– Замолчи, Буланов, а то стражников позову, – пригрозил Хаустов.
– Зови, милый, зови… А я всю артель позову! Пусть посмотрят, как вы китайца неповинного разделали. Не пройдет!
Буланов помахал пальцем и встал.
– Значит, бунтовать? Ты смутьян давно известный… Гляди, поосторожней!..
– Злишь ты меня, Хаустов, своими угрозами, так злишь, даже смешно смотреть на тебя… Я тебе угрожать не буду. А сделаю, как сказал. Подам телеграмму окружному инженеру, про твои бесчинства расскажу, про бабские шашни и прочее… Да и управляющий Тарас по головке вас не погладит. Ему работа нужна, а вы мешаете, безобразничать начинаете… Не пройдет!
Взбешенный Хаустов вскочил, хотел что-то предпринять, но, увидев в открытое окно крупную, сутулую фигуру Якова Фарскова и других рабочих, снова сел и приказал Архипу освободить помещение.
Буланов вышел, коротко рассказал Фарскову и рабочим, в чем дело, и отошел с приятелем в сторонку.
– Надо, Яков Мироныч, народ собирать, – сказал Архип. – Не допустим, чтобы они над нашим товарищем измывались. Освободим и жалобу напишем окружному инженеру.
– Кого собирать-то? – угрюмо заявил Фарсков. – Народ-то давно у шахты толчется, тебя ждет.
– Ну, тогда пошли.
Остальное все произошло так: рабочие, женщины, ребятишки, в том числе и два «индейца» со стрелами, всего свыше двухсот человек, хлынули к казачьей. Увидев враждебно настроенную толпу, Хаустов скрылся, а стражники не оказали никакого сопротивления. По требованию Архипа Буланова открыли арестное помещение и выпустили избитого Фан Ляна. Буланов обнял его, уговорил людей разойтись и повел друга к себе. Фан Лян жид рядом с ним, в общей мазанке, но харчевался у Булановых. Но на этом не закончились события престольного праздника.
Первым на прииск прискакал инженер Шпак. Выслушав Хаустова, он распорядился уволить зачинщиков и выслать их с прииска. Кроме китайца и Архипа в список попал и Яков Фарсков с сыновьями.
Зная повадки полиции, Архип и Фан Лян не остались ночевать дома, а ушли в сарай Якова Мироновича Фарскова. До позднего вечера вездесущие Егорка и Ванек, перебираясь через огороды, приносили от матери донесения, что за отцом несколько раз присылали из конторы, а напротив дома прохаживались какие-то малоизвестные разухабистые парни, недавно прибывшие на прииск. Они вертелись около общей мазанки, приставали к девушкам и заглядывали в окна булановского домика. Около казачьей гуртовались стражники. Хаустов в сопровождении своих помощников разъезжал по прииску верхом. Ночью Архип Буланов задами прошел на квартиру Василия Кондрашова. Света не зажигали, разговаривали в потемках.
Выслушав Архипа, Василий сказал:
– Неладно получилось… Всех зачинщиков уволили, в том числе и тебя. Что думаешь дальше делать?
– К вам за советом пришел. Ежели всурьез о рабочем человеке болеете, помогите артели.
– А когда китайца пошел освобождать, меня-то не спрашивал?
– Искал, не было дома…
– Все-таки искал? – усмехнулся Василий. Ему приятно было, что Архип вспомнил о нем, и обидно, что не нашел. – Говори начистоту, что будешь делать?
Василию хотелось знать, какое решение примет теперь этот горячий артельный вожак.
– Как народ решит, так и я, – уклончиво ответил Архип, поблескивая в темноте огоньком цигарки.
– А что народ думает? – напористо спросил Василий.
– Про то я не могу сказать, это наш рабочий секрет, а вы как-никак все же начальник, мало ли что…
– Знаешь что, Бова-королевич, раз ты так думаешь обо мне, не следовало и приходить… Можешь идти отсюда к черту! С народом я и сам сумею поговорить, без тебя!
Кондрашов сознательно повел разговор в решительной форме. Он знал, как задеть слабую струнку этого самобытного вожака артели.
– А станет народ с тобой разговаривать? – едко, тихим голосом спросил Архип.
– Там посмотрим!.. – Василий встал, прошелся до порога и назад, думая, как повернуть всю эту заваруху в пользу рабочих, чтобы вселить в них веру в себя, в свои силы и этим положить начало активной борьбе.
Архип понимал, что такой человек, как Кондрашов, если захочет, найдет у людей поддержку, и уже раскаивался, что не с той стороны повел речь. Перейдя на грубоватый, но более откровенный тон, он заговорил снова:
– Извини, конешно, что, может, я и не так сболтнул, не то словцо вставил. Думаю, что моя артель на работу завтра не встанет, предъявит требование, чтобы отменили увольнение. А ежели нет, то я свою артель сниму и уведу… Свет не клином сошелся. Может быть, ты передашь управляющему, господину Суханову, чего мы хотим, будешь нашим посредником?..
– Посредником я вашим не буду, – улыбаясь, сказал Василий.
