Вальтер Скотт - Вальтер Скотт. Собрание сочинений в двадцати томах. Том 1

Излюбленный герой Вальтера Скотта — молодой человек добрых нравов и идеальных взглядов, наивный и неопытный. Наивность и неопытность малогероичны, и Скотт наделяет ими своих молодых людей совсем не для того, чтобы вызвать восхищение читателя. Задача заключается в том, чтобы столкнуть это свежее сознание с ужасающей сложностью жизни. Герой попадает в новую для него среду, в его существование неожиданно врывается история. Если вначале действительность представлялась ему слишком простой и серой, то теперь события, мелькающие с необычайной быстротой, кажутся непостижимыми и абсурдными.

Но это только первое впечатление, которое иногда длится до последних страниц книги. Случайное как будто столкновение обнаруживает в себе явную преднамеренность. Биография героя приобретает логику, а судьба оказывается результатом чьей-то сознательной воли.

Фрэнсис Осбалдистон, герой «Роб Роя», не любит коммерции, к которой его готовит отец: элементарной логике бухгалтерских книг он предпочитает «Неистового Роланда» Ариосто. Он отправляется скучать в имение своего провинциального дядюшки. Но с первых же шагов из-за каждого угла на него обрушиваются приключения: его обвиняют в грабеже, оправдывают по суду, преследуют за долги, арестовывают в горах. Этот каскад событий кажется герою рядом нелепых случайностей. Однако бессмысленная фантасмагория объясняется закулисной' борьбой Дианы Вернон и Рэшли.

Уэверли беззаботно живет у Брэдуордина и Фёргюса. Вдруг по непонятным причинам его дела запутываются: его подозревают в государственной измене, заключают под стражу, потом освобождают, держат в плену, доставляют в лагерь повстанцев. Это сцепление событий впоследствии объясняется как планомерное вмешательство чужой воли в судьбу наивного героя. То же можно сказать почти о каждом романе Скотта — о «Талисмане», «Гае Мэннеринге», «Приключениях Найджела» и т. д.

В этом принципиальная разница между романами Скотта и приключенческими романами XVIII века. Читатель приключенческого романа пребывает в постоянном изумлении перед превратностями фортуны. Нападения разбойников, неожиданные дуэли, бегство, приводящее героя в незнакомую обстановку и начинающее новый ряд приключений, поразительные встречи, «удары судьбы», низвергающие человека в бездну несчастий с вершины могущества, следуют одно за другим без строгой внутренней связи. Приключения имеют самостоятельное значение: их чередование несет с собою одно основное чувство — изумление перед необычайными возможностями жизни, и одну основную идею — всемогущество случая. Биография героя, вырванная из колеи обыденного, идет навстречу неожиданному. Чем полнее торжество случая, чем необычнее происшествия, тем яснее выражена мысль автора. События не объяснены, за ними нет ничего. Это сцена без кулис, и единственный режиссер здесь — случай.

Однако уже в XVIII веке возникает новый тип романа, в котором приключения приобретают совсем другой смысл. Этот роман получил название «готического», «черного», или «страшного». Особенностью таких романов было то, что они вызывали «сладкий ужас». Обычно они повествовали о страшных приключениях в средневековых замках, в которых было совершено когда-то чудовищное злодеяние. События кажутся вначале совершенно непонятными; они приобретают смысл только после того, как разгадана тайна. Сюжет объясняется волей злодея, который преследует свою жертву, либо другим рядом событий, совершающихся за кулисами. Следовательно, приключения, которые происходят с героем или героиней, не являются игрою случая. Случай как верховный владыка жизни устранен. Это не он сталкивает друг с другом людей и создает происшествия. События возникают из тьмы неведомого, но в этой тьме скрывается чья-то воля — злодея, желающего погубить героя, или благодетеля, который хочет его спасти. В организации этой закулисной режиссуры, этого второго ряда событий, объясняющих то, что происходит на поверхности, и заключается характерная для готического романа «техника тайны».

Следовательно, между готическим романом и романом приключенческим — большая и принципиальная разница. Развенчание случая и введение «второго плана» действия предполагает более глубокое его осмысление. То, что прежде рассыпалось по поверхности, теперь собирается в правильный рисунок, то, что прежде казалось случайным и потому непостижимым, теперь считается причинно обусловленным и доступным исследованию. Вместе с тем жизнь представляется не хаотичным столкновением вещей и обстоятельств, а борьбой разумных, хотя и тайных сил, столкновением человеческих воль, а иногда провиденциальным замыслом. Отсюда и возникает то, что можно было бы назвать «глубоким сюжетом».

