- Я это запомню. И вернусь, как только прибью щит на вратах Царьграда. - Он жарко добавил: - На всех вратах Царьграда по щиту!
- Перун поможет тебе. Он нам благоволит. И весну прислал раньше, чем мы ожидали.
Игорь и Ольга подошли к днепровской воде. Он поцеловал её, и они расстались.
Вскоре больше тысячи ладей подняли паруса и, подгоняемые попутным ветром, несомые быстрым течением, полетели навстречу своей судьбе. На этот раз она не проявила к русичам милости. Однако армада достигла днепровских порогов и благополучно одолела их. Даже самый жестокий и опасный порог Неясыть не взял в жертву ни одной ладьи. Близ Крарийского перевоза русичи внимательно поглядывали на берега. Там их могли ждать коварные печенеги, но и они не помешали судам дойти до острова Хортица, где было решено ждать дружины из Новгорода, Пскова и Смоленска.
Из пролива Босфор той порой выплыла одинокая ладья под белым парусом. Десять русичей двинулись навстречу рати Игоря, чтобы остановить её. Ладья плыла близка к берегу. Мореходы на ней были малоопытные: пять молодых купцов, четыре монаха и с ними - главой посольства - отец Григорий. Но они исполняли своё дело старательно. Уже позади последний на византийской земле город Мессимерия. А дальше началось побережье Болгарии, устья рек Варны, Констанции, Конопы. Скоро и устье Днепра. «Не ошибиться бы и не попасть в рукав Селины», - думал Григорий, стоя с молодым монахом у руля. Знал Григорий, что в устье Днепра есть остров, названный именем херсонесского святого Еферия, и пожелал, чтобы встреча с князем Игорем состоялась на этом острове. Григорий достиг острова Святого Еферия раньше армады русичей и счёл, что Господь послал ему благой знак. Однако вскоре он забыл об этом знаке, когда встретился с купцами из Киева, которые приплыли к острову раньше Игоря. Купцы обошли армаду в тот день, когда она остановилась близ острова Хортица. Отец Григорий, сойдя с ладьи, отправился с монахами помолиться святому Еферию в часовне, сооружённой корсунянами в его честь. В ней Григорий и встретил купца-христианина из тех, кто жил в Царьграде. Григорий знал Леонтия с той поры, как жил в посаде и служил в приходской церкви.
- Ну и встреча! Вот уж рад тебе, святой отец, - первым заговорил Леонтий. - Право же, мир тесен.
- Благослови тебя Господь, славный Леонтий. Куда путь держишь?
- В Царьград, милый. Едва проскочил мимо рати великого князя.
- Где рать? Куда она плывёт?
- Э, брат, на Царьград летит. Олегова слава Игорю очи заметила. Через два дня здесь будет князь Игорь. И пора нам с тобой убираться отсюда.
- Не могу, славный. По воле божьей встречи с великим князем ищу. Чувствую, что мои словеса не дойдут до разума Игоря. А надо встретиться, потревожить его душу.
- Ну и ну! Не завидую тебе, святой отец.
- Бог не выдаст, и тварь не съест. А ты поспеши в Царьград. Да к Багрянородному явись, расскажи, что видел.
- Нужно?
- Очень. Благословляю тебя, Леонтий, в путь. Поспешай.
- Тебе я верю. Ты напраслины не скажешь. - Леонтий обнял Григория. - Будь здоров. Уберегись от гнева княжеского. - И он покинул часовню.
Вскоре и Григорий вышел из часовни. Он посмотрел на Днепр и увидел, как ладья Леонтия убегает к Чёрному морю. Через три дня купец прибыл в Царьград и по совету Григория, придя в Магнавр, встретился с императором. Багрянородный выслушал его и поблагодарил:
- Спасибо, преславный Леонтий. Я знаю, что на Руси много таких, как ты, кто тянется к нам.
Встреча с купцом Леонтием, его рассказ о рати князя Игоря побудили Багрянородного и Лакапина к решительным действиям, вскоре же по воле императоров пришли в движение морские и сухопутные военные силы. Флот Византии под командованием одарённого адмирала Феагена, когда-то плавающего юнгой-подручным Романа Лакапина, покинул Мраморное море, через пролив Босфор вышел навстречу армаде русов и встал на якоря за мысом Попаз.
В это же время сухопутная армия Иоанна Куркуя выдвинулась к Халкидону и заняла побережье Чёрного моря почти до городка Ираклия. А две гвардейские тагмы под командованием самого великого доместика Христофора расположились за Константинополем по западному берегу Чёрного моря.
И пришёл день, когда за вечерней трапезой Роман Лакапин поделился с Багрянородным всеми донесениями, что стекались к нему.
- Никогда ещё, Божественный, Византия не была в такой мощной готовности встретить врага. Иоанн Куркуй ждёт его на южном берегу Чёрного моря, Христофор - на западном. По морю движется навстречу русам сорок дромонов и тридцать памфил с воинами, и почти все они вооружены снарядами «греческого огня». Мы остановим русов далеко от Босфора и побьём их.
