Они, несколько отставшие от остальных апостолов и теснимые сзади «просто учениками», наконец перешли через Кедрон. Иуда разжал пальцы и уронил на землю кожаную подошву Филиппа, а после бережно уложил на траву свои дорогие сандалии и, аккуратно присев, заботливо стал обуваться. Филипп же стоял над ним и говорил:
– Ты помнишь, как я описывал Катабасис – первоначальное Нисхождение? До времени и до мира была Плерома, которая неразрывно заключала в себе Красоту, Свет, Благо и Истину. Затем Истина отделилась от других сущностных первоначал, а то, что до этого было Плеромой, вследствие этого отделения стало Царством Небесным. Затем Царство Небесное, утратив Благо, превратилось в Царство Божие, сохранив в себе только два первоначала – Свет и Красоту. Затем выделился первозданный Свет – и возникло Царство Человеческое. Наконец, первозданный человек разделен был на мужчину и женщину… Я кратко тебе напомнил об этом, ибо Анабасис, о котором сейчас пойдет речь, как мне представляется, должен явить нам те же ступени, те же стадии, те же, если угодно, зоны движения, но только в обратном направлении. Понятно? Можно идти дальше? – спросил Филипп, повернулся и пошел следом за другими апостолами, отдаляясь от Кедрона и восходя к Гефсимании.
Иуда, уже обутый, вопросительно глянул сперва в спину Филиппу, затем на оставленную им левую сандалию, а после, опять-таки кончиками пальцев, поднял истертую сандалию и стал догонять друга.
А тот говорил, говорил, глядя то в небо, то в землю, то на фиги и финиковые пальмы, росшие по сторонам дороги:
– Стало быть, первый этап Восхождения – от мира земного к Чертогу Брачному, о котором в последнее время так много говорит Учитель. Чертог Брачный – это Царство Красоты. А Красота вырастет в уродливом мире из маленьких горчичных зернышек и превратит безводную пустыню в цветущий сад. Уродство исчезнет, вернее, благодаря тем же самым изначальным зернышкам прорастет в прекрасное и Красотой распустится, напоив воздух ароматами и благоуханием… Брачный Чертог – это воистину Царство Человеческое, царство первозданного Адама, в котором не было мучительного деления на мужчину и женщину, на одиноких и половинчатых людей, мечтающих о соединении, но не знающих, как это соединение осуществить… «И будут едина плоть!» Это наконец совершится, и люди навеки перестанут страдать… Красота прежде всего утвердится, потому что из всех первоначал и первооснов она – самая стойкая и несокрушимая и лучше других сохранилась, несмотря на падения и разделения. И греки это давно поняли…
– Ой! – вскричал вдруг Филипп, и лицо его исказилось от боли. – На какой-то шип наступил. Или на острый камень… Больно… Я, кажется, потерял одну из сандалий.
– Да вот она. Ты забыл ее на том берегу. А я подобрал и несу за тобой, – сказал Иуда, разжал пальцы, и снова кожаная подошва упала на землю.
Филипп благодарно и виновато улыбнулся, ступней подцепил сандалию и, не потрудившись закрепить ее на ноге, отправился дальше, вернее, сначала заговорил, а потом отправился.
– Второй этап Восхождения – от Брачного Чертога к Царству Божию, – говорил Филипп. – Тут Красота должна соединиться со Светом, слиться с ним воедино в двуликую первооснову, которую Учитель именует Царством Божиим. Красота изначально тяготеет к Свету, она в нем нуждается, ибо истинная Красота без Света не видна. Она лишь угадывается чутким сердцем и предполагается мыслящим разумом, но видеть ее нашими телесными очами мы не в состоянии, пока она истинным Светом не проникнута и не подсвечена изнутри, из глубины нашей прозревающей души… Тут, кстати, надо сказать, что по мере приближения к Царству Божию постепенно убывает материальность и, если угодно, телесность окружающего нас мира, а всё вокруг – и мы сами в первую очередь! – становится всё более душевным, психическим, как говорят философы. Мировая Душа берет верх над Всемирным Телом, твердый и грубый Космос преобразуется в мягкую и светлую Психею… Мир светится, освобождаясь от телесных оков, от материальных препятствий, становясь всё более ангельским, всё более чувственным и мысленным…
Говоря это, Филипп едва не наткнулся на Фому и Иоанна, которые внезапно остановились.
Апостолы уже вступили в Гефсиманию, до которой от Каменного брода было рукой подать, и возле одного из садов остановились. Иисус прошел в глубь сада. За ним последовали Петр и двое учеников-охранников. Зилот же остановился в воротах и, подняв вверх руку, то ли по желанию Иисуса, то ли по велению Петра, запретил остальным следовать за Учителем.
Апостолы стали ждать возле ворот, а подходящие «просто ученики» распределялись вдоль каменной стены слева и справа от апостолов.
