Большую часть рекрутов свезли на «Уриил» и «Киль-дюин» и там начали усиленно натаскивать беспрерывными учениями. Так и плыли.
***
Копенгагенская гавань была заполнена судами со всех концов мира. Практичные датчане в полной мере сумели воспользоваться своим нейтралитетом, пока другие народы разорялись в бесконечных войнах. В торговых сообществах участвовал и сам король. В Копенгагене эскадра налилась свежей водой. Офицерам разрешили съехать на берег и осмотреть королевский музеум. Ходили российские лейтенанты да мичманы по нему, смотрели на редкости всевозможные, удивлялись увиденному. Вот скелет человеческий из слоновой кости с мельчайшими артериями и жилами, вот чаша деревянная, а в чашу ту вложена еще сотня других, одна другой меньше. Прикоснешься к тем чашкам пальцем, а они гнутся, что бумага. А вот микроскоп, ежели в него заглянуть глазом, то видно игольное ушко, а в ушке том вмещена карета с шестью лошадьми, кучером и слугой на запятках. Но более всего понравилась машина, что представляла из себя сферу по системе Каперникуса, обращаемая с помощью колес и показывающая движения всех небесных планет.
– Нам бы в корпус Морской такую, мы бы науку астрономическую куда как быстрее прознали! – обменивались между собой впечатлениями вчерашние гардемарины.
Затем, конечно, в ресторации местной немного посидели. Датчане, попивая пиво и куря цигары, с интересом поглядывали на русских. А проходя мимо, приподнимали свои длиннополые шляпы. К вечеру ветер понемногу стал меняться, вымпела развернулись в норд-вестовую четверть, а это значило, что эскадра вот-вот якоря выбирать начнет. В гавань погулявшее офицерство уже возвращалось шагом скорым. Там на шлюпки и по кораблям. Только разъехались, как с «Ярослава» пушка и флаги: «С якоря сниматься». Вскоре Копенгаген с башнями и шпицами, прибрежными крепостями и множеством судов был уже за кормой.
Как обычно бывает, в первые дни корабельные дела входили в свою колею: устранялись неизбежные недоделки, отрабатывались расписания, организация службы. Скоро, очень скоро все станет на свои места и корабельная жизнь потечет по строгому и четкому расписанию.
Датские проливы эскадра проходила в тягостный период осенней непогоды, когда даже в редкие от штормов дни море затянуто беспросветным туманом. В проливах шли буквально на ощупь. То и дело обнаруживались встречные караваны судов.
– Наше счислимое место? – подозвал к себе штурмана капитан «Святого Петра» Баратынский.
– Траверз острова Веен! – отозвался тот чуть погодя.
– Вот, господа! – поворотился к стоящим поодаль вахтенному лейтенанту и мичману Баратынский. – Сей остров столь же значителен для стратегии морской, как и греческий Корфу, ибо лежит посреди проливов датских. Обладающий им обладает и проливами. Говорят, что царь Пётр Лексеевич предлагал королю датскому за остров Веен столько серебряных рублей, сколько таковых можно было на острове выложить.
– И не купили? – искренне расстроился мичман Володя Броневский.
– Купили бы, да не продали! – хмыкнул в ответ капитан. – Теперь им шведы с датчанами поровну пополам владеют и с каждого проходящего судна столь хорошую пошлину имеют, что весь остров давно можно было золотыми монетами выложить!
Команду свиснули к обеду. Сегодня любимые матросами щи и особо уважаемая всеми гречневая каша, варенная с маслом в пиве, которую дают, согласно старому флотскому обычаю, на переходе морем.
Скала Веен проплыла справа по борту в разводьях туманов и мороси. Тоскливо трубили туманные горны. Чутко вслушивались в их хриплые звуки капитаны: громче звучит горн впереди, значит, нагоняем передний мателот и надо убавить паруса, чтобы не навалиться на него. Усилился звук позади, значит, следует прибавить ходу, ибо нагоняет следом идущий. С некоторого времени у командующего стали вызывать тревогу «Селафиил» с «Уриилом». Собранные в плавание наспех, без должного ремонта, оба уже стали течь.
– Продержитесь до Портсмута? – запрашивал командующий.
– Продержимся! – отвечали капитаны, осеняя себя крестным знамением. – Пока откачиваемся помпами, а там – что Господь даст!
5 октября эскадра, обойдя мыс Куллен и окруженный опасными мелями остров Ангольт, вступила в Северное море. На следующий день, словно вняв мольбам мореходов, ветер отошел к востоку и, наполнив им все возможные паруса, корабли пошли по двадцать две версты в час. Вот справа отступили вдаль очертания последнего норвежского мыса Дернеуса.
