В поездках на шурфы Маркова уже сопровождал конвойный солдат, — чтобы чувствовал страх и чтобы не сбежал в леса.
Зная о затруднениях рудоискателей и всей душой желая помочь делу, Егор решился снова заговорить о золоте. На этот раз с Юдиным, своим прямым начальником.
— Игнатий. Самойлрвич! Не нашли саксонцы жилы?
— Нет еще.
— Пожалуй, и не найдут. Там, поди, только песошное золото. Надо песок пробовать. Я бы взялся за такую работу.
— Не любят они, когда в их работу мешаются. Обидятся, жаловаться станут. Им поручено, пусть они и ведут. Охота тебе связываться с иноземцами? Живо под интерес подведут.[95]
— Да они неправильно делают!
— Почему неправильно?
— Ну… ну, не могут и крупиночки новой найти.
— А если там и нет ничего? Болото кругом. На низком месте, в рыхлой земле никто жильной руды не встречал.
— Вот я и говорю: там песошное золото?
— А кто где песошное золото находил?
Егор мог бы сказать, — кто. Но это значило бы выдать головой Максима Походяшина с Вагранскими приисками да и себя подвергнуть наказанию за то, что столько лет не объявлял найденное золото.
Он промолчал.
Через два дня Юдин сам сказал Егору, что едет на Березовку проверять работы.
— Кажется, будем кончать поиски, потому Андрей Иванович и просил меня участвовать…
— Бросать золотые шурфы?!
— Что ж… Марковская находка доказала, что возле Екатеринбурга натура склонная к произведению золота, и то весьма не мала. От давних лет утвержденная наука ниспровергнута. Теперь веселей будем искать и когда-нибудь да сыщем золотые жилы.
— А свинцовая руда Марковская? Она-то, говорят, явственная жила.
— Мааке считает, что можно счесть за жилу, но что та жила вдаль надежды не кажет, ибо не похожа на заграничные. Проверю. Взял бы тебя, Сунгуров, с собой, да единолично не имею права: горных служителей на Березовку назначает Ведель или Порошин. Иди к Андрею Ивановичу: разрешит — возьму. Только ты при людях с ним не говори. Березовка теперь секрет… Комедия, ей-богу!
Порошин выслушал просьбу и кисло сказал:
— Опять?
— Обращаюсь с разрешения асессора Юдина.
— Ты ему нужен будешь?.. Что ты смыслишь в золоте?
— Надеюсь принести свою пользу.
Порошин вспыхнул:
— Ты претендуешь себя быть умным?
— Не глупее трех саксонцев, — не удержавшись, брякнул Егор.
Асессор сморщился так, будто откусил незрелого померанца.
— Скажи Игнатию Самойловичу, что я имею возражение, — приказал он.
Порошин, заметив боевой дух Егора, побоялся, что он начнет задирать иноземцев, будут ссоры, за ссорами — доносы. Неприятностей и так не оберешься. И он отставил самонадеянного унтер-шихтмейстера от поисков золота. Способности Сунгурова Порошин знал, но всё-таки больше доверял опытности саксонцев.
Так Егор его и понял.
Со щемящей обидой в душе Егор пришел домой в Мельковку.
— Что невесел, Егорушка? — сразу же заметила Маремьяна.
— Не дают любимую работу, — коротко объяснил Егор.
— Так отдыхай.
— Скучно что-то…
— Или и книги опостыли?
— Да, и читать не хочется.
У Маремьяны за всю ее жизнь не было, кажется, и минуты, не занятой трудом. Горевать, тосковать — приходилось, но что такое скука, она не ведала. Посмотрела на Егора озабоченно, вздохнула и задумалась.
Утром Маремьяна рано разбудила Егора.
— «Не глупее любого саксонца» надо было сказать, — сонно пробормотал Егор.
— Что баешь?
— А?.. Это я про вчерашнее: неладно у меня сказалось, похвастался.
В открытое окно слышны были гулкие удары колокола — часовой на крепостном бастионе отбивал часы.
— Сегодня раньше подняла: дело есть? — спросил Егор.
— Тебе знать про твои дела. Нет ли недоделанного, вспомни, Егорушка.
— Мои дела — на службе. Может, по дому есть что сделать?
— Не всё служба, надо и о другом подумать…
— Вот новость! — удивился Егор.
Ново ему было то, что мать, вечно боявшаяся, чтобы у Егора не случилось какого-нибудь упущения перед начальством, ставит что-то выше его службы.
Он заглянул в глаза Маремьяны и, как это бывает у людей долго и дружно живущих одной жизнью, угадал ее мысль:
— Давно я собираюсь съездить Нитку отблагодарить, а всё не соберусь.
