Он замолчал, устремил на меня пронизывающий взгляд, сложив руки на округлом животе. Я невольно уставилась на его ладони. Это не были руки служителя церкви — белые, ухоженные и мягкие. Несмотря на полагающийся ему по сану перстень с печатью, пальцы его загорели на солнце и были покрыты шрамами, а под ногтями чернела земля, словно у крестьянина.
Или воина.
Сухой смешок вновь заставил меня взглянуть ему в лицо.
— Вижу, ты столь же наблюдательна, как и скромна. Подобные качества сослужат добрую службу при дворе.
При дворе…
Сад словно превратился в хрупкий нарисованный задник.
— При дворе? — услышала я собственный голос.
Каррильо указал на каменную скамью:
— Садись. Похоже, я тебя встревожил, хотя это и не входило в мои намерения. — Он опустился на скамью рядом со мной и негромко заговорил: — Тебе это может показаться странным, учитывая, сколько прошло времени, но его величество король недавно проявил интерес к тебе и твоему брату, поручив мне лично удостовериться, в каких условиях вы живете. Потому я и здесь.
Сердце мое подпрыгнуло под корсажем. Я глубоко вздохнула, пытаясь сосредоточиться:
— Как видите, у меня все хорошо. И у брата тоже.
— Да. Жаль, что инфант Альфонсо не смог приехать, но мне говорили, он недобросовестно относится к урокам и его оставили учиться.
— Не такой уж он и нерадивый, — быстро сказала я. — Просто иногда отвлекается. Обожает бывать на природе, ездить верхом, охотиться, ухаживать за животными, а мне… мне больше нравится учиться. Конечно, ездить верхом я тоже люблю, но провожу больше времени над книгами, чем он.
Я понимала, что своим бессвязным лепетом лишь пытаюсь предотвратить неизбежное. Архиепископ никак не реагировал, не сводя с меня внимательного взгляда. Что-то в его глазах беспокоило, хотя я и не знала, что именно. Внешне он нисколько не изменился, все тот же, каким я запомнила его в детстве, — рослый и располагающий к себе, благожелательный и заслуживающий доверия человек, который защитил мою мать в трудную минуту.
И все же мне хотелось, чтобы он ушел. Я не желала слышать того, что он собирался сказать.
Боялась, что моя жизнь полностью изменится.
— Рад, что у вас все хорошо, — сказал он, — тем более учитывая обстоятельства. И тем не менее наш король считает, что вы заслуживаете лучшего. В частности, он просил вас прибыть ко двору и нанести ему визит.
Во рту у меня пересохло, и я сумела лишь тихо проговорить:
— Конечно, для меня это большая честь. Но я вынуждена попросить вас передать его величеству, что мы не можем, ради нашей матери. Мы ее дети, и она в нас нуждается.
Немного помолчав, архиепископ ответил:
— Боюсь, не получится. Не хотелось бы об этом упоминать, но мне известно о… недомогании вашей матери. Его величество, естественно, ничего не знает, но если проведает, то может счесть, что в таком состоянии женщина не должна и далее обременять себя заботой о сыне и дочери, которые вступают в пору юности.
Я с силой сжала руки, пытаясь подавить дрожь:
— Мы… мы ничем ее не обременяем, монсеньор.
— Никто этого и не говорил. Но вы — часть королевской семьи — жили вдали от двора с тех пор, как ваш сводный брат, король, вступил на трон. Он желает это исправить. — Архиепископ мягко дотронулся до моих стиснутых рук. — Дитя мое, я вижу, ты встревожена. Не облегчишь ли передо мной свою душу? Я служитель Господа, и все, тобой сказанное, останется в строжайшей тайне.
Мне не понравилось прикосновение его тяжелой руки, и, не в силах сдержаться, я сердито бросила:
— Мы много лет жили, не получая даже весточки от моего брата-короля, а теперь он вдруг пожелал видеть нас при дворе? Простите, но я не могу не усомниться в его искренности.
— Понимаю. Но тебе нечего опасаться. У короля по отношению к вам нет дурных намерений; он просто желает, чтобы в столь важный период его жизни ты и Альфонсо были рядом. Тебе ведь хочется увидеть маленькую племянницу, верно? И королеве не терпится оказать тебе радушный прием. У тебя будут учителя, новые комнаты и платья. Альфонсо получит собственную прислугу. Пришла пора вам обоим занять свое место в мире.
Он не сказал ничего такого, о чем бы я не думала с тех пор, как прочитала письмо короля. Казалось, я всегда знала — рано или поздно этот день наступит. Трагедия привела нас в Аревало, находившийся вдали от привычного нам мира, но королевским детям не пристало влачить существование в продуваемых всеми ветрами замках на краю света.
— А что с нашей матерью? — спросила я. — Что будет с ней?
