На утро восьмого дня Оскара выпустили на улицу. Оскар не стал оттягивать освобождение, но на этот раз машину не попросил. Ему вполне хватило и холодного тротуара. На трамвае он пересек Краков и добрался до своей старой фабрики в Заблоче. Несколько поляков-сторожей несли еще свою службу, и, поднявшись по лестнице в свой офис, он позвонил в Бринлитц и сообщил Эмили, что освобожден.
Моше Бейски, ремесленник из Бринлитца, вспоминает оцепенение тех дней, когда Оскар находился под арестом. Все только говорили и шептались о том, что это значит. Но Штерн и Морис Финдер, Адам Гарде и другие проконсультировали Эмили насчет еды, организации работы, устройства жилья. Тогда им впервые открылось, что Эмили не просто порхала по жизни. Она была несчастной женщиной, и ее несчастья усугублялись тем, что Пятое управление арестовало Оскара. Ей казалось жестоким, что СС вторглось в ее личную жизнь как раз тогда, когда желаемое воссоединение вот-вот должно было начаться. И Штерну, и другим было ясно, что это было вовсе не ее призванием – содержать в порядке маленькую квартирку на первом этаже, полностью отказавшись от своих супружеских обязанностей. В этом было нечто такое, что можно было бы назвать идейным жертвоприношением. Изображение Иисуса с пылающим сердцем висело на стене ее квартирки. Штерну доводилось видеть нечто подобное в домах поляков-католиков. Но ничего похожего он не встречал ни в одной из краковских квартир Оскара. Иисус с пылающим сердцем не всегда взывал к смирению, когда встречался на польских кухнях. Тем не менее в квартирке Эмили он висел как символ обета. Совершенно личного. Эмили.
В начале ноября ее муж вернулся на поезде. Он был небрит и пах тюремной камерой. Он был ошарашен известием о том, что женщины всё еще находятся в Аушвице-Биркенау.
* * *
На планете Аушвиц, по которой женщины Шиндлера ступали столь же осторожно, столь же неуверенно, как ступал бы по ней пришелец, правил Рудольф Гесс. Правил как создатель, основоположник, неоспоримый гений. Читатели романа Уильяма Стайрона «Выбор Софи» узнали его в роли хозяина Софи. Хозяина совсем другого толка, не такого, каким был Амон для Хелен Хирш. Этакий здравомыслящий, манерный, уверенный в себе господин. И в то же время неустанный жрец провинции каннибалов. Хотя в 1920 году он и убил школьного учителя в Руре за донос на немецких национал-активистов и даже отсидел свое за преступление, он не убил ни одного заключенного Аушвица своими руками. В собственных глазах он выглядел ученым. Первопроходцем «Циклона-Б» – синильной кислоты, испускающей запах в соединении с обычным воздухом. Он вступил в долгий личный и научный спор со своим соперником и конкурентом господином KriminalkommissarКристианом Виртом, возглавлявшим школу угарного газа, а заодно и лагерь Бельзец. По свидетельству офицера-химика Курта Герштейна, в один из ужасных дней в Бельзеце методика господина KommissarВирта привела к тому, что целых три часа были угроблены на одну лишь горстку евреев мужского пола, «приглашенных» в газовые камеры. Технология Гесса была куда более эффективной, что, в конечном итоге, и привело к непрерывному процветанию Аушвица и бесславному закату Бельзеца.
К 1943 году, когда Рудольф Гесс оставил Аушвиц, дабы возглавить секцию "D" в Ораниенбурге, вотчина его давно уже перестала быть просто лагерем. Ее уже нельзя было назвать даже удивительной организацией. Это был феномен. Цивилизация морали полностью утратила здесь свои полномочия. Мир перевернулся, обратившись в некое подобие черной дыры, под давлением вселенской универсальной человеческой злобы. И история, и обычаи просто всосались в них и испарились. То же произошло и с языком. Подземные камеры смерти именовались «отсеками дезинфекции», наземные камеры – «душевыми», а обершарфюрер Моль, в чьи обязанности входило внедрение голубых кристаллов в крыши «отсеков» и стены «душевых», обычно покрикивал своим подчиненным:
– Ну-ка, ребята, подкиньте им чего-нибудь для размышления.
Гесс вернулся в Аушвиц в мае 1944 и взял все бразды правления в свои руки примерно тогда же, когда женщины Шиндлера были втиснуты в бараки Биркенау в непосредственной близости от эксцентричного обершарфюрера Моля. Согласно мифу о Шиндлере, Оскару пришлось скрестить клинки с самим Гессом по поводу судьбы его трехсот женщин. Наверняка, Оскару доводилось говорить с Гессом по телефону и иметь с ним какие-то коммерческие дела. Но ему также пришлось общаться и с штурмбанфюрером Фрицем Хартьенштейном, комендантом Аушвица-2, то есть, Аушвица-Биркенау, и с унтершарфюрером Францем Хёсслером, молодым человеком, отвечавшим в сием великом граде скорби за судьбу женщин.
