Казак сделал паузу, с надеждой посмотрел на священника.
— Отче, вы не простой человек, на вас лежит сан и небесная благодать. На слугу Божьего не поднимется рука ни у одного христианина, даже если он швед. Может…
Сердюк не договорил, но священник все понял. Задумавшись, он некоторое время молчал, затем тихо спросил:
— Куда и к кому идти?
— В Лишняны, к батюшке Лариону. Он тоже знает, где сыскать хлопцев Злови-Витра.
По улице местечка впереди десятка сердюков ехали конь о конь оба Недоли. Поравнявшись с шинком, старший из братьев придержал скакуна:
— Поговорил бы с тобой еще, братчику, да недосуг — генеральская служба к себе кличет. Бувай…
Есаул с сердюками поехали дальше, а Дмитро, соскочив с коня, вошел в шинок. Тотчас подле него очутился хозяин.
— Вечер добрый, пан сотник! Ах, ах, ваша ясповельможность вся в снегу! Не желаете оковитой, дабы не захворать?
Дмитро решительно отстранил хозяйскую руку с чаркой.
— Геть! Казак — не винная бочка! Однако шинкарь не отставал.
— Пан сотник, не обижайте старика, — плаксиво затянул он, хватая запорожца за полы кунтуша. — Ведь вы для меня, что сын родной. Разве я могу смотреть спокойно, что ваша ясновельможность с головы до ног мокрая и от ветра вся посинела. Так и занедужить немудрено, а такого лыцаря, как пан сотник, впереди ждут геройские дела. Выпейте оковитой для обогрева души и тела.
— Тьфу ты, леший побери! — в сердцах сплюнул под ноги Дмитро. — Пристал, как репях! Давай свою горилку!
Он залпом опрокинул в рот содержимое вместительной чарки, бросил взгляд по сторонам. В шинке было пусто, в углу печка пылала жаром. От выпитой оковитой неожиданно быстро зашумело в голове и стали наливаться усталостью ноги. Дмитро взял одну из лавок, поставил ее под окном.
— Я заночую у тебя, шинкарь, — сказал он, снимая с себя кунтуш и шапку, — Разбудишь, когда рассветет.
Запорожец улегся на лавке, пристроил под голову шапку, сунул под нее пистолеты. Когда под окном раздался храп, шинкарь поманил к себе жену.
— Помнишь три жемчужины, что спрятала недавно? Я получил их от казака, который спит сейчас у нас. Не думаю, что те жемчужины были у него последними.
Шинкарка, хорошо знающая своего мужа, насторожилась. В ее глазах появился и застыл жадный блеск
— Что ты задумал, Абрамчик?
— Этот запорожский сотник совсем недавно возвратился из удачного морского набега на турок. К нам он явился потому, что задумал жениться. Уверен, что при нем еще имеются драгоценности, и немалые.
— Ну и что? Ему необязательно носить их в кармане.
— Ты не знаешь казаков, мамочка. Все, что они имеют, обычно на них самих и на коне. Смотри, этот запорожец даже во сне боится расстаться со своей шапкой. Сунул ее под голову и еще обхватил руками. Клянусь, что именно в ней спрятаны драгоценности. А зачем они ему? Пропить и прогулять?
— Но шапка под его головой. А рядом пистолеты.
— Ну и что? Я подмешал в его оковитую сонное зелье, поэтому он сейчас спит как убитый. А когда проснется и придет в себя, вряд ли вспомнит, где был ночью и что делал. Почему его не могли разбудить дружки-сердюки, с которыми он затеял гулянку? После моего зелья человек не помнит ничего.
Шинкарка испуганно воздела к потолку руки.
— Подумай обо мне и своих детях! А если все-таки проснется? Он же убьет тебя.
— Тише! — замахал на нее руками шинкарь. — Я не такой дурень, чтобы идти за шапкой сам. Разве ты не знаешь, что казаки никогда не обижают детей? Поняла? То-то… Сыночек! — приглушенно крикнул он в сторону печи.
Когда с лежанки сполз сынишка, шинкарь ласково погладил его по голове.
— Сыночек, видишь того казака с красным бантом на сабле?
— Да, папочка.
— А шапку со шлыком, что у него под головой?
— Да, папочка.
— Сможешь принести ее мне, не разбудив казака? Получишь за это десять злотых.
Полусонное лицо сынишки вмиг оживилось.
— Двадцать.
— Ладно, двадцать, — согласился шинкарь. — Неси скорей шапку и получай деньги.
— Вначале злотые, потом шапка, — решительно заявил сынишка, протягивая к отцу ладонь.
У шинкаря от негодования перехватило дыхание, он закатил глаза под лоб.
— Мамочка, посмотри, что делается! Твой сыночек хочет делать гешефт на своем родном папочке.
