— Сколько должны?
Подьячий заглянул в бумагу, прочел врастяжку:
— Тэк-с… За тот привоз мы должны… сто восемьдесят два рубля, двадцать пять копеек с деньгой[87].
— Неужто не поверит еще в долг?
— Что вы, владыка? Он и так говорит: время какое, сегодня жив, а завтрева на небе. Так уж пока, мол, на земле, надо рассчитываться, на небе, грит, ни до этого станет.
— Богохульник, — проворчал Амвросий, однако задумался.
Подьячий, поняв, что озадачил архиепископа, решил подкинуть еще горяченького:
— И цену, промежду прочим, он ныне вдвое заламывает.
— Он что? Взбесился?
— Так ить риск, владыка. Тогда за воз возчики по рублю брали, а ныне за пять не хотят везти. Устюжанин с нас еще по-божески просит.
Архиепископ прикрыл глаза, задумался, нервно барабаня пальцами по столу. Наконец спросил подьячего:
— Как оцепление в Воспитательном доме?
— Вполне надежное, владыка, мышь не пропустят.
— Возьми из оцепления пять или шесть солдат, ступай с ними к Варварским воротам и заберите жертвенный ящик у иконы Богородицы. Там, я думаю, с тыщу уж надарствовали. Все на Воспитательный дом и употребим.
— Но как народ, святый отче? Деньги-то те Богородицыны.
— А мы что? На гульбу их берем?
— Да нет, но…
— Богородица возрадуется, узнав, куда мы их употребим. А если ящик оставить, того гляди, фабричные покрадут, а то и крестцовые иереи лапы запустят. Их ныне там что мух у меда. Ступай, сын мой. Пред тем как взять ящик, опечатай его консисторской печатью, чтоб ни у кого соблазна не возникло. Тут, в консистории, при всем клире[88], мы его и вскроем и все до копейки пустим на богоугодное дело — спасение детей. Для того и вели попам праздным, мутящим народ у иконы, прибыть завтра сюда, в консисторию, при них мы и отворим жертвенный ящик.
— Хорошо, владыка.
— Ступай, сын мой, с богом.
Внезапно загудевший набат встревожил обер-полицмейстера Бахметева.
— Узнай-ка, что там! — крикнул рассыльному.
Тот скоро обернулся:
— У Варварских ворот драка, ваше превосходительство, кто-то, сказывают, покусился на пожертвования у Богородицы. Народ туда бежит…
— Остается дежурный по управе, — скомандовал Бахметев. — Все остальные со мной!
«Остальных» набралось всего пять человек. Они побежали во двор, где у коновязи стояли подседланные кони.
— Не забудьте подпруги! — крикнул Бахметев, подтягивая их у своего коня.
Ходкой рысью они скакали по улицам к Варварским воротам. Колокола продолжали трезвонить. На улицах везде видели людей, бегущих с дубинами и дрекольем туда же.
Увидев подростка, бегущего с палкой, Бахметев крикнул ему властно:
— Стой, сукин сын!
Тот остановился, Бахметев, подъехав, спросил:
— Куда бежишь?
— Велено к Варварским воротам.
— Кем велено?
— Хозяином моим.
— Кто твой хозяин?
— Купец Калашников. Он сказал, что-де, как ударят в набат, надо с дубинкой бежать за народом.
— Твой хозяин сам дубина. Сей же час отправляйся домой, не то я велю всыпать тебе плетей.
— Но он же будет ругаться, — захныкал мальчишка.
— Скажешь, обер-полицмейстер приказал. — Бахметев обернулся, приказал: — Тихон, забери у него палку!
Полицейский подъехал, наклонился, выхватил у мальчишки палку, переломил ее и зашвырнул за ближайший забор.
— Тикай домой, дурень. Ну! — и шевельнул многообещающе плеткой.
У Варварских ворот, словно огромный зверь, клубилась, разбухала зловещая толпа, размахивавшая сотнями дубинок и рогатин. И все это под несмолкаемый ор и набат.
Обер-полицмейстер перетрусил, он понял, что здесь нахрапом, как только что с мальчишкой, не возьмешь. Но виду не стал показывать. Крикнул почти миролюбиво:
— В чем дело, православные?
— Богородицу грабить пришли! — ответило сразу несколько человек.
Бахметев сообразил, куда клонить надо, дабы не настроить против себя толпу, крикнул:
— Кто ж это посмел? У кого это две головы?
— Амвросиевский подьячий с солдатами.
— Ах негодяи! Я должен взять их за караул и представить суду. Дайте дорогу!
— Правильно! — закричало несколько человек. — Судить надо!
— Судить! Судить! — понеслось со всех сторон.
— Дайте дорогу его превосходительству.