– А коли так, то и говорить не о чем. – Архип поднялся и собрался уходить.
– Садись и слушай, – решительно остановил его Василий. – Почему мне нельзя быть вашим посредником, я объясню потом… Уводить артель – это самый плохой выход из положения. Нужно, чтобы требование поддержали все рабочие прииска. А требование ваше должно быть составлено вот так, запоминай: за незаконный арест Фан Ляна и избиение его, за принуждение женщин к сожительству полицейского урядника с прииска убрать, увольнение рабочих отменить… Хорошие ребята у тебя есть, пусть они соберут всех артельных старост, только, разумеется, тех, которым можно доверять. Я приду и поговорю с ними. Но условие такое, чтобы о нашем собрании, а главное, что я там присутствовал, никто, кроме участников, не знал, понял?
– Ясно. Да вы не беспокойтесь… Вас не выдадим, – с искренней горячностью подтвердил Архип. – Не бойтесь!
– Я-то не боюсь. Это ты бойся… За мной наблюдает полиция уже давно, поэтому аккуратнее надо встречаться.
– Наблюдает? За вами? – снова поднимаясь со стула, спросил Архип. Этого он никак не ожидал. – Так вы, значит?..
– Вот так, милый мой Бова-королевич, и значит, что по этой самой причине я вашим посредником быть не могу…
– Да и не надо! Не надо! – обрадованно зашептал Архип. – А ведь ежели признаться, так я о вас поганенько иногда думал. Книжечки барин дает читать, в революцию играет… Вроде как и хороший человек, а там черт его знает, и тянуло к вам, и настоящего доверия не было. К хорошему человеку, знаете, как к водке али куреву тянет…
– Хороших людей не всегда легко угадать. Если знаешь, показывай их мне, знакомь. Хорошие люди нам очень нужны, – задумчиво сказал Василий.
– Есть, Василий Михайлович, у меня подходящий человек на примете, дамочка или девица – этого я уже не знаю, – усмехнулся Архип.
– Ты что… насчет моего холостяцкого положения? Оставь, брат, такие дела!.. Не шути зря!
– Вот уж как раз и не угадали! Эта бабеночка сама вроде вас – занозистая, образованная… Учительница!.. У большого начальника ребятишек его грамоте обучала, а он, вишь, поиграть с ней вздумал, ну и получил в морду: спалила его кислотой, не то карболкой… Моих ребятишек теперь учить собирается. Наши-то хозяева о школе и не думают… Как-то она меня спрашивает, почему на прииске библиотеки нет. Я только посмеялся. Ишь, думаю, чего захотела. Сурьезная дамочка! Вы к ней приглядитесь… Я думаю, нашу бумагу пусть она и напишет.
– А сюда как она попала? – спросил Василии.
– Известное дело: после каторги, как в рай, запросишься… Жить-то надо!
– Значит, на каторге была?
– А как же… Года четыре… А то на днях из станицы один учителек приезжал, господин Шаров. Тоже по мазанкам ходил, записывал, разные слова говорил, против власти ругался. Еще раз обещался приехать, да что-то не едет… Наша-то Устя про него сразу сказала: болтун, говорит, и пустоцвет… Видно, и вправду не всякого легко угадать.
– Про Шарова она верно сказала. Я его знаю. А с Устей ты меня завтра же познакомь, – попросил Василий. – Как ее фамилия?
– Яранова. Из нашей артели. Ее бы ребят заставить учить, а не тачки возить.
– Так ее можно и сегодня увидеть? Провожу тебя и зайду, – сказал Василий. Бывшая учительница-каторжанка его очень заинтересовала.
– Можно, Василий Михайлыч, да осторожно. Около моей фатерки весь день филеры дежурят. Сами понимаете… одного-то меня схватить легше: да только я не такой дурак!..
– Фу, черт! – с досадой сказал Василий. – Я совсем забыл. И это называется старый конспиратор!
– А мы вот как сделаем: ежели не против, чтобы она сюда пришла, – придет.
– А удобно ли?
– Ничего. Я Лушке своей скажу, она объяснит, как и что… Это ведь не к полицейскому уряднику полы мыть… Насчет требований поговорите. А раненько утречком, когда все будут похрапывать, я своих людей соберу и вас приглашу.
Через час сынишка Архипа Буланова, Егорка, со всеми предосторожностями, как ему было приказано, привел Устю к новому домику, где жили Тарас Маркелович и Василий. Кондрашов занимал в задней половине две небольшие комнаты с двумя широкими окнами, выходящими к ручью, неподалеку от главной шахты. В окнах Суханова горел свет. Зажег свет и Василий. Он со странным волнением ожидал заинтересовавшую его женщину. Войдя, она сухо поздоровалась с хозяином, оглядела опрятные комнаты, шкаф с книгами Пушкина, Толстого, Гоголя, Чернышевского. При виде книг глаза ее тепло заблестели, как у Вани Буланова, когда он сегодня впервые взял в руки перочинный ножик… Василий понял, что она, видимо, очень любит книги. Выждав, он запросто сказал:
