— Вы слышали ответ герцога по этому поводу.
Кардинал вскочил и широко зашагал по комнате:
— Как вы не поняли, что они провели вас! Не так уж он прост, этот Монморанси, как вам кажется. Он угождает и тем, и этим и всегда при этом остается в выигрыше.
— Чем же вам не нравится такая позиция?
— Тем, что он всегда сможет вас предать во имя интересов той партии, которая будет иметь перевес.
— Монморанси? — она засмеялась, вспомнив о честолюбивых стремлениях коннетабля и о недюжинных дипломатических способностях его сына в деле прекращения междоусобных войн. Нет, им не выгодно менять структуру власти, для них это ничего не изменит, скорее наоборот, ибо до престола им далеко, еще дальше, чем Конде, Бурбонам и Гизам. И она твердо ответила, глядя кардиналу прямо в глаза: — Никогда!
— Значит, вы не допускаете возможности существования заговора? — вкрадчиво спросил кардинал.
— А если и так, то что это меняет? Чего вы хотите, в самом деле? Чтобы я учинила следствие и наказала виновных? С кого же мы начнем разрушать самими же нами установленный мир? С королевы Наваррской? С принца Конде? Быть может, с адмирала Колиньи, который в настоящее время делает для Франции больше, чем вся ваша фамилия?
— Начните с Лесдигьера.
— Дался вам этот гвардеец! — и Екатерина, хлопнув рукой по столу, встала с места. — Что вам в нем? Уж не настолько сильная фигура, чтобы им заниматься всерьез.
— А вот он, кажется, всерьез занимается вами, — заявил адмирал. — Поймите, он не пешка на шахматной доске, но фигура, с которой стоит считаться. Убрав ее, вы доберетесь до главной. Не сделав этого, вы поставите себя под удар, ибо он вездесущ, этот самый молодой человек, и пользуется неограниченным доверием и любовью всех сиятельных лиц в королевстве. Придет время, и он загородит вам путь именно в ту минуту, когда вам покажется, что вы у цели и ничто не помешает вам овладеть ею. У меня интуиция на такого рода людей, и она меня никогда не подводит.
— Чего же вы хотите?
— Отдайте его мне.
— Он служит герцогу Монморанси.
— Мне требуется только ваше согласие. Я уберу его с нашего пути.
— Каким образом?
— Я выберу одно из трех средств, с помощью которых устраняют врагов. Остальные два я предоставлю вам. Начните вы, в случае неудачи за дело возьмусь я.
— Вы полагаетесь на моих фрейлин, одна из которых, влюбив его в себя, подсыплет яд?
— Это первое.
— Что же собираетесь предпринять вы сами?
— Я пришлю вам великолепного фехтовальщика. Он спровоцирует поединок, и с этим молодым человеком навсегда будет покончено.
— А знаете ли вы, что Лесдигьера называют «одной из лучших шпаг» Парижа?
— Против этой шпаги он не устоит.
— Кто же он, этот ваш непобедимый Аякс?
— Племянник архиепископа Руанского, некий господин де Линьяк. При дворе своего дяди он прослыл отчаянным бретером и получил прозвище «утонченного дуэлиста». На его счету около тридцати поединков, ни в одном из них он не потерпел поражения. Дядя не чает, как от него избавиться, и прожужжал мне все уши, что его племянник отправил на тот свет уже добрую половину его придворных, отнюдь не новичков в искусстве владения шпагой. Да, кстати, любопытная деталь, о которой хочу вам сказать. Увидев ваш портрет работы Клуэ, Линьяк заявил, что уже заочно влюблен вас и мечтает только о том, чтобы увидеть вас воочию и поцеловать вам руку.
Кардинал лгал, но Екатерина поверила.
— Что вы говорите, — рассмеялась она, но нельзя было не заметить, как внезапно вспыхнул ее взгляд и по губам поползла загадочная улыбка.
— Святую правду! — воскликнул кардинал. — Клянусь Мадонной!
— Сколько ему лет?
— Года двадцать два, не больше.
— Где он живет?
— Архиепископ отправил его в Иври, в свое родовое поместье.
— Ну, хорошо, — Екатерина улыбнулась, обласкав кардинала томным взглядом. — Пусть этот молодой человек приезжает, я хочу повидать его. А пока что могу сказать вам, что раз вы оказываете мне услугу, посылая ко мне влюбленного кавалера, то я, как женщина, не могу не ответить вам благодарностью. Я предприму свои меры против этого Лесдигьера, если уж вы так того хотите, но это произойдет не раньше, чем мы вернемся в Париж.
На том этот разговор и закончился.
