Кто-то из историков сказал, что к концу мрачного XIV века каждый испанец делался шпионом шпиона. Останься старый режим на двадцать лет, он неминуемо довёл бы нас и до этого.
Или ещё такой случай. В донесении от 15 октября 1915 года сообщается: «Член петроградской городской управы В. Н. Новиков в беседе с одним частным лицом рассказывал про «расхождение» кадет следующее…» И далее приводится такой выразительный монолог г. Новикова, что даже чувствуются интонации его, и само собою напрашивается предположение, что это «частное» лицо тотчас же после беседы помчалось в охранку и под свежим впечатлением настрочило доклад, между прочим, вполне литературный, умелый и толковый.
Надо вообще заметить, что доклады писались отнюдь не канцелярским казённым стилем, обычно оставляющим после себя нечто похожее на ощущение от наждачной бумаги. В некоторых из них чувствуется темперамент писавшего, склонность к полемике, публицистический задор, мелькают даже цитаты из поэтов. Короче говоря, это были своеобразные рукописные газеты, посылавшиеся царю и нескольким избранным лицам, которым надо было знать о «настроениях». Иногда эти выпускавшиеся «на правах рукописи» газеты – «совершенно секретно», «совершенно доверительно» или просто «секретно» – заключали в себе одну лишь статью, скажем, передовую. Другие имели вид сплошного обзора печати – легальной или нелегальной. Третьи представляли «хронику», и надо отдать справедливость безвестным «сотрудникам»: их отчёты о собраниях, заседаниях и даже лекциях гораздо интереснее и объективнее таких же отчётов в периодической печати.
Но «охранка» освещала не только деятельность обывательской мошкары.
Сами «охранные пауки» большого и мелкого калибра – по долгу службы или из усердия – занимались взаимной «слежкой»; и результаты таких наблюдений представлялись по начальству, вплоть до… Николая II.
Вот некоторые из таких донесений и «осведомлении» более мелкого масштаба и, так сказать, домашнего характера.
Пристав Глобачёв сообщает полицмейстеру Значковскому «совершенно откровенную подробную аттестацию о нравственных и служебных качествах своих помощников Олифера и Войко». Первый описывается в самых привлекательных красках – «поведения трезвого, нравственных качеств одобрительных, карточной игрой не занимается, не любит проводить время (!) и ухаживать за женщинами», второй получает аттестацию менее похвальную: «ведёт обширный круг знакомств с женщинами, любитель азартных игр в карты, страшно высоко ценит свои служебные познания, в каковых слаб, и не дорожит службой, что было высказано, имея за спиной богатого отца».
Так пристав Глобачёв «совершенно секретно» пишет полицмейстеру Значковскому.
Повернём это маленькое зубчатое колесо, и оно приведёт в движение следующее. На документе, именующемся «Список приставов с аттестацией», уже характеризуется сам Глобачёв. Рядом с его именем стоит: «Распорядительный, энергичный пристав, но интриган».
Зубчатка движется и увлекает за собой новую, которая раскрывает перед нами аттестацию уже самого полицмейстера Значковского, аттестуемого, очевидно, градоначальником…
Изобразительными средствами все доносители владеют при этом отменно. Не по-гоголевски ли звучат следующие характеристики?
«Полковник Галле – на все руки мастер, но пальца в рот не клади.
Полковник Шебеко – умный и дельный, но ловкий и хитрый, почему доверять ему надо с осторожностью.
Коллежский советник Зарецкий – удовлетворительный пристав, но немного штукарь.
Подполковник Пчелин – хороший, но требует надзора; была история по денежной части».
Такова была эта система беспрестанной слежки друг за другом, неусыпного доносительства, создавшего для каждого звена вынужденную необходимость поддерживать механизм всего строя, чтобы не погибнуть самому.
Поддерживая один другого и находясь в зависимости от окружающих – соглядатаев, доносчиков и молчаливых духовников, знавших всякого рода тайны, – все эти крепко спаянные между собою обманом, насилием, взятками и убийством люди, должно быть, презирая друг друга, в то же время были сильно заинтересованы в этой спаянности, как кирпичи высокого свода, готового каждую минуту обрушиться. Кирпич справа, может быть, не знает о кирпиче слева, но зато он убеждён, что таковой должен быть на месте. Без этой веры он вне существования.
