?
— Подослал людей и выкрал у нас?
— Великий государь!..
— Ну?
— Здесь купил. Туда повезу, там цену дают. Можно бы и еще, от вас бы… попадаются же в походе. Вот их тоже заодно… Туда же.
— Цену и здесь дают.
Вдруг, дернув головой, как бывало, когда находилось внезапное решение, хлопнул в ладоши и возвратившемуся Шах-Мелику велел привести молодого армянина, с беспокойством спросив:
— Его отпустили, да можно догнать?
— Он здесь. Куда пойдет ночью?
— А твои книги? Где?
Повелитель Вселенной повернулся к Мулло Камару.
— Вырвали из рук. У меня теперь ничего нет.
— Где они? — строго спросил Тимур у Шах-Мелика.
— Под охраной.
— Пришли их сюда. И армянина тоже.
Когда Шах-Мелик вышел, Тимур снова спросил своего купца:
— Ну?
— Насмотрелся! В Бурсе считают, якобы никто их там не посмеет тронуть. А у мамлюков в Дамаске тишина: наши войска, мол, до них не достанут, далеко. И в Халебе такие же мысли.
Расспросить Мулло Камара не было времени. Двое воинов, широко расставляя ноги, неуклюже пятясь, втащили тяжелый мешок и опустили перед повелителем.
— После расскажешь. Не мне, так Шах-Мелику. Покажи книги.
За эти дни, от холодов ли, от возни ли с тяжелым мешком, у Мулло Камара разболелась спина, не стало сил гнуться. Чтобы развязать мешок, пришлось сесть на корточки.
Сверху лежала самая ценная, но мнению Мулло Камара, окованная серебряным окладом.
Тимур узнал ее. Это были те самые книги, тот самый мешок, что исчез из здешнего подвала.
— За сколько ты их купил?
— Отдал все, что было.
— Много ли?
— В Дамаске продал все товары. Какую цену назвал, ту и взял.
— За мой караван?
— Своего у меня не было.
— Как же ты столько денег кинул на книги? На те деньги можно целый базар скупить.
— Сам их отдал. Они сперва меньше просили.
— Так. А теперь что?
— Продам с лихвой. Надо отвезти в Халеб. Там — баш на баш: мешок книг на мешок серебра. По весу. Твердо сговорено.
— Значит, это мои книги?
— …И я же их и туда отвезу.
— Покупатели и здесь есть.
Пока искали молодого армянина, Тимур расспрашивал Мулло Камара о далеких городах, где всюду стоят войска, с которыми предстоит сразиться.
Тимур спрашивал, не увеличилось ли войско Баязета в Бурсе за дни, пока там прохаживался Мулло Камар. Тимур хотел знать, не переводит ли Баязет свои войска — выйти сюда, навстречу.
Нет, Баязет упрямо держал свои силы вокруг Константинополя, ожидая лишь благоприятного дня, чтобы накинуть петлю на шею Византийской империи…
Наконец выяснилось, что армянин ушел в город, но стражам у монастырских ворот обещал к ночи вернуться.
Тимур метнул взгляд на погасшее окно:
— Ночь уже, вот она!
Мулло Камара он отпустил:
— Иди. Поместись в караульне. А покупку свою тут оставь.
Слуги оттащили мешок книг к стене, придвинули светильник и внесли ужин.
Но Тимур еще мыл руки над медным говорливым тазиком, когда во дворе затопали кони. Прибыл царевич Халиль-Султан, ходивший со своей конницей на Трапезунт припугнуть императора Мануила Трапезунтского.
— Припугнул? — спросил Тимур у внука.
— Я потребовал, чтоб он приготовил для нас сорок галер. И держал бы наготове.
— Зачем нам они?
— Чтоб он не дал их Баязету. Баязет уже подсылал к нему.
— Так. Этого Мануила мы позовем к себе. Поговорим здесь.