— Ты сам учил, что вначале деньги, а потом все остальное, — невозмутимо произнес мальчуган. — Хочешь шапку — давай злотые. И быстрей, пока не проснулся казак. — Показывая, что разговор на эту тему окончен, сынишка отвернулся в сторону и принялся ковырять в носу.
— Получай, — прохрипел шинкарь, доставая из-за пояса горсть монет и отдавая их сыну.
Тот пересчитал их, снова протянул к отцу руку.
— Еще два злотых.
— Мамочка, твой сыночек грабит своего папочку, — взвизгнул шинкарь, вновь запуская пальцы за пояс.
Завязав деньги в лоскут, мальчуган спрятал его за пазуху, повернулся к матери.
— Подай жбан с квасом. Если казак проснется, скажу, что принес ему напиться.
С кувшином в руке мальчонка на цыпочках приблизился к Дмитро, прислушался к его хриплому дыханию. Поставив сосуд на пол, он осторожно просунул руку под казачью голову, слегка приподнял ее. Потихоньку вытащил шапку, медленно опустил голову запорожца снова на лавку. Убедившись, что казак продолжает спать, мальчуган вернулся к родителям, протянул отцу шапку. Едва завладев ею, шинкарь ухватил сына за ухо, больно крутнул его.
— Ах, сыночек, в кого ты такой дурень. Разве папочка не учил тебя, что вначале самому нужно проверить вещь, а потом уже отдавать ее другому? Или забыл, что все окружающие — твои враги, которые только и мечтают, чтобы обмануть тебя? Пусть мечтают, но обмануть их должен ты… Мамочка, отчего у нас такие глупые дети?
Он шлепнул сына, со строгим лицом погрозил ему пальцем, указал на место рядом с собой.
— Стой здесь. Сейчас снова сунешь шапку казаку под голову. И молчи, молчи — я заплатил тебе уже за все…
Как ни старался Меншиков думать о чем-нибудь другом, его мысли постоянно возвращались к Днепру. Знать бы, что творится сейчас на его берегах! Однако подобным даром природа не наградила еще ни одного смертного, а потому, хочешь или не хочешь, придется поверить словам шляхтичауниата, перебежавшего к русским с берега, занятого шведами.
— Значит, своими глазами видел неприятельскую переправу? — спросил Александр Данилович.
— Да, ваше сиятельство, причем так же хорошо, как сейчас вас, — торопливо заговорил Яблонский, прикладывая пухлые руки к груди. — Мой хутор стоит на взгорке возле Днепра, и у меня остановился на постой сам генерал Левенгаупт со свитой. Неприятный человек, на всех смотрит косо…
Взмахом руки князь остановил шляхтича.
— О генерале потом, вначале поведай о переправе.
— Конницу шведы пустили на тот берег бродом, пехоту перебрасывают на плотах и лодках, а для обоза выстроили два моста. Лес и камень заготовили заранее, выбрали самые узкие места с сухими берегами, нагнали наших мужиков в помощь своим солдатам — и мосты готовы.
— Как быстро идет переправа? Сколько времени потребуется шведам, дабы перебросить на наш берег весь корпус и обоз?
Яблонский неопределенно пожал плечами.
— Того не знаю, ваше сиятельство. Солдаты переправляются быстро, а вот мосты… Ненадежны они, ох как ненадежны! На скорую руку строили их шведы; торопились. Покуда телеги идут с интервалами — все хорошо, а стоит пустить их сплошным потоком — мосты того гляди развалятся. Сдается мне, что обоз надолго задержит генерала.
Глаза князя повеселели, он довольно потер руки.
— Поспешишь — людей насмешишь. Но хитер генерал, ничего не скажешь. Мы собрались встречать его между Шкловом и Копысью, а он прыгнул от нас к самой Орше. Как нутром беду чуял…
— Все шведы от усталости еле на ногах держатся, а на коней даже смотреть страшно, — снова заговорил Яблонский. — Если по ним сейчас ударить — ни один не уйдет.
— Сколько их? — уже почти весело спросил Меншиков.
— Не считал, ваше сиятельство. Шведы начали переправу после полудня, и той же ночью я, как верный друг России и покорный слуга их величества царя Петра, поспешил к вам.
— Молодец, шляхтич, — хлопнул Яблонского по плечу Александр Данилович. — Обещаю, что государь по достоинству оценит твою службу.
Князь поманил к себе стоявшего у двери драгунского полковника.
— Ты докладывал, что разъезды имели стычки со шведами под Оршей и Копысыо. А переправ они не узрели?
— Нет, ваше сиятельство. Шведы пытались на лодках и плотах перебраться на наш берег, но драгуны из мушкетов отогнали их обратно. А вот насчет переправы никто из них мне даже не заикался.
— А что доносят твои казачки? — обратился Меншиков к Голоте.
— Видели неприятельскую кавалерию по всему берегу от Копыси до Орши. Но мостов або переправы не приметил никто.
