— Не пора ли нам ударить, княже? Сколько же стоять-то без дела?
Но Дмитрий Александрович отрицательно качал головой:
— Рано еще, Даниил, рано…
После полудня вверх по Оке ушла еще одна конная ордынская рать. Но воинов в становище Алгуя оставалось все-таки много.
Михаил Тверской, утомленный ожиданьем, прилег тут же в кустах на разостланный плащ, закрыл глаза. Возле него присел на корточки дядька-оберегатель, пожилой тверской боярин. Он заботливо обмахивал платком лицо молодого князя, отгоняя лютых июльских слепней.
Сквозь кусты продрался, ломая ветки, боярин Атоний, шепнул на ухо Дмитрию Александровичу:
— Застава перехватила гонца от князя Андрея. Говорит гонец, будто дружина Андреева из Нижнего Новгорода сюда спешит, в подкрепленье ордынцам. И сам Андрей будто бы с дружиной идет. А пока в становище Алгуя из русских только бояре Андреевы да проводники…
Подошел Даниил, стал рядом, прислушиваясь.
— Андрей с войском подходит, — пояснил великий князь.
— Тогда немедля битву начинать надобно! — загорячился Даниил.
Его поддержал Михаил Тверской, разбуженный разговором:
— Решайся, великий князь! Не пропустить бы время!
Дмитрий Александрович глубоко задумался.
Не сраженья он боялся. Сражений за долгою жизнь было многое множество: и с немцами, и с датчанами, и с литвой, и со своими князьями-соперниками. Но биться в поле с татарами предстояло первый раз!
Велик страх перед ордынским неисчислимым воинством, которое казалось людям непобедимым. Ни одной удачи еще не было на счету русских полков в битвах с Ордой. Привыкли люди отсиживаться от татарских ратей за стенами городов, хорониться в лесах, отъезжать от беды в дальние лесные волости.
«Не пора ли ломать эту рабскую привычку? — думал Дмитрий Александрович. — Не ему ли, сыну Невского, великому владимирскому князю, предначертано богом открыть счет победным сраженьям с Ордой? Не ему ли суждено приободрить народ, задавленный ордынским игом, и снова вдохнуть в него веру? Ради такого святого дела стоит рискнуть всем, даже собственной жизнью».
Дмитрий Александрович переступал черту, за которой ждала его смерть или вечная слава — слава первого победителя ордынского войска!
Много будет и после сражений…
Спустя какие-нибудь пятнадцать лет Даниил Московский под Переяславлем-Рязанским встанет против ордынской рати и одолеет ее, и погонит к Дикому Полю, нещадно истребляя насильников. Еще через полтора десятка лет Михаил Тверской выйдет с мужами своими, тверичами и кашинцами, навстречу татарскому полководцу Кавгадыю, и побегут татары, побросав стяги, восвояси. Будет и Вожа, и кровавое Куликово поле, прославившие князя-воителя Дмитрия Ивановича Донского, тоже потомка Александра Невского. Будет хмурая осенняя Угра, равнодушно уносящая трупы воинов хана Ахмата, а вместе с ними и последние следы ордынской власти над Русью. И станут уже называть Русь — Россией. Но все равно в истории земли Русской великий князь Дмитрий, сын Александра Невского, останется первым, кто разбил в поле татарскую конницу!
Долгие годы шел Дмитрий Александрович к этому сраженью. Шел, добиваясь великого княженья и объединяя под своим знаменем раздробленную Русь. Шел первым из князей, не подчиняясь ханским ярлыкам, которые перекупали в Орде его соперники. Шел, добиваясь в степной ставке Ногая разобщения ордынских сил.
Слишком многое было положено на весы в этот час, чтобы можно было решиться без колебаний и тревоги за исход дела.
Но Дмитрий Александрович решился!
2
…Нападение русской конницы было полной неожиданностью для салтана Алгуя. Татарские караульные приняли ее за дружину князя Андрея и не подняли тревоги. А когда разобрались, было уже поздно: дружинники Дмитрия Александровича, Даниила Московского и Михаила Тверского ворвались в татарский лагерь.
