Кастелян замка, доблестный рыцарь из рода наленчей, обещал повесить за ноги всех городских советников, если они посмеют открыть ворота. Для острастки обезглавил одного смутьяна, и у ратуши появилась его окровавленная голова на пике. Городской совет единогласно решил защищать город.
Противник дважды ходил на приступ и во множестве бросал зажигательные ядра. Защитники города — польские воины и кучка мещан-ремесленников — отбили врага с большим для себя уроном. Зажигательные ядра подожгли несколько домов, и в городе начались пожары.
Андрейша решил помогать полякам. Ганзейские купцы стали смеяться и назвали его глупцом. Людмила обняла юношу, заплакала и стала уговаривать не ходить на стены.
— Что со мной будет, если тебя убьют? — говорила она, стараясь унять слезы. — Ты один у меня остался в чужом краю, подумай, любимый.
Андрейша очень жалел свою невесту, но ему казалось, что нельзя оставаться в стороне.
— А если бы враг напал на Новгород, ты тоже стала бы меня удерживать? — строго спросил он у девушки.
— Когда призовет Русь, я сама перепояшу тебя мечом.
Но Андрейша не выдержал. Он ласково отстранил Людмилу, надел шлем, вынул из ножен меч и пошел на крепостную стену.
И Стардо надел боевой шлем и бросился в самую гущу боя, поближе к своему другу Андрейше.
Поляки не хотели пускать в город врага. Гербовые братья рода наленчей продолжали яростно осыпать стрелами венгров, сбрасывали камни и выливали на вражеские головы кипящую смолу.
Прогремел взрыв. На воздух взлетели каменные обломки, на северном участке крепостной стены послышались отчаянные крики. С мечом в руках Андрейша бросился на помощь. Он видел, как вражеские воины устремились в пролом. Венгерские лучники осыпали стрелами осажденных. Их тяжелые и короткие стрелы стучали о каменную стену, впивались в деревянную крышу, разили защитников.
Когда Андрейша подбежал к пролому, бой был в полном разгаре.
Вдруг он услышал знакомую песню: О верный мой, О храбрый мой! Он ходит в шапке голубой. И как душа его горда, И как рука его тверда! Хоть обыщите целый свет — Нигде такого парня нет. Андрейша оглянулся. К пролому спешили шотландские стрелки в голубых беретах.
По приказу своего командира, благородного рыцаря Грейсланда, они выпустили на рвущихся в город врагов по меткой стреле и, отбросив луки, взялись за короткие мечи.
Атака была отбита.
В это время немец, по имени Ганс, портной с Длинной улицы, и с ним подмастерья, вооруженные мечами, перебили стражу северных ворот, а ворота открыли.
Венгерские солдаты с победным криком ворвались в город и бросились на защитников. Андрейша увидел, как вражеский солдат замахнулся копьем на польского шляхтича Ясека из Коровьего Брода, бившегося с ним рядом. Новгородец ударил мечом солдата, но он принял удар на щит, изловчился и воткнул копье в грудь Андрейши.
Многих убили венгры, многих взяли в плен. Кто мог, укрылся в стенах замка.
Раненого Андрейшу шляхтичи унесли в крепость.
В большой комнате со сводчатым потолком Андрейша открыл глаза и увидел шотландского стрелка в голубом берете, того, что пел песню.
— Друг, — сказал Андрейша, пересиливая боль, — ты раньше служил немецким рыцарям?
— Мы, шотландцы, свободный народ, — ответил стрелок, — и всегда готовы воевать за справедливость. А где справедливость у немецких рыцарей?
— Ты сказал правду, — прошептал раненый, — у немецких рыцарей нет справедливости.
В это утро была ясная, холодная погода. За ночь неожиданно подморозило. Лужицы покрылись тонким льдом, трещавшим под ногами.
Солнце всходило нерадостное, плоское, словно мазок кровавой краски.
Ясек из Коровьего Брода и Андрейша стали побратимами. Их сроднила кровь, пролитая новгородцем за Польшу.
— Кто тебе враг, тот и мне враг, кто тебе друг, тот и мне друг, — сказал Ясек.
Они обменялись крестами и обняли друг друга, и нательные кресты казались им совсем одинаковыми.
Защитники замка во главе с отважным рыцарем Викатнем из Шомотул решили не сдаваться, держать, замок.
Старинный польский род наленчей соединил под своим гербом не только множество великопольской шляхты и сторонников старых обычаев Великой Польши, но и людей, известных всем храбростью и благородством.
Венгры город разграбили, все, что могли сжечь, сожгли, а замок осаждать не стали. В этот же день они двинулись на другие города. Опять горели деревни, церкви и города Великой Польши и Мазовии. Тысячи домов пустили венгры на дым, безжалостно топтали брошенные пашни и сады. Крестьяне и бедные шляхтичи спасались от иноземного рабства в лесах.
