Этот-то культурный слой и исследуют археологи, находя в нем древние, обычно уже разрушенные сооружения, брошенные и потерянные вещи. Так среди зданий современного города открываются сплошь и рядом древние горизонты, отложившиеся сотни лет назад. Если научиться разбираться в этих древних наслоениях, научиться понимать язык земли, она расскажет нам немало занимательных историй.
Киев, «мать городов русских», как называли его нередко в древности, уже давно исследуют археологи. И вот почти в каждой земляной выработке на определенной глубине открывался слой, обильный углем и золой, остатками разрушенных зданий и вещами, какие употребляли в конце XII – начале XIII века. Нередко на древних улицах среди разрушенных домов находили и скелеты людей. Но это не были погребения. Скелеты лежали в тех позах, в каких людей застала смерть. В костях застряли наконечники стрел, на некоторых – следы страшных ударов, нанесенных оружием. Ясно: это следы варварского разорения города монтоло-татарами более семисот лет назад, в 1240 году.
Вот что писал об этих тяжелых для Руси днях киевский летописец: «Приде Батый к Киеву в силе тяжкой многим множеством силы своей и окружи град и остолпи (то есть окружила частоколом) сила татарская и бысть град в обдержании велице… и не бе слышати от гласа скрипания телег его, множества ревения верблюд его и ржания от гласа стад конь его и бе исполнена земля русская ратных».
В этой красноречивой записи очевидца чувствуется горе русского человека, бессильного против тяжкой ордынской силы, наводнившей русскую землю ратными людьми, наполнившей тихие прежде места скрипением телег бесконечных военных обозов, криком дотоле невиданных, диковинных животных – верблюдов – и ржанием коней.
Князья, думавшие больше о своих выгодах и семейных раздорах, чем о борьбе со страшным общим врагом, покинули Киев, и горожане обороняли его сами против во много раз превосходящей татарской силы. Летописец говорит далее о штурме города войсками монголо-татар, о том, как защитники его с боем отстаивали буквально каждый дом.
В том слое, о котором мы говорили, археологи нашли множество новых свидетельств последней борьбы защитников города, разорения беспощадным врагом их домов, гибели их семей. Вот под разрушенной врагами церковью открылся тайник, через который киевляне пытались выбраться, прорыв под землей ход в сторону косогора. Здесь были и какие-то местные богатеи, которым этот тайник служил в мирное время для хранения ценностей, и рядовые горожане, в том числе ремесленник, прибежавший в церковь из соседней мастерской. За кем-то из них увязался и верный пес. Люди рыли землю лопатами и поднимали ее в ведрах наверх, во внутреннее помещение церкви. Но лопаты переломались, и все, кто был в тайнике, так и остались там, задохнувшись под развалинами. Археологи нашли скелеты людей и собаки, обрывки богатой одежды, меч, литейные формы ремесленника, остатки ведер, обломки лопат.
Вот бедная землянка ремесленника, который, наверное, очень поспешно покинул ее. Это был художник, и в маленьких горшочках остались краски, которыми он пользовался. В другом горшке была каша, и даже ложка торчала в ней. Нашли и скелет кота.
Вот две девочки-подростка в ужасе забрались в домашнюю печь, думая там спастись от свирепых захватчиков. Чтобы уместиться в небольшой печке, они тесно прижались друг к другу, поджали ноги… В таком положении и нашли их скелеты археологи, раскопавшие это жилище через семьсот с лишком лет.
А над другим жилищем, тоже принадлежавшим рядовому киевлянину, археологам пришлось задуматься. Вы, конечно, слышали о роскоши киевских княжеских дворцов. Память о них сохранилась и в замечательных произведениях народного эпоса – русских былинах, передававшихся из уст в уста. Но мало кто из вас представляет себе, как жили рядовые киевляне. Жилище рядового киевлянина представляло собой углубленную в грунт землянку, состоявшую из одной только комнаты размером 12—15 квадратных метров. Около четверти комнаты занимала большая глинобитная печь без дымовой трубы, наполнявшая помещение едким дымом. Недаром один писатель XII века сказал: «Горечи дымные не претерпев, тепла не видати». Маленькие оконца пропускали скудный свет и выпускали дым. От входа вниз вели несколько вырезанных в грунте ступеней.