Вальтер Скотт с огромной энергией прояснил и вместе с тем переосмыслил то, что уже намечалось в «черном» романе. Ему, очевидно, казалось, что приключенческий роман XVIII века скользит по поверхности жизни, не задумываясь над значением событий. Герои этого романа не строят никаких планов и живут тем, что посылает им судьба. Для Скотта такой способ восприятия жизни и композиции романа был явно неприемлем. Кажущуюся нелепость жизненных событий он пытался истолковать как закономерный результат постоянно действующих сил. Теорию случая, широко распространенную в философии истории XVIII века, он решительно отвергал — и как историк и как писатель.

Внешне роман Вальтера Скотта иногда напоминает готический. В начале романа у него почти всегда встречаются один или несколько традиционных незнакомцев, которые впоследствии играют в действии ведущую роль. Таковы, например, Айвенго, изгнанный сын Седрика, вернувшийся на родину из крестового похода и совершающий на турнире чудеса храбрости; «Черный рыцарь», который исчезает после турнира и оказывается королем Ричардом, инкогнито странствующим по своему королевству; Эльши, страшный карлик, которого жители окрестных сел принимают за беса («Черный карлик»); Берли, полугерой-полубезумец («Пуритане»); героический разбойник Роб Рой и т. д. Часто встречаются у него потерянные или похищенные дети, которые потом находят своих родителей или открывают свое происхождение. Этот мотив, весьма распространенный в литературе эпохи, играет центральную роль и в «Гае Мэннеринге» и в «Антикварии», напечатанных один за другим в течение одного года, а затем в «Пирате».. Напоминают «черный» роман и преступники, кающиеся и нераскаянные, на душе которых тяготеет страшный грех, —это старуха Элспет из «Антиквария», Мег Меррилиз из «Гая Мэняеринга», Фрон де Беф и Урфрид из «Айвенго».

Напоминают готический роман не только отдельные образы или мотивы Скотта, но и общая схема его романов* Почти в каждом из них герой является жертвой каких-то темных махинаций со стороны неведомых врагов, и только к концу ему удается выпутаться из сетей и восстановить истину.

Во многих романах Скотта существует персонаж который словно выполняет роль режиссера спектакля. В руках его сосредоточены все нити интриги, и сюжет возникает и развивается благодаря его вмешательству в мирное течение жизни. В ранних романах Скотта он встречается чаще, в более поздних его роль значительно урезана. Словно опытный возница, он правит всей колесницей повествования, связывая непостижимыми узами целые толпы персонажей, определяя судьбу героя, разрешая за него проблемы его биографии. Он принимает на себя роль провидения, неисповедимыми путями ведущего героя к намеченной цели. В «Гае Мэннеринге» таким провидением оказывается цыганка и колдунья Мег Меррилиз. Сквозь сложные события романа проходит ее воля, завязывающая и развязывающая интригу. В кажущейся бессвязности приключений обнаруживается руководящая мысль; действие, рассыпающееся на «случайные» происшествия, оказывается обдуманным осуществлением логического замысла.

Такие режиссеры присутствуют почти в каждом романе Скотта, хотя значение их бывает далеко не одинаково. Эту роль выполняют и короли и нищие, обиженные богом и людьми, В «Антикварии» управляет событиями Эди Охилтри, старый бродяга, раскрывающий все тайны и приводящий действие к благополучному концу. В «Квентине Дорварде» — это Людовик XI и Цыган Гейраддин Мограбин, в «Уэверли» — Доналд Бин Лин, в «Черном карлике» — Эльши, в «Талисмане» — арабский врач, который оказывается султаном Солиманом. Иногда таких режиссеров бывает двое, как, например, в «Приключениях Найджела» (Ричи Мониплайз и Маргарет Рэмзи) или в «Певериле Пике» (Фенелла и карлик Гудсон).

В других романах роль режиссера осмыслена иначе. В «Пирате» старуха Норна, которая, как говорили современные Скотту критики, весьма напоминает Мег Меррилиз, приводит действие, вопреки собственному желанию, к несчастной развязке; в романе «Сент-Ронанские воды» трагический конец вызван неуместным вмешательством такого же несообразительного «провидения», мистера Тагвуда.