— О чем и речь-то, — ровным голосом сказала мать. Разговаривая, она вытирала холщевым полотенцем крынки и расставляла их в ряд по лавке. — Вот и ладно, что сам вспомнил. Да не вздумай, приехавши, первым делом подарок совать. Деваха гордая, обидишь.
— Какой подарок-то везти?
— Известно, какой: головной платок.
— Сегодня же куплю.
Часа через два Егор прискакал в Мельковку верхом на коне.
— Всё ладно. Юдин мой уехал на Березовку, а я сказался, что на поиск мне надо, за Чусовую. Всё-таки нам, рудознатцам, хорошо: куда свободнее против прочих званий… Подорожников, мама, много не клади: два дня туда, два обратно — вот и вся поездка… Гляди, какой платок купил: самый дорогой взял!
На платке цвели сиреневые цветы с лазоревыми листьями, а поле было рудожелтое. Маремьяна от восхищения засмеялась и погладила платок морщинистой рукой. Полезла в сундучок:
— Свези еще ей от меня ленту байберековую.
— Давай, — еще больше радости будет девчоночке. Только найду ли я Нитку? Она, чай, крепостной записана. Демидов мог угнать ее на другой завод, даже и на Алтай.
— Демидов? — Маремьяна затревожилась. — Завод-то не демидовский.
— Был мосоловский, давно продан Демидову.
— Егорушка, можно ли тебе ехать на Демидова завод? Демидов на тебя, поди, злобится: ты от него из Тагила утек. Знаешь сам демидовскую расправу.
— Руки коротки. У меня бумага из канцелярии Главного заводов правления. Да и не Акинфий хозяин завода, а другой Демидов, что живет в Ревде, брат Акинфия. Так что не повстречаемся и не подеремся, не бойся, мама.
— Будь побережней, сынок!.. К преображенью тебя ждать, значит?
— Раньше вернусь.
Егор вскочил в седло и пустил коня небыстрой рысью, рассчитанной на долгий путь.
* * *
Путь лежал ка запад через большие горные ворота в Каменном Поясе. Горы расступались, обрываясь на севере скалами Волчихи и пропуская с азиатского склона к Каме стремительную Чусовую. На юге вдали возвышались новые хребты, они начинались у Горного Щита и уходили в неведомую высокую Башкирию.
Егору хорошо знакома дорога до Чусовой — это дорога к Шайтанскому заводу. Было по ней похожено, когда Егорушка служил письмоумеющим у Ярцова. Тогда для пытливого подростка мир состоял из одних загадок. Подземные сокровища казались хитро запрятанными кладами: их можно найти лишь заручившись волшебной помощью или при невероятной удаче. Мир тогда был необъятно велик и сложен — он и пугал и задорил: найдешь ли в нем свое место и свое счастье?
Теперь Егор глядел на окрестные горы и леса другими глазами. Мир стал поменьше, природа — попроще. Загадкам по-прежнему нет конца, но они не пугают: Егор владеет ключом к ним. Ключ этот — наука, то знание, которое он приобрел работая, размышляя, читая книги.
«Главо, главо, разума упившись, куда тя преклонити?» — эти слова Феофана Прокоповича, друга Татищева, сказанные в старости, Егор знал и ценил. Мысль, обостренная наукой, — вот то счастье, которое никогда не смогли бы у него отнять ни царицыны жандармы, ни Демидовы… Сам Егор совсем немного хлебнул из чаши мудрости, еще не возгордился, не «упился разума», а лишь почувствовал неутолимую жажду знания.
Одиноко стоит среди лесной равнины гора Хрустальная, прикрытая молочно-белой каменной шапкой. Как родилась эта гора? Поднялась ли она из недр и какой силой? Или, напротив того, освободилась от земных толщ, размытых и унесенных водой? Почему уцелела одна гора? Может быть, солнце когда-то палило так жарко, что горы таяли подобно снежным сугробам, а Хрустальную сохранил ее гребень из белого жильного кварца?
Показались Магнитки — холмы, из которых добывают руду для домен Шайтанского завода. Отличная руда, чистого железа содержит шестьдесят частей из ста, но плавится туго. Из-за примесей, конечно. Лаборатория говорит, что медь есть в составе, — верно, Егор сам проверял. Однако должно быть и еще что-то… А в чем суть магнитной силы? Вот трудный вопрос! Никто из ученых на него еще не ответил!
Река Шайтанка напомнила Егору северную речку Сватью. Если усердно поискать, непременно и тут найдется золото. Породы те же. Должно быть, золото есть по всему Каменному Поясу, только искать надо умеючи… А впрочем, лучше его и не видеть: золото — злой крушец! Опять из-за него обиду горькую нажил. И зачем было вспоминать?
Егор ударил коня каблуками и поскакал вдоль спелых овсов к заводскому поселку.