Между кибитками и крытыми повозками началась жестокая рубка.
Русские воины повсюду теснили ордынцев, лишенных своих основных преимуществ в бою — простора для маневра и четкого воинского строя. Битва как бы распалась на множество единоборств. А в схватках один на один русские дружинники были намного сильнее степных наездников.
Опытный Алгуй сделал единственно возможное в таких обстоятельствах. Он начал отводить воинов, еще не вовлеченных в сечу, к береговому обрыву, чтобы построить конную лаву и стремительным ударом сокрушить врага.
На призывный рев боевых труб к обрыву стекались ордынские воины, искали свое место в строю десятков и сотен, выравнивали ряды, натягивали луки, готовясь осыпать русскую конницу ливнем стрел.
Салтан Алгуй успокоился. Сраженье приобретало привычное для него обличье. Воины Алгуя уже стояли сомкнутым строем — локоть к локтю, стремя к стремени.
Одного не мог предусмотреть Алгуй: того, что в кустах над обрывом, за спиной его войска, притаилась пешая владимирская рать. Когда конница Дмитрия Александровича устремилась в атаку, над головами ордынцев затрещали кусты, и вместе с лавинами сухого желтого песка по обрыву покатились владимирские ратники с копьями и топорами в руках…
Заметались ордынские всадники, избиваемые со всех сторон. Перемешались казавшиеся несокрушимыми ордынские десятки и сотни. Попадали в сухую жесткую траву разноцветные флажки тысячников.
За считанные минуты тумены Алгуя превратились в беспорядочную, отчаянно вопящую толпу, в которой каждый думал только о собственном спасении.
Еще отбивались, взмахивая кривыми саблями, отдельные кучки ордынских всадников, но дух войска был уже сломлен. Алгуй понял это и, бросив своих гибнувших воинов, с нукерами личной охраны устремился на прорыв.
Падали на землю удальцы-нукеры, прикрывавшие своего господина. Вместо павших в сечу кидались другие и тоже погибали, оплачивая кровью каждую сажень пути.
Светлая гладь Оки, за которой чудилось спасенье, все же приближалась.
Дмитрий Александрович видел бегство Алгуя, но помешать не мог. Слишком далеко стояли от места прорыва русские запасные дружины.
С последним десятком нукеров Алгуй вырвался на берег и бросился в воду.
Быстрое теченье полноводной Оки закружило всадников. Они начали тонуть, захлебываясь в водоворотах. Однако арабский скакун, гордость ханской конюшни, перенес салтана Алгуя через Оку.
Алгуй выехал на пологий правый берег, погрозил кулаком в сторону русского войска и неторопливой трусцой двинулся к недалекому лесу. «Как побитый волк…» — подумал Дмитрий Александрович, провожая глазами неудачливого ханского сына.
А тем временем русские дружинники и пешие ополченцы добивали у обрыва остатки ордынского войска.
Ордынцы погибали молча, обреченно. Привыкнув не щадить противников, они и сами не просили пощады…
Два дня великий князь Дмитрий Александрович с переяславской дружиной и владимирским ополченьем стоял на лугах у Оки. Воины собирали брошенное оружие, ловили и сгоняли в табуны татарских коней. Воеводы пересчитывали павших.
Победа далась малой кровью. На каждого погибшего русского ратника приходилось по пять и более ордынцев. А сколько было перебито ордынских всадников из летучих загонов, которые нагоняла и беспощадно истребляла конница Даниила Московского и Михаила Тверского, — и пересчитать было невозможно. Ордынцев, пытавшихся спастись поодиночке, добивали мужики в деревнях, звероловы и бортники в лесах, купцы и богомольцы-странники на дорогах. Казалось, сама земля поднялась на насильников, и не было им пощады нигде!
Князь Андрей, узнав о сражении, поспешно отступил в Нижний Новгород и заперся за крепостными стенами. А его бояре, заранее присланные в лагерь Алгуя, разделили горькую участь ордынцев. Великