Бальтазар ткнулся лицом в ладони и расплакался.
– Не надо, друг мой, – попросила она. – Я рада моему уходу. Когда я ходила на мои свадьбы и церемонии, это было лишь бледной тенью того, что мне предстоит: радость превыше всех радостей. Скажу вам по секрету: я уже чувствую это. Вечность для меня уже началась, и там царит неописуемый мир и блаженство.
Сорок четвертый день рождения Марии пришел и ушел; Рождество пришло и ушло – унылый маленький праздник. Все, кроме Марии, были глубоко подавлены и с трудом могли заниматься мелкими повседневными делами, а некоторые не могли найти выхода своему гневу. Лишь Мария как будто пребывала в своем недоступном мире, не обращая внимания на холод, темноту, сырость и бесконечные слухи, просачивавшиеся даже в строго охраняемую башню. По всему королевству ходили истории о ее побеге, о высадке испанских войск в Уэльсе и о новом «северном восстании». Появился даже очередной заговор против Елизаветы, некая попытка пропитать ядом ее седло и стремена.
Мария ежедневно готовилась к приходу чиновника с подписанным смертным приговором. Она думала о нем как о сопернике тайного убийцы, который мог нанести удар в любой момент и лишить ее смерть всякого смысла. Она была уверена, что самозваный палач прячется где-то в Фотерингее.
Но по мере того, как дни сменяли друг друга и ничего не происходило, в ее душу начал закрадываться леденящий ужас. Возможно, Елизавета решила пощадить ее в своем «несказанном милосердии». Елизавета могла отложить подписание документа точно так же, как она откладывала все остальное, пока ее воля не преобладала и люди не прекращали роптать. Так уже было, когда после долгих увещеваний они прекратили взывать к ней с просьбами о заключении брака. Мария доверяла эти страхи своему дневнику.
«29 декабря, год Господа нашего 1586-й.
Меня могут держать здесь еще двадцать лет! Таким образом, Елизавету не обвинят в том, что она пролила мою кровь. Еще двадцать лет запертых комнат, отсутствия писем, болезней и уединения. И вынужденных заговоров. Люди на свободе продолжат строить планы моего побега, и мне придется участвовать в них. Новые шифры, новые курьеры… О Спаситель, избавь меня от этой смерти при жизни! Не приговаривай меня к ней!
1 января, новый год Господа нашего 1587-й.
Начинается еще один год. Вчера Паулет сделал замечание о выплате содержания для моих слуг. Судя по его тону и намекам, они останутся со мной в обозримом будущем. О Боже, о нежная и милосердная Матерь Мария, не позволяйте мне и дальше мучаться здесь. Я не могу этого вынести, не могу, не могу!
8 января, год Господа нашего 1587-й.
Да, я могу это вынести. Я могу сделать все с помощью Христа, Который укрепляет меня. Но Господи, я хочу не просто терпеть. Я хочу предложить Тебе дар своей смерти. Я хочу умереть так, чтобы прославить Тебя, во искупление всех путей, которыми я не прославляла Тебя в своей жизни.
Открой Свое присутствие,
Позволь видению Твоей красоты убить меня,
Узри, болезнь любви неизлечима
Без Твоего присутствия и пред ликом Твоим.
Вот что пишет мой собрат по страданию, Иоанн Креста[27]. О, каково обладать таким даром красноречия! Но я не должна жаждать того, что Ты даешь другим.
Здесь все тихо, ничего не происходит. Елизавета совершенно забыла обо мне, оставила меня ждать… и ждать. Мои телесные немощи, которыми я пренебрегала – ибо зачем латать крышу, когда дом должен рухнуть? – вскоре снова потребуют внимания. Бургойну нужно получить определенные травы для лечения.
О, как мне ненавистны эти маленькие слабости! Я больше не должна нуждаться в физическом лечении!
Но прости мне эти мятежные слова, Господи».
Елизавета ненавидела новогодние празднества с обычным обменом подарками. Не то чтобы она отказывалась от необычных и дорогих сувениров – золотых солонок в форме галеонов, фигурок зверей, покрытых драгоценностями, изумрудных воротников. Но она не хотела видеть, как на смену 1586 году приходит 1587-й. Парламент должен был собраться в начале года, и это означало, что у нее оставалось все меньше времени для решения тягостной проблемы Марии, королевы Шотландии. Эту проблему следовало решить до выступления в парламенте.