- Я бы хотел, чтобы поскорее вернулся отец Григорий и сказал, что сражений не будет, - заметил Багрянородный. - Грех проливать кровь хоть своих, хоть чужих воинов.
- Мне тоже больше по душе мирный исход. Но что поделаешь, если неразумные рвутся в драку. Будем ждать, чем нас порадует отец Григорий. Дай Бог, чтобы он вернулся с братией жив и здоров.
Их ожиданиям не суждено было сбыться. Армада русов пришла к острову Святого Еферия, как и предсказал купец Леонтий, через два дня. Князь Игорь спустился с ладьи и, твёрдо ступив на землю, подошёл к Григорию, который приветствовал его низким поклоном.
- Здравствуй, великий князь всея Руси Игорь. Может, ты вспомнишь того отрока, которого однажды встретил в Изборске?
- Нет, не помню.
- А Прекрасу помнишь?
- Что?! А ну повтори!
- Я говорю о Прекрасе. Так звали ту отроковицу, которую я любил.
- Ах, вот оно что! Ну, вспомнил, сынок торгового человека, - равнодушно произнёс Игорь. - И что тебе нужно от супруга Ольги?
- Я перед тобой по воле императора Византии Константина Багрянородного. Он просит тебя остановиться и не идти с разорением на империю. Он призывает тебя к миру.
- Выходит, что он меня боится.
- Нет, он не боится, а любит мир и просит тебя вспомнить мирный договор с великим князем Олегом.
- А вот этого я не потерплю. Император совершил промашку. Он меня плетью ударил, упрекнув Олеговым договором, - взвинчивал себя Игорь. И вот что: убирайся, пока цел, не то велю растерзать тебя и в ладье отправить к императору.
- Ты волен сделать со мной что угодно, великий князь. Я же тебя искренне предупреждаю: если ты пойдёшь войной на Царьград, то потеряешь в лице императора душевного друга. Да и Византия уважает тебя. Наконец, подумай, великий князь, о тех русичах, тысячи которых живут в Византии. Не осироти их!
- Ну вот что: я останусь великодушен к тебе, бывший отрок, влюблённый в мою Ольгу-Прекрасу, и я отпускаю тебя к Багрянородному. Скажи ему, что я иду на Византию и прибью четыре щита на вратах Царьграда.
- Слепец. Ты не знаешь, что Византия ныне сильнее тебя, - произнёс Григорий и направился к своей ладье.
Князь Игорь пришёл в ярость и, не в силах погасить свой гнев, крикнул гридням[30]:
- Схватить его! Вернуть!
Три крепких воина побежали за Григорием и уже догнали его, вот-вот схватят. Он же повернулся к ним, вскинул над головой золотой крест, и гридни, словно споткнувшись обо что-то, упали. Князь удивлённо подумал: «Это Прекраса защитила его». Когда гридни встали, он крикнул:
- Эй вы, вернитесь! - И тихо произнёс: - Прекраса тоже любила его… Ладно, пусть живёт.
Ладья Григория благополучно отплыла от острова Святого Еферия, но сам священник казнил себя за то, что не нашёл нужных убеждений, не остановил князя Игоря. И он готов был вернуться, он жаждал этого. Ладья, однако, уносила его всё дальше в открытое море.
Неотвратимое приближалось. Флот византийцев и армада русов с каждым днём сходились всё ближе. Первые готовились защищать свою землю, вторые задумали навести ужас на народ Византии и потешить своё честолюбие в разбоях на земле великой империи. Но Всевышний на этот раз защитил праведных. Он дал в руки византийцев то, что потом было названо божественным «греческим огнём», от которого не было спасения.
Майским полднем, при чудесной солнечной погоде два флота - византийцев и русичей - сошлись. К развёрнутой линии дромонов и памфил приближались многие сотни ладей. Они были похожи на чаек. Уже десятки, сотни юрких судёнышек приблизились на полет стрелы. Они уже готовились идти на абордаж, на каждый дромон по десять-двенадцать судов. Казалось, что сотни борзых псов готовы были навалиться на десятки медведей. Стрелы летели всё гуще, раздались призывные крики воевод: «Вперёд! Вперёд, русичи!» И казалось также, что ещё несколько мгновений, и византийцы дрогнут перед несметной силой, которая наваливалась тьмой.
Но все, что в те же самые мгновения случилось дальше, повергло русов в панический ужас. Вдруг все тридцать дромонов, стоящие в первой линии, изрыгнули со своих бортов огненные дары, те с треском, со взрывами, словно шаровые молнии, обрушились на ладьи, и они запылали, будто факелы. Спустя ещё несколько мгновений последовал второй удар по дальнему ряду вражеских судов. Перед греческими дромонами и памфилами пылало уже море огня. Русское войско охватила паника. На сотнях воинов загорелась одежда, они бросались в море и гибли там. Другие метались в горящей одежде, падали в ладьях на дно, их обливали водой, но огонь торжествовал всюду. На задних ладьях воины опустили весла в воду и попытались убраться подальше от смертоносного пламени.