На ступенях землянки киевлянина, о котором мы говорим, лежали черепки разбитой большой корчаги. По ступеням и по полу рассыпались несколько тысяч драгоценных бус из прозрачного, как утренняя роса, горного хрусталя. Среди них были готовые бусы и такие, которые нужно было еще доделать – просверлить отверстие для нитки.
Откуда это сокровище в доме бедного горожанина?
Производивший раскопки Михаил Константинович Каргер предположил, что ремесленник как-то обрабатывал эти бусы, просверливал в них отверстия. Видимо, это был ремесленник-ювелир, камнерез.
Во время разгрома города он попытался спасти самое ценное, что у него было, – хрустальные бусы, обработка которых кормила его и семью. Мастер схватил корчагу с бусами и стал подниматься со своей ношей по лестнице.
Но тут случилось что-то, что заставило его бросить на верхней ступеньке сосуд. А может быть, он просто уронил его, споткнувшись второпях. Корчага разбилась на куски, бусы со стуком покатились по ступенькам, по полу…
Вот, кажется, и все.
Но, когда археологи уже в музее склеили обломки корчаги, оказалось, что не хватает значительной ее части, а именно – дна. Видимо, киевлянин не погиб под развалинами своего дома. Ведь в землянке не нашли его скелета. Наверное, он сумел все же в тот момент спастись сам и захватить с собой часть бус, унося их в большом черепке – днище корчаги. Остался ли он жив, сумел ли бежать или попал в полон, об этом мы ничего не знаем. Но корчага, рассказавшая нам весь этот эпизод, снова склеена и хранится в Киевском музее.
На одной из первых послевоенных выставок картин советских художников общее внимание привлекло полотно, написанное знаменитыми карикатуристами Кукрыниксами – М. В. Куприяновым, П. Н. Крыловым и Н. А. Соколовым, – «Бегство фашистов из Новгорода».
Нет, это была не карикатура. Чувство боли и гнева охватывало всякого, кто видел картину.
Занесенные снегом, огромные бронзовые фигуры разрушенного немцами памятника тысячелетию России, как бы взывая об отмщении, поднимали руки к хмурому небу. Среди полуразрушенных зданий новгородского кремля сновали серо-зеленые фигурки фашистов-поджигателей с факелами в руках.
А на заднем плане высилась белая громада древнего Софийского собора. Он тоже был сильно поврежден. Огромный центральный купол, некогда горевший золотом, ободран до каркаса (в газетах писали, что это какой-то немецкий генерал хотел подарить своей супруге столовый сервиз). Над собором – зарево занявшегося уже пожара. Но крепко стоит это прекрасное здание, и его спокойные, торжественные линии художники противопоставили мечущимся фигуркам немцев, подчеркивая тем самым обреченность фашистов и уверенность в победе русского народа.
София! Сколько раз угрожали ей враги за девять веков ее существования! Но выстоял Великий Новгород, выстояла Русская земля, и враги всякий раз бывали отброшены и разбиты.
Софийский собор был главной церковью Новгородской республики. Однако он значил для народа гораздо больше, чем могла значить любая церковь.
С Софией связывалась мысль о самом Новгородском государстве. «За святую Софию!» – призывали друг друга новгородцы в боях. «На полатех Софии» хранилась казна Великого Новгорода, откуда брали в случае необходимости средства, например, на постройку крепостей. Неудивительно, что новгородцы стремились украсить свою Софию не только художественной росписью, но и военными трофеями.
С западной стороны собора и сейчас есть огромные бронзовые двери. Если присмотреться к ним повнимательнее, нас поразят изображения на рельефных литых пластинах, из которых составлены эти «врата» (так принято называть церковные двери). С первого взгляда как будто ничего особенного. На каждой створке дверей по двадцать четыре прямоугольника, в которых литые рельефные изображения различных «божественных» сцен: Еву вытаскивают из ребра Адама, ангел передает Марии весть о том, что она станет матерью бога, Христос на осле въезжает в Иерусалим, а на другом изображении – возносится на небо. Все это, конечно, передано несколько условно и наивно. Но и сама манера художника, и одежды, и в особенности оружие изображенных им людей какие-то не русские. Воины с треугольными щитами, в конических шлемах, какие были в ходу в Западной Европе в XI—XII веках, короли – в зубчатых коронах, духовные лица – в католическом облачении. Среди сцен на библейские и евангельские темы вклинились аллегорические изображения, но они мало понятны русскому зрителю.