— Я там оставил наших воинов. На всех перевалах. Если же он сунется в море, мы возьмем город. Он это понял. Посылает привет, поклон и письмо.
— Так.
— Встретил генуэзских монахов.
— Едут?
— Видел их на ночлеге в Хинисе. Скачут, не жалея ни седел, ни задов.
— Горсть золота резвее лучшего скакуна!
Халиль ел, не стесняясь, вытягивая шею и открывая рот раньше, чем успевал поднести кусок ко рту. Лицо его потемнело, обветрело и засмуглилось за дни похода на Трапезунт. Тимур видел в нем прежнего мальчика, сметливого, послушного, какого любил в зимнюю пору взять к себе на колено, запахнуть халатом и слушать, как трепетно бьется маленькое сердечко.
Тимур сказал:
— От бабушки вчера был гонец. Улугбек болел. Теперь поправился. У них в Султании — еще розы…
— А из Самарканда?.. — спросил было Халиль, но тотчас спохватился, что о Самарканде не следовало бы спрашивать так, словно он хочет это знать не менее, чем о бабушке…
Тимур уловил его порыв, но смолчал. А Халилъ поспешил поправиться:
— Не было гонца? Мухаммед-Султану пора бы выехать.
— Он выедет в конце зимы. Весной будет тут.
— К походу на Баязета поспеет?
Тимур не любил кому бы то ни было говорить: собирается ли он на Баязета, когда пойдет, какими дорогами. Кое-что все же пришлось разгласить: иначе заблаговременно не поймешь, не поддержит ли Баязета какой-нибудь из королей, страха ради. Не разведаешь его друзей и соседей…
— Собираешься в поход?
— Как вам угодно, дедушка.
— То-то.
Тут Шах-Мелику сказали, что армянин вернулся. Тимур приказал его звать.
— Что за армянин? — спросил Халиль.
— Книги у нас выкупает. Вон мешок лежит.
Армянин, не ожидавший, что в поздний час потребуется Повелителю Вселенной, растерялся. Но Тимур благоволил к нему:
— Нагулялся?
— Я нашел купцов, которые могут дать деньги, если книги продаются.
— Денег у них хватит?
— А сколько за эти книги?
Тимур назвал ту страшную цену, какой было бы довольно для целого базара. И добавил:
— Это своя цена. А еще и прибыль нужна. Без барыша что ж за торговля?
— Где же взять столько денег? Мы кругом все в нищете. Собираем по капле, отнимаем хлеб у своих голодных детей, выгоняем сирот на улицу, лишь бы спасти книги! Это они в мешке?
— Хочешь посмотреть?
Тимур послал за Мулло Камаром. Купец поспешно явился.
— Развяжи мешок! — приказал Тимур. — Покажи ему книги. Может не цельным мешком, а в розницу выкупать. Сколько денег наберет.
— Великая милость!.. — поблагодарил армянин.
Мулло Камар, снова сидя на корточках, принялся вынимать книги, но, как истый купец, не спешил совать товар покупателю, а сперва сдувал с книги пыль, обтирал ее рукавом или полой халата, клал возле себя и вытягивал на свет следующую.
Так вынул он первые пять или шесть книг.
Окованную серебром он положил впереди, как самую ценную. Остальные по обе стороны:
— Вот они!
И отодвинулся, предоставляя покупателю свободно и вволю налюбоваться товаром, прежде чем заговорить о цене.
Армянин раскрыл первой не серебряную книгу, а небольшую, в белом пергаментном переплете с золотым тиснением.
Легкая продолговатая книга послушно раскрылась, но армянин, быстро перелистав лишь начало и конец, отложил ее в сторону и взял другую.
Последним, уже не торопясь, раскрыл он тяжелое Евангелие в серебряном окладе.
Потом он протянул руку к мешку:
— А те?
— Поговорим сперва об этих! — остепенил его Мулло Камар, даже не ожидая указаний Тимура, уверенный, что армянин прикидывается спокойным, оттого что хитер.