Январь никак не помог ей справиться с дилеммой. Все обстоятельства, подталкивавшие ее к казни Марии, проявились с новой силой: последовал очередной заговор с покушением на нее, на этот раз при участии французского посольства. Люди все больше волновались с каждым днем, по мере того как одни сенсационные слухи сменялись другими, и все они были связаны с испанским вторжением или с бегством Марии. Некоторые утверждали, что Лондон объят пожарами, а на севере снова вспыхнул вооруженный мятеж. Было даже несколько уличных бунтов в Лондоне, когда народ требовал свершить правосудие над «чудовищным драконом».
«Но сделанное однажды не вернешь обратно, – думала она, расхаживая по комнате. – Такого еще никогда не бывало: оформленное по закону убийство помазанного монарха. Оно распахнет дверь в неведомое. Народ требует от меня совершить это. Сегодня они казнят Марию; завтра они могут казнить любого монарха по собственной воле и желанию. Им даже не понадобится согласие другого правителя, чтобы сделать это».
Она содрогнулась, как будто мир, где правят неписаные законы толпы, внезапно предстал у нее перед глазами.
«Этого не произойдет завтра или даже послезавтра, – подумала она. – Но это случится, и я буду тому причиной».
Однако Роберт тоже прав: что происходит, когда голос людей, действовавших в соответствии с законами и процедурами, остается неуслышанным? Может ли ожесточение привести их туда же, причем еще быстрее?
Елизавета ощутила внезапный прилив сил. Вызвав государственного секретаря Уильяма Дэвисона, она попросила его принести смертный приговор.
Пока Елизавета ожидала его возвращения, она осознала, что такая возможность больше никогда не настанет. Французов с позором заперли в посольстве после раскрытия заговора, и они не могли заступиться за Марию. Шотландцы отказались от просьб о ее помиловании, и никакие спасители так и не появились. Вместо того чтобы просить за свою бывшую королеву, шотландский уполномоченный по особым поручениям доверительно прошептал, что «мертвая женщина не кусается». Наступила снежная зима, море разбушевалось, и испанцы ни при каких обстоятельствах не отправят флот в такое время года. Время настало, но момент был быстротечным, и такое сочетание событий могло больше никогда не повториться.
«Ударь или получи удар» – Елизавета снова и снова повторяла эти слова, как литанию. – Aut fer aut feri, ne feriari, feri. Я негодяй и непригоден для службы, если не могу настоять на своем».
Вскоре вернулся Дэвисон со смертным приговором, составленным несколько недель назад, когда был оглашен вердикт суда. Он почтительно протянул ей документ.
Елизавета стала медленно читать его, пока Дэвисон стоял перед ней.
«Елизавета, милостью Божией королева Англии, Франции, Ирландии, и прочая, и прочая.
Нашим верным и любимым слугам – Джорджу, графу Шрусбери, Генриху, графу Кентскому, Генри, графу Дерби, Джорджу, графу Камберлендскому, Генриху, графу Пемброку, – наши приветствия, и прочая, и прочая.
Поелику приговор, вынесенный вами и прочими членами нашего Тайного совета, для Марии, королевы Шотландии и дочери Якова V, хорошо известен, и парламент не только всецело одобряет оный приговор и считает его в высшей мере справедливым, но также со всем смирением просит и убеждает нас привести в исполнение вышеупомянутый приговор над ее особой, которого она, по их мнению, вполне заслуживает, и далее указывает, что задержка с исполнением оного приговора ежедневно умножает определенную и несомненную опасность не только для нашей собственной жизни, но и для них самих и благополучия этого королевства, мы опубликовали сей приговор в виде прокламации, однако до сих пор воздерживались от его дальнейшего исполнения.
Теперь мы понимаем, как разумны, великодушны и благонамеренны все наши подданные, от мала до велика, как глубоко и сильно страдают и сокрушаются их сердца ежедневным и ежечасным страхом за нашу жизнь, ежели мы будем и далее откладывать исполнение заслуженного приговора и пренебрегать их всеобщими и постоянными просьбами, требованиями, молитвами и советами. Поэтому, супротив нашего естественного предрасположения, будучи убеждены очевидной весомостью их советов и ежедневных увещеваний, мы приняли решение осуществить правосудие и совершить казнь.
Мы повелеваем и сим приговором облекаем вас должными полномочиями отправиться в замок Фотерингей, где вышеупомянутая королева Шотландии содержится под опекой нашего верного слуги и советника сэра Эмиаса Паулета. Там, взяв ее под стражу, повелеваем вам распорядиться о совершении ее казни в присутствии вас самих, вышеупомянутого сэра Эмиаса Паулета и других служителей закона, которые будут сопровождать вас; оная казнь должна совершиться в такое время и в таком месте, которое вы сочтете наиболее подходящим, и такими людьми, которых вы выберете по своему благоразумному усмотрению.