— Его величество не собирается навсегда лишать вас матери. Как только вы обустроитесь при дворе, он пошлет и за ней. Но сперва вы с инфантом Альфонсо должны прибыть в Сеговию, чтобы отпраздновать рождение принцессы Иоанны. Король хочет, чтобы вы оба присутствовали на ее крещении.
Я посмотрела на него:
— Когда мы должны ехать?
— Через три дня. Ваша мать все знает и понимает. Донья Клара, другие фрейлины и прислуга о ней позаботятся. Твоя подруга Беатрис, конечно, может поехать с тобой, и ты будешь писать из королевского дворца так часто, как только пожелаешь. — Он замолчал, и на миг мне показалось, будто на лице его промелькнула неприятная гримаса. — Сожалею, что встревожил тебя, но обещаю — при дворе ты ни в чем не будешь нуждаться. Я хочу, чтобы ты во всем положилась на меня, ибо я твой друг. Я поддерживал вашу мать все эти годы, чтобы вы могли оставаться с ней в Аревало, но даже мои возможности небеспредельны. В конце концов, я всего лишь слуга короля и должен выполнять его волю.
— Понимаю. — Я встала и поцеловала его протянутую руку.
Он положил ладонь мне на голову.
— Милая моя инфанта, — пробормотал он, а затем повернулся и ушел, вздымая за собой мантию.
«Услуга в обмен на услугу…»
Вспомнив эти загадочные слова, сказанные много лет назад, я крепко стиснула край скамьи. Я не видела, как Беатрис вошла через открытую аркаду возле монастырских помещений по соседству с садом, вообще не замечала ее, пока не повернулась и не увидела, как моя фрейлина приседает в реверансе перед проходящим мимо Каррильо. Стоило тому уйти, как она подобрала юбки и побежала ко мне. Я расправила плечи, хотя мне казалось, что у меня подкашиваются ноги.
— Dios mio! — тяжело дыша, воскликнула она. — Это ведь был архиепископ Каррильо? Чего он хотел? Что сказал тебе?
Беатрис замолчала, вглядываясь в мое лицо.
— Он пришел за тобой и Альфонсо, да? Забирает вас во дворец?
Я уставилась туда, где только что скрылся архиепископ, а затем медленно кивнула. Подруга протянула ко мне руки, но я отодвинулась.
— Нет, — пробормотала я. — Хочу побыть одна. Иди, прошу тебя. Присмотри за матерью. Я скоро приду.
Я демонстративно отвернулась, оставив ее со страдальческим выражением на лице. Впервые я приказывала, зная, что это причинит ей боль. Но у меня не оставалось иного выхода. Мне было необходимо ее прогнать.
Не хотелось, чтобы кто-то видел мои слезы.
Мы остались на ночь в Санта-Ане, в комнатах для высокопоставленных гостей на втором этаже монастыря. Матери выделили маленькую комнатку, а мы с Беатрис ночевали в соседней. Я не стала рассказывать о встрече с архиепископом, а мать и Беатрис ни о чем не спрашивали, хотя испытующий взгляд подруги преследовал меня весь вечер.
На следующий день мы вернулись в Аревало. Мать ехала впереди с высоко поднятой головой, беседуя с доном Бобадильей. В нашу сторону она ни разу не взглянула. Едва мы добрались до замка, она направилась в свои покои, за ней поспешила донья Эльвира, нагруженная рулонами ткани, которую они с Беатрис купили в Авиле.
Когда мы с Беатрис вошли в зал, по лестнице сбежал Альфонсо с луком и колчаном за спиной.
— Наконец-то, — заявил он. Волосы его были взъерошены, пальцы перемазаны чернилами. — Я уже устал вас дожидаться. Пошли постреляем по мишеням перед ужином. Все эти дни я только и делал, что читал. У меня глаза болят. Нужно немного размяться.
Я попыталась улыбнуться:
— Погоди, Альфонсо, мне нужно сказать тебе кое-что важное. — Беатрис повернулась, собираясь уйти, но я положила руку ей на плечо. — Останься. Тебя это тоже касается.
Я подвела обоих к столу. Альфонсо бросил лук, сел на жесткий деревянный табурет и нахмурился:
— Ну что еще? Что-то случилось в Авиле?
— Да. — Я немного помолчала, сглатывая комок в горле, а затем все рассказала, наблюдая за его лицом. Рядом неподвижно замерла Беатрис. Когда я закончила, Альфонсо какое-то время молчал, а затем сказал:
— И о чем тут волноваться? Мы исполним наш долг, побываем на крещении, а потом нас отправят обратно.
— Ты, похоже, не понял, — сказала я, бросив быстрый взгляд на Беатрис. — Каррильо говорил, что не знает, как долго мы будем отсутствовать. Возможно, мы вообще сюда больше не вернемся.