Глава 5
Учитель фехтования
Одним прекрасным днем в последних числах апреля Шомберг вышел из дворца Анна Монморанси и направился по улице Сент-Антуан в сторону Гревской площади. Миновав бесконечные перекрестки с улицами и переулками, расходящимися в разные стороны, он повернул направо у кладбища Сент-Никола-де-Шан и вскоре очутился у дворца герцога Монморанси.
На страже у дверей, больше похожих на ворота, стояли два гвардейца, и Шомберг сказал им, что ему нужно повидать лейтенанта Лесдигьера. Его пропустили внутрь здания, там он повторил свою просьбу и был направлен по лестнице на второй этаж. Здесь находились комнаты офицеров. По коридору сновали туда-сюда какие-то люди, у дверей кучками стояли придворные и просители, желавшие добиться для себя или своих чад мест при дворе или купить какую-либо должность. Куплей-продажей занимались герцог и его секретари, и эти места в основном занимали «люди мантии» из зажиточной буржуазии. Герцог, прибывший в Париж раньше двора, был в Лувре у канцлера, и эти люди, держа под мышками папки с бумагами, сидели и стояли в приемной, ожидая его возвращения, чтобы, получив его согласие на ту или иную сделку, тут же оформить надлежащие документы у нотариуса.
У одной из дверей по коридору стоял на страже гвардеец, еще двое или трое в двух шагах от него обсуждали свежие новости.
Шомберг подошел к ним и осведомился:
— Господа, где я могу видеть вашего лейтенанта?
— Нашего лейтенанта вы сможете найти в фехтовальном зале.
— Как мне пройти туда? — спросил Шомберг.
Офицеры подробно описали маршрут, и Шомберг, поблагодарив, пошел в указанном направлении, уже ни у кого не спрашивая дорогу. Вскоре он очутился у дверей, за которыми слышались крики и звон оружия. Шомберг вошел и, остановившись на пороге, с любопытством осмотрелся. Он не без труда разыскал среди дерущихся Лесдигьера; тот был вооружен рапирой, его противник — шпагой и кинжалом.
В зале было шесть сражающихся пар, еще пятеро человек сидели на скамьях, отдыхая и рассуждая о приемах боя. Невдалеке от них сидел на самом краю скамьи какой-то пожилой человек с пышными усами и бородкой клинышком; он не принимал участия в боях, только сидел и смотрел.
Лесдигьер, увидев Шомберга, кивнул ему; в тот же момент конец его рапиры уперся в обнаженную грудь противника. Тот сразу же поднял оружие кверху, признавая свое поражение. Лесдигьер подошел к другой паре, третьей, четвертой и каждой давал свои наставления: одним указывал на пренебрежение к защите, другим советовал производить нападение, но из другой позиции и не в то время, когда противник весь внутренне собран и ждет атаки, а тогда, когда он сам увлечен нападением, забывая о защите и открывая для удара ту или иную часть тела.
— Фехтуя, вы должны думать не только о себе, но и внимательно наблюдать за своим противником, — терпеливо внушал Лесдигьер бойцам, — и сообразно с этим действовать так, чтобы не дать ему поймать тебя на какой-либо оплошности. Что касается тебя, Монфор, то твоим движениям надлежит подчиняться не только голосу рассудка; они должны происходить сами собой, инстинктивно, повинуясь чувству самосохранения. Это достигается ежедневными и изнурительными тренировками с оружием, когда рука со шпагой живет отдельно, своей жизнью и выполняет свои функции уже машинально, не спрашивая совета у рассудка, так же как и слуга, не раздумывая, бросится на помощь своему господину, окажись тот в опасности.
— Черт возьми, мсье, — рассмеялся один из гвардейцев, — однако вас не зря называют одной из лучших шпаг Парижа. Не хотелось бы встретиться с вами один на один. Ну а сможете ли вы, к примеру, противостоять двум противникам сразу?
— Что ж, давайте попробуем, — кивнул Лесдигьер. — Ты, Монфор, и ты, Бетизак! Шпага и кинжал. К бою!
Те, кого он назвал, встали рядом и бросились на него.
Он отбивал их удары одной рапирой, без кинжала, нимало не заботясь при этом о нападении и уделяя внимание только защите. Прошла минута, потом другая, но нападающие, владеющие двумя шпагами и двумя кинжалами, не смогли нанести противнику ни одного укола, хотя считались лучшими бойцами. Они стали горячиться и допускать одну ошибку за другой, чего и ждал Лесдигьер: быстрым и точным выпадом он нанес укол в плечо Бетизаку, а затем и Монфору.
Оба дуэлянта, пристыженные, подняли оружие кверху.
— Черт побери! — воскликнул Монфор. — Если все гугеноты в армии Конде дерутся так же, как вы, мсье, то католики побегут с поля брани при первой же стычке.
