на небо в благодатные тростниковые Поля Налу. Душу, тело и даже тень преступника съедает Пожирательница Амемит с телом гиппопотама, львиными лапами и головой крокодила... Согласно другим свиткам, боги обезглавливают грешника, после чего голову варят в котле, а из его тела кровь высасывает муут — проклятая душа, которую называют Пожирателем ослов. Сердце несчастного достается Западным пожирателям... Еще я слышал, будто грешника переворачивают вниз головой, чтобы он мог питаться только собственными испражнениями...
Яхмос поправился:
— Хотя так считали раньше... Сейчас мы уверены, что преступника просто лишают тепла, света, а также возможности разговаривать с богами... Если покойный совершал не только злодеяния, но и добрые поступки, его душе дают возможность покаяться перед Осирисом... Погоди...
Внезапно замолчав, уаб провел рукой с факелом справа налево. Впереди чернел проем. Подельники вышли из мастабы в просторный круглый зал. Пламя осветило зевы трех уходящих вглубь горы коридоров.
— Вот и Лучевой тамбур, — начал Яхмос. — Теперь...
Но он не договорил. Раздалось шлепанье лап по каменному полу, а затем тишину подземелья прорезал вопль боли. Невидимая сила рванула тело Яхмоса в сторону.
Из мрака к жрецу метнулись тени с широко раскрытой смрадной пастью. Клыки рептилий смертоносными клещами сжали его ноги и руки, когти царапали лицо, пах, живот...
Визг жертвы забился под сводами подземелья, перекрывая звон посыпавшегося из котомки серебра и чавканье тварей. Белый каласирис мгновенно окрасился кровью.
Геродота спасло то, что он отскочил в сторону. Челюсти крокодила лязгнули возле его ноги. Галикарнасец успел подхватить с пола факел, чудом увернувшись от второго броска.
Куда бежать? Он метнулся к ближайшей штольне. Понесся по подземелью, понимая, что только так спасется. Помочь подельнику Геродот уже ничем не мог. Сокрушительная хватка крокодила дробит жертве кости, рвет сухожилия и артерии. А если их целая стая... Но откуда они взялись в тамбуре?
Запыхавшись, беглец перешел на шаг. Свет факела выхватывал из тьмы голые шершавые стены без надписей и рисунков. Этот проход явно не вел ни к каким ритуальным помещениям. Но тогда для чего он?
Вот брошенная тачка, там кайло, кости человека в лохмотьях, стены зияют провалами, на каменном полу кучи выработки ... Заброшенная шахта? Но тогда ему точно не сюда, вряд ли штольня имеет какое-либо отношение к Осириону.
Он бросил взгляд на сжимавшую факел руку и обомлел. Скарабей на пальце светился слабым оранжевым цветом. Галикарнасец сразу вспомнил предостережение Айхере. Дальше идти нельзя, иначе смерть. Остается только вернуться в тамбур. Но там крокодилы...
Геродот понимал, что другого выхода нет. Он развернулся и побрел назад, внимательно глядя под ноги, потому что твари могли его преследовать. Ему вдруг вспомнился рассказ Яхмоса о кровожадных призраках муут.
«А что, — с мрачной иронией думал галикарнасец, — если в Элладе ночью на кладбище можно запросто напороться на вампиршу Эмпусу, то почему в Египте нельзя попасть в лапы неупокоенного злобного духа... Тем более в подземном склепе, где наверняка полно призраков...»
Геродот содрогнулся, представив себе, как из-за саркофага появляется угрюмая фигура эйдолона, и, шатаясь и подвывая, бредет к нему по катакомбам. Однако постарался взять себя в руки.
Перед тамбуром галикарнасец остановился, пытаясь определить на слух, пусто там или нет. С досадой услышал, как по полу скребут когти рептилий. Но оставаться в зловещей штольне он тоже не мог.
Посветив перед собой, Геродот увидел у стены тамбура сундук. Тогда он разбежался, сильно оттолкнулся и запрыгнул на крышку. Потерял равновесие, но удержался. Рептилии бесновались под ним, угрожающе разевая пасти.
Куда теперь? Путь обратно в мастабу был перекрыт крокодилами. Твари кишели и в соседнем проходе, где под падающим из шурфа светом виднелась долговязая фигура.
Геродот крикнул: «Эй!»
Но ответа не дождался. Казалось, человек и рептилии были заодно. Они ползали возле его ног, не причиняя вреда. По очертаниям силуэта галикарнасец понял, что это женщина.
Оставался третий проход, тоже темный и таинственный. Яхмос так и не успел объяснить дорогу. Но больше идти некуда. Если он хочет выполнить поручение Перикла, то должен рискнуть.
Геродот швырнул факел к основанию сундука. Рептилии отшатнулись. Тогда галикарнасец спрыгнул на пол и рванулся к штольне. Сзади раздался треск раздираемой клыками ткани — один из крокодилов успел вцепиться зубами в его гиматий.
Он пробежал вперед в полной темноте, выставив перед собой руки. Потом перешел на шаг, то и дело ощупывая стену. Наконец, мрак прояснился. Вскоре Геродот добрался до каменных ступеней.
Поднявшись по лестнице, он оказался в похожем на храм помещении. Осирион освещался расставленными вдоль стен жаровнями. Скупой дневной свет проникал в святилище из окна в потолке.
В пузатых кувшинах зеленели свежие стебли папируса. Толстые колонны с капителями в форме распустившегося цветка лотоса подпирали потолок, вдоль которого бежал фриз с растительным орнаментом.
Посередине Осириона покоился саркофаг, обложенный льняной тканью. Словно гигантская личинка насекомого спит в коконе. Или лодка замерла на неподвижных волнах. Казалось, бог плывет в ладье по подземному Нилу.
Крышку гроба украшало изображение Осириса в образе фараона: повелитель загробного мира с перекрещенными на груди руками сжимает пальцами жезл в виде крюка и плеть. Голову зеленокожего бога покрывала белая коническая корона Атеф с двумя страусовыми перьями по бокам.
В глубине зала стоял пустой трон, перед которым на полу была расстелена пятнистая звериная шкура. На стенах Осириона яркими фресками расцветали сцены земного существования бога, а также его посмертной трансформации.
Вот Геб и Нут нянчат младенца Осириса в Ливийской пустыне. Вот он вместе с Исидой правит Египтом. А там поющий Осирис учит людей выращивать пшеницу и ячмень. Земная жизнь бога заканчивалась сюжетом о том, как Сетх обманом укладывает Осириса в саркофаг.
На противоположной стене ладья Ра плывет по загробному миру. Рядом