— Дорогу, дорогу…
Бахметев проехал по живому коридору к иконе, где у жертвенного ящика стояли два испуганных солдата. Тут же суетилось несколько крестцовых попов, среди них и Севка.
— Что случилось? — спросил Бахметев.
— Да пришли, по-понимаешь, — начал, заикаясь, солдат. — А нам не велено, никого…
— Кем не велено?
— Секунд-майором н-нашим.
И тут не вытерпел поп Севка:
— Ваше-ство, Амвросий прислал грабить Богородицу… Здесь народ кровные сбирал по копейке, по полушке, а он, позабыв страх Божий, решил присвоить Богово. И это архиепископ? Корыстолюбец он — не владыка!
— Корыстолюбец! — заорали в толпе.
— Не владыка-а-а! — вторили другие.
Бахметев поднял руку, прося тишины. Однако многотысячную гудящую толпу утишить было не просто. Но ближние горлопаны притихли.
И Бахметев громко спросил:
— Где они? Которые пришли за богородицкой казной?
— Вот они, злыдни.
Из толпы вытолкнули избитого подьячего. Лицо у Смирнова почернело от синяков, левый глаз совсем сокрылся за раздутой щекой и надбровьем. Платье на нем было изодрано. Не лучше выглядели и его солдаты. «Господи, — подумал Бахметев, — этому стаду ничего не стоит вот так измесить и нас». Но вслух сказал громко:
— Арестовать негодяев.
Толпа загудела одобрительно: «Правильно-о-о!».
Подьячего и его спутников повязали и погнали через коридор, вновь образовавшийся в толпе. До них кто-то пытался дотянуться дубинками: «У-у злыдни!» Но уже осмелевший Бахметев покрикивал:
— Не трогать! Их накажут по закону!
Когда достаточно отъехали от Варварских ворот и свернули в переулок, Бахметев приказал остановиться:
— Тихон, я поеду к Еропкину на Остоженку, а ты отведи их в управу, развяжи. А вам, — обратился к арестованным, — лучше у нас пересидеть.
— А что, нас впрямь судить будут? — спросил один из солдат.
— С чего ты взял?
— Но вы ж…
— Дурачок. Вас надо было выручать и самому под дубины не угодить. А кстати, где ваши ружья?
— Отобрали. Мы и стрелить не успели.
— Хорошо, что не успели. Потому синяками и отделались. А стрелили бы, вас растерзали на кусочки.
Обер-полицмейстер обратился к Смирнову:
— Зачем Амвросию понадобился этот ящик?
— Он все деньги хотел на Воспитательный дом потратить, там мы уже в долги влезли.
— Ах, нашел время владыка. Ступай, брат, в управу и от греха сиди там пока.
— Спасибо, ваше превосходительство.
Бахметев поскакал на Остоженку, где жил генерал-поручик Еропкин. И тут на Моховой увидел бегущую ему навстречу с дубьем группу людей, возглавляемых мордастым мужиком в синем балахоне, покрикивавшим начальнически:
— Ребята, не выдадим Богородицу!
— Стой, — поднял руку Бахметев, стараясь конем перегородить центр улицы. — Стой, говорю!
Орава остановилась в недоумении. Бахметев спросил строго:
— Куда бежите?
— Давай дорогу! — заорал «синий балахон». — Там Богородицу грабят.
— Те, кто посмел грабить Богородицу, мною арестованы и уже сидят в тюрьме.
Бахметев видел, как заколебалась толпа, запереглядывались меж собой люди. Надо было лишь приказать им, но, зная, сколь приказ раздражителен для возмущенной черни, обер-полицмейстер почти дружески посоветовал:
— Так что ступайте, ребята, домой, уносите ваше дубье. А тех грабителей будем судить по закону.
— А что им будет? — поинтересовался долговязый рыжий мужик.
— Я думаю, не поздоровится. Уж кнут-то обязательно, а может, и петля.
— Ну и слава богу, так и надо, — сказал удовлетворенно рыжий. — Айда домой, ребята.
Но «синему балахону» не понравилось, что так быстро истаяла его власть над толпой.
— Не слушайте его, братцы! — вскричал он, указывая на Бахметева. — Он брешет!
— Кто? Я? — грозно приподнялся в стременах обер-полицмейстер. — Да как ты смеешь оскорблять меня при исполнении? А ну! — Он властно оглядел толпу. — Вяжите этого мерзавца!
И сам удивился Бахметев, когда несколько человек во главе с рыжим кинулись исполнять его приказание. Они вязали «синий балахон», а тот возмущенно бормотал:
— Вы что, братцы? Спятили? Свово вяжете… Да ежели я… Да…
— Куда его, ваше благородие?
«В самом деле, куда?» — спохватился Бахметев. Такая задержка из-за этого дурака. И тут увидел недалеко будку.