Множество польских девушек и юношей со связанными руками гнали венгры перед собой, и много возов с добычей ехало за их войсками.
Людмилу спрятали немецкие купцы.
В тот же день, как венгры ушли из города и поднятая ими по дороге пыль осела на растоптанные нивы, девушка стала ходить по городским стенам вместе с женами и матерями убитых воинов. Она надеялась отыскать Андрейшу… «Может быть, он ранен и лежит где-нибудь», — думала она. Но Андрейши нигде не было. Горожане давно похоронили всех убитых, а Людмила все еще искала своего жениха.
Девушка оказалась в тяжелом положении — одна в чужой стране, без всякой поддержки. Она боялась даже думать о том, что будет с ней, и жила, словно во сне.
Немецкие купцы стали собираться в Познань. Людовик Шлефендорф предложил девушке ехать с ними.
— Будешь мне дочерью, — сказал он, — со мной тебя никто не обидит.
Но Людмила и слышать не хотела. В доме мастера-колесника она сняла маленькую комнатку и решила ждать.
Дни делались короче и холоднее. На юг большими стаями летели птицы. Часто шли дожди и шумели ветры.
Оборванный и худой, неожиданно вернулся Стардо, взятый венграми в плен. На высокий лоб свисали поседевшие пряди волос. Ночью он зубами перегрыз пеньковые веревки на руках и убежал.
Прошло две недели. Людмила твердо верила, что Андрейша жив. Она стала думать, что он в плену у венгров, и собиралась ехать просить Елизавету, королеву венгерскую, возвратить ей жениха.
Как-то утром Стардо пошел в замок. Он сторговал у воротного стражника кольчугу, снятую с убитого. У могучего Стардо грудь была как у зубра, и трудно было ему найти доспехи по росту.
Велика была радость верного Стардо, когда он узнал от стражника о раненом русском воине, лежащем в замке! С радостной вестью, забыв о кольчуге, Стардо побежал в город.
И Людмила снова встретилась с Андрейшей.
Девушке пришлось ухаживать за раненым. Дни и ночи она сидела на скамейке возле постели, не спуская с него глаз. Ласковые, нежные руки Людмилы лечили Андрейшу лучше всяких лекарств.
До ее появления побратим шляхтич Ясек из Коровьего Брода заботился о раненом. Он привез хорошего лекаря, доставал разные снадобья.
Ясек тоже принадлежал к роду наленчей. Хозяин замка приходился гербовым братом Ясеку. Сам Ясек хоть и был беден, но давно доказал свое шляхетское происхождение и был по праву равен другим гербовым братьям.
Вчера он поехал к знатному рыцарю Сендивою Свидве, гербовому брату, и должен был с часу на час вернуться. Он хотел выпросить для Андрейши охрану до города Торуна. Мореход собирался возвращаться в Штральзунд, на свою лодью «Петр из Новгорода».
Всю неделю дули морские октябрьские ветры. По небу ползли низкие, темные облака. Но сегодня ветер изменился, из облаков показалось солнце, и сразу потеплело.
После ужина Людмила ушла рукодельничать на женскую половину, а Андрейша собирался спать. Он снял сапоги и ходил по чистым половикам в белых шерстяных носках.
Вдруг в комнату ворвался Ясек, он только сошел с лошади.
— Андрейша, меня посылают в Краков! Рыцарь Сендивоя Свидва поручил мне важное и тайное дело. Ох, Андрейша, какое интересное дело!
— Ты мне расскажешь?
Ясек задумался.
— Вот что, побратим, — сказал он, — светлейший рыцарь разрешил и тебя взять в Краков. Если согласишься ехать со мной, я все расскажу тебе.
— А Людмила?
— Она может ехать вместе с нами. Это даже удобнее.
— Но что за поручение, Ясек?
— Очень важное и интересное, — повторил шляхтич. — Ты мне очень поможешь. Прошу тебя, согласись.
Андрейша задумался: конечно, хотелось поскорее увидеть родных. Но ведь Людмила была с ним рядом, а на зиму глядя в Новгород на лодье не пройдешь. Он подумывал ехать сухопутьем, но зимняя дорога длинная и нудная.
— Долго ты пробудешь в Кракове? — спросил он, все еще раздумывая.
— Да уж не так мало. Но ведь твоя лодья все равно будет зимовать у ганзейцев. В Новгород морем не успеешь, скоро зима.
Ясек говорил правду.
— Ладно, Ясек, еду, — наконец сказал новгородец. — Раз ты просишь, отказать не могу.
Ясек бросился обнимать побратима.