В данном случае этой верой была идея, воплощённая в слове «царь», гипнотизировавшем звенья всего механизма. Идея была устранена – и вся сложная система маленьких и больших цепких зубчатых колёс мгновенно распалась, обратившись в прах, не оставляющий после себя и тени.
Внезапной гибелью своей она показала самое безнравственное из зрелищ – «бессилие грубой, бездушной силы».
Этими словами кончает свою содержательную заметку наблюдательный хроникёр-бытописатель… Но и он не подходит к решению вопроса: почему так занимали царя охранные дела? Какие побуждения заставляли его отдавать так много внимания доносам, заботиться о насаждении сыска, провокации и нравственного разложения в обширном своём царстве?
Ещё большее недоумение охватывает ум, больший ужас и отвращение наполняют сердце, когда мы кинем взгляд на другую сторону деятельности императора всероссийского…
Я говорю об отношении Николая к смертной казни и ко всевозможным палачам российским, всё равно, носили ли они, как Мин и Риман, аксельбанты на своих флигель-адъютантских мундирах или появлялись из келий каторжной тюрьмы с намыленной верёвкой руках…
Никем из них не брезгал «царь-батюшка». Всем он был признателен за исполнение тех бесчисленных смертных приговоров, которые за двадцать три года царствования так чисто и чётко были подписаны его холёной белой рукой…
Действительно, может показаться странным: такой на вид маленький безобидный человечек, пользуясь неограниченной властью российского царя, теперь, в наши дни, в начале XX века христианской эры, успел уничтожить собственных своих подданных больше, чем отправил их на тот. свет печальной памяти Иоанн IV Грозный, сыноубийца и палач на троне…
В кровавом «Синодике» Ивана Грозного насчитывается около 3000 «убиенных» самим царём или по его приказу… Новгород, разгромленный опричниной Ивана, залит был кровью своих сынов… Волхов, как говорят полузабытые были, не мог пронести трупов… И было их только около десяти тысяч по самому достоверному подсчёту…
Пётр отнял жизнь у тысячи человек стрельцов, не считая ещё десятка-другого голов, слетевших с плеч по приговорам великого плотника-царя…
Лютовал немецкий палач Бирон на Руси, но недолго.
После сравнительного «затишья» казни снова начались, с лёгкой руки Николая Палкина, в июле 1826 года.
Считая с польскими мучениками (от 13 июля 1826 года до вступления на трон Николая II), казнено в России около трёхсот борцов за свободу. Сослано в рудники на вечную каторгу, заключено пожизненно в крепостях – несколько тысяч. В Сибирь отправлены десятки тысяч «политических».
А в одно царствование Николая, «маленького» улыбчивого человека с глазами газели, только до 1905 года казнено около двадцати человек, из них трое мальчиков, несовершеннолетних: Маньковский, Гершкович и Кунин.
Затем, в том же 1905 году, расстреляно в декабре 546 человек в Москве, 160 человек в Люберцах и в Перово, около 600 человек в Прибалтийском крае. Итого – 1 200. Ранено в тех же местах – свыше 3 000 человек. Из них многие умерли.
Это всё жертвы «карательных отрядов» под командой Риманов и Минов, посланных кротким царём на усмирение своих «верноподданных» россиян…
Погибшие в тюрьмах, в рудниках, сосланные министрами того же Николая Последнего по его указам, насчитываются тоже десятками тысяч. Это только до печального 1906 года.
За каких-нибудь тринадцать месяцев (с января 1905 по февраль 1906 года) «официальные» цифры, попавшие в русские газеты, дают такую страшную картину.
Убито в Петербургском округе 982 человека. В Московском округе – 2 483 человека. В Поволжье и Степном крае – 2 054 человека. В Харьковском округе – 875 человек. В Новороссии– 1 148 человек. Область Войска Донского – 294 человека. В Киевском округе и Юго-Западном крае – 403 человека. В Варшавском округе – 369 человек. Прибалтийский край – 1 997 человек. Архангельская и Вологодская губернии – 2 человека. В Сибири и на Амуре во время расстрелов по линии Сибирского пути – 1 208 человек. На Кавказе, в Закавказье и Закаспийском крае – 2 859 человек. Итого – 15 000 убитых. Да ранено ещё 18 000 человек…
Николай получил в наследство готовую державу… Великую, полную счастливых задатков и возможностей… И очень скоро сам понял, как и окружающие его, что ноша, данная ему судьбою от гигантов-предков, не по силам потомку…