Филипп увлек Иуду еще дальше от ворот на север, в сторону Иерихонской дороги, и торопливо продолжил, словно боялся, что тот воспользуется остановкой и найдет предлог, чтобы отказаться его слушать:
– Третий этап – восхождение к тому, что Учитель называет Царством Небесным. Это то Царство, которое существовало еще до Сотворения мира, потому что, напомню, Свет отделился от Красоты уже к концу Первого дня творения. Тут Светлая Красота, или Прекрасный Свет, эта двуликая первооснова, это единое целое, начинает стремиться к Благу. И тогда возникает триединая первооснова жизни – Красота – Свет – Благо, главным свойством которой является уже не телесность и даже не психичность, а духовность – состояние намного более возвышенное, чем ангельское естество. Трехликий Элохим является в Царстве Небесном духовному оку человека. То есть единое божество, которое в Чертоге Брачном мы представляли себе как человекоподобного Саваофа, в Царстве Божьем сердечно ощущали как двуликого Иегову, в Царстве Небесном постигается нами… Ты слушаешь меня?! – вдруг обиженно воскликнул Филипп.
– Слушаю. Очень внимательно, – ласково, но несколько рассеянно ответил Иуда, пристально глядя в сторону ворот Гефсиманского сада.
– Нет, не слушаешь, – тихо произнес Филипп и виновато улыбнулся: – Я тебе наскучил своей теорией.
– Нет, очень интересная теория, – ответил Иуда, по-прежнему глядя в сторону ворот. – И настолько стройная и логичная, что я готов слово в слово повторить всё, что ты мне только что рассказал… Ты, правда, никогда не рассказывал мне о Катабасисе и разделении первооснов. Тут ты меня с кем-то перепутал: наверное, с Фаддеем или с Толмидом… Но мне это абсолютно не мешает, раз Восхождение движется по тем же ступеням, что и Нисхождение. И, стало быть, за Царством Небесным следует еще одна и заключительная стадия – Плерома. Не так ли? И эта Плерома, в которой, насколько я понял, должны слиться все четыре мировые первоосновы – Красота, Свет, Добро и Знание, – эта твоя Плерома чем-то походит на Покой нашего друга Толмида.
– Ни в коем случае! – тут же возбужденно воскликнул Филипп. – Толмидов Покой – бесчувственная Пустота и кромешное Небытие! Плерома же – прямая противоположность: полнота бытия, конечное и совершеннейшее слияние первооснов, прекраснейшее сопряжение тела, души, духа и разума!
– А боги там будут, в твоей Плероме? – спросил Иуда.
– Боги?! Ты что, за язычника меня принимаешь? Я ведь только что пытался объяснить тебе, что Единого Бога мы на разных этапах движения, на разных ступенях…
– Прости. Я неправильно задал вопрос. Я хотел спросить: Плерома – это и есть Истинный Бог и высочайшее постижение Его человеческим разумом?
– Плерома выше, чем Бог. Плерома в Божестве не нуждается… Но нам, человекам, в том состоянии, в котором мы сейчас пребываем, этого никогда не постичь. А потому правильнее и безопаснее будет сказать, как ты сейчас выразился. Да, Плерома – это Истинный Бог и величайшее из имен Божиих.
Тут только Иуда оторвал взгляд от ворот сада, глянул на Филиппа своими пронзительно-зелеными глазами и, улыбнувшись одними краешками губ, ни единой морщинки на лице не допустив, даже складочки вокруг глаз не дозволив, спросил:
– А нам-то что от этой теории, от твоего Восхождения?
Филипп растерялся и выпучил глаза.
– Я что-то опять не так спросил? – Теперь Иуда разрешил чуть прищуриться своим векам.
Филипп затряс головой, словно только таким образом можно было вернуть на место его выпученные глаза.
– Мы-то что должны делать, чтобы соответствовать этому всемирному Восхождению, чтобы не отстать от него? – На румяных щеках Иуды появились теперь три веселые морщинки. Полнокровная улыбка наконец состоялась.
Филипп перестал трясти головой, втянул голову в плечи, выставил вперед живот, закрыл глаза, а потом снова открыл их, еще более выпученные, и радостно объявил:
– Сперва надо прозреть. Прозрение – первое, что предстоит человеку, грядущему в Чертог Брачный. Прозревая, он видит Красоту и начинает любить ее. Любовь к Красоте – первый вид любви. Влюбившись таким образом, человек сначала начинает обращать внимание только на красивые вещи, прекрасные явления, красивые поступки. Насытившись этой внешней красотой, идущий в Чертог постепенно начинает замечать красоту в том, что до этого не казалось ему прекрасным, начинает видеть внутренне привлекательное и потаенно прекрасное. Вот я, например, совершенный урод с виду. Но если ко мне приглядеться… Ты не читал Платона? У него в «Пире» это великолепно описано: «рождение в прекрасном», «восхождение к Красоте»… Как внутри каждого человека, даже самого уродливого из уродов, вроде меня, таится нечто безусловно красивое и первоначально прекрасное, так и во внешнем мире, в других людях можно и нужно обнаруживать подлинную красоту и этой красотой насыщаться, вдохновляться, развивая ее в себе. Для этого надо понять и почувствовать, что тело твое – лишь часть целого, которая жадно и тщетно стремится отыскать другую свою телесную половину. И, как правило, женщина ищет мужчину, а мужчина – женщину. И все ищут тело, и ищут его, другое тело, вне себя, как будто собственного тела недостаточно. Как будто Первозданный Человек не был целостен и счастлив, пока не раздвоили его и не сотворили из него женщину, с которой все беды начались на свете!