Не подлежит сомнению, что именно тогда Оскар послал девушку с чемоданом, набитым алкоголем, ветчиной и бриллиантами на переговоры с упомянутыми функционерами. Некоторые утверждают, что позднее Оскар вслед за девушкой посетил их сам, захватив с собою за компанию влиятельного офицера из SA (Sturmabteilung -Штурмовые бригады) штандартенфюрера Пельце, который, как впоследствии Оскар говорил своим друзьям, был британским агентом. Другие же настаивали на том, что Оскар избегал личных контактов с Аушвицем из стратегических соображений, а вместо этого отправился в Ораниенбург и в Берлин в Инспекторат по делам вооружений, чтобы постараться оказать воздействие на Гесса и его сподвижников с другого конца.
Дальнейшие события, согласно тому, как изложил их много лет спустя Штерн в публичном выступлении в Тель-Авиве, разворачивались так. После освобождения Оскара из тюрьмы, Штерн явился к Шиндлеру и («под давлением некоторых моих друзей») попросил Оскара предпринять решительные шаги, дабы разрешить судьбу женщин, застрявших в Аушвице. Во время беседы вошла одна из секретарш Оскара (Штерн не сказал кто именно). Шиндлер представил девушку и указал на один из своих пальцев, который украшал большой перстень с бриллиантом. Он спросил девушку, как ей нравится это гипертрофированное ювелирное изделие. Штерн утверждает, что девушка пришла в совершеннейший восторг. Далее Штерн дословно цитирует Оскара: «Возьми список женщин, набей чемодан лучшей едой и напитками, какие ты найдешь на моей кухне; затем поезжай в Аушвиц. Знай, что комендант крайне неравнодушен к хорошеньким женщинам. Если ты доставишь женщин сюда, получишь этот перстень. И даже больше».
Эта сцена, эта речь весьма напоминает один из фрагментов Ветхого Завета, в которой, ради блага племени, женщину предлагают захватчику. К тому же это и типично центрально-европейская ситуация с неправдоподобно крупными бриллиантами и предполагаемой расплатой «натурой».
Согласно Штерну, секретарша поехала. А когда через два дня она не вернулась назад, Шиндлер лично вкупе с безвестным Пельце отправился ей на выручку.
Миф о Шиндлере гласит: Оскар посылалсвою подружку, дабы та переспала с комендантом, будь то Гесс, Хартьенштейн или Хёсслер, и оставила бриллиант на подушке. Одни, подобно Штерну, упоминают «одну из секретарш», другие называют имя Ауфзеер, милую блондинку из войск СС, несомненную любовницу Оскара, служившую в гарнизоне Бринлитца. Эта девушка, как представляется, должна была всё еще находиться в Аушвице вместе с Schindlerfrauen(женщинами Шиндлера).
Сама Эмили Шиндлер говорила, что в роли эмиссара отправилась девушка лет двадцати двух-двадцати трех. Она была уроженкой Цвиттау, и ее отец дружил с семейством Шиндлеров. Она недавно вернулась с оккупированных территорий России, где служила секретаршей в немецкой администрации. Она была приятельницей Эмили и сама вызвалась на поездку. Не совсем правдоподобно, чтобы Оскар принес в сексуальную жертву близкую подругу семьи. Хоть сам он и слыл сексуальным разбойником, эта часть истории – несомненный миф. Неизвестно доподлинно, приходилось ли девушке вступать в интимные контакты с кем-либо из офицеров Аушвица. Зато совершенно ясно, что она проникла в империю страха и действовала там самоотверженно.
Оскар позже рассказывал, что в его собственных беседах с правителем некрополя Аушвиц ему приходилось преодолевать старые искушения. Женщины уже провели там несколько недель. Теперь они почти бесполезны для производства. «Почему бы тебе не позабыть об этих трех сотнях? Мы отберем специально для тебя другие три сотни из этого бесконечного стада».
В 1942 году каратели СС на станции Прокочим вколачивали те же мысли в голову Оскара.
"Зачем вам конкретные фамилии, герр директор".
Теперь, как и в Прокочиме, Оскар придерживался своей обычной линии.
«Они незаменимые, квалифицированные, отборные работницы. Я лично обучал их в течение нескольких лет. Они владеют ремеслом настолько, что я не в силах их быстро заменить. Я знаю тех, кого на самом деле знаю».
«Минуточку, – ответил его искуситель. – Я вижу, тут упоминается девятилетняя дочь некой Филы Рат. Я вижу одиннадцатилетнюю дочь некой Регины Горовитц. Вы будете утверждать, что эти девяти и одиннадцатилетние тоже квалифицированные отборные работницы?»