Проходя Догер-банку, вдалеке была замечена стоявшая с зарифленными парусами английская эскадра. А утром 8 октября караульный матрос с фок-мачты закричал: «Вижу берег!» Все, у кого были зрительные трубы, немедленно раздвинули тубусы.
– Это, несомненно, Англия! – делились они друг с другом впечатлениями.
– Лейтенант! – велел Баратынский вахтенному офицеру. – Возьмите-ка зеркальце да поищите Норд-форландские маяки!
Лейтенант, вооружившись зеркалом, стал наводить его на берег, пока, наконец, в зеркале не вспыхнул слабый огонек.
– А вон и брега французские! – раздался чей-то голос. В отличие от беловатых берегов Альбиона, французский берег был покрыт зеленью. На траверзе Дувра разошлись с еще одной английской эскадрой, лежащей в дрейфе.
– Кажется, англичане всей страной в моря выплыли! Видать, крепко наступил им Бонапартий на мозоль!
В Англию необходимо было завернуть по многим причинам: починить прохудившиеся за время перехода корабли, снабдиться провизией, приделать новомодные курки к пушкам, принять два недавно купленных у англичан брига, а кроме всего этого, согласовать опознавательные сигналы на случай совместных действий против французов.
Вскоре корабли Сенявина благополучно бросили становые якоря на знаменитом Спитхедском рейде Портсмута. Огляделись. Спитхедский рейд огромен и, являясь главным сборным пунктом военного и купеческого флота Англии, может вместить до пяти тысяч кораблей. Здесь постоянно стоят одна-две вооруженные эскадры, сюда приходят и отсюда уходят ост-индские и вест-индские караваны. Рейд, что гигантский город на воде, живущей своей, только ему понятной жизнью, в которой все постоянно меняется и куда-то движется. Спит-хед открыт южным ветрам, зато от северных хорошо прикрыт островом Вэйта. Особенность Спитхеда – шестичасовые приливы и отливы, которые, несмотря на самый неблагоприятный ветер, всегда помогают судам заходить на рейд и уходить с него.
Едва дудки русских кораблей просвистели «От шпилей долой», как от флагманского английского 100-пу-шечного линкора, что стоял под полным адмиральским флагом, отвалила шлюпка. На ней на «Ярослав» прибыл адъютант портсмутского командира адмирала Монтегю.
– Я передаю поздравления его светлости по поводу вашего прибытия, а кроме того, должен обговорить положение о приветственной салютации! – Давайте обсудим! – согласился Сенявин.
Корабельная салютация – дело нешуточное. Англичане относятся к ней весьма ревностно и всегда требуют себе преимуществ. По английским правилам, все нации при встрече с ними даже в нейтральных водах должны салютовать первыми и большим числом залпов, а кроме того, приспускать свои флаги. Ослушников наказывали ядрами. Что же касается своих территориальных вод, то там англичане были вообще непримиримы. Когда-то из-за того, что голландцы отказались салютовать англичанам, началась меж их странами большая война. Из всех государств первыми отказывались салютовать англичанам только русские моряки. То было завещено еще Петром Великим!
Ныне спеси у англичан заметно поубавилось. Гордость гордостью, а русских теперь не обидишь, не самим же один на один с Наполеоном в драку лезть! К тому ж всем хорошо было известно, что вице-адмирал Сенявин к чести своего флага относится не менее ревностно, чем англичане к своему. Переговоры были, впрочем, недолгими. Договорились, что первыми пятнадцатью залпами салютуют русские, а англичане ответствуют незамедлительно столькими же. Коль мы находимся в британских водах, то Сенявин на таковой ритуал согласился, не усмотрев в нем урона чести для флага Андреевского перед Юнионом Джеком. Ударили пушки, едва прогремел последний выстрел, заговорили пушки английские. На шканцах российских кораблей считали:
– Один… Пять… Десять… Пятнадцать! Все, честь флага соблюдена, и ритуал выполнен!
Сенявин ездил в Портсмут с визитами к адмиралу Монтегю и прочим главным чиновникам и того же дня получил от них обратный визит. Адмирал был в преклонных годах и весьма грузен, состоял в близком родстве с домом графов Спенсеров и в свояках с первым лордом адмиралтейства, а потому пребывал ныне в большой силе и почтении у правительства. С мнением Монтегю считались, к нему прислушивались.
Спустя день поутру все английские корабли подняли на фор-брам стеньгах национальные флаги, а на брам-стенгах гюйсы и палили пятнадцатью пушками. Так королевский флот праздновал день восшествия на престол своего короля Георга Третьего. Русские из вежливости палили тоже.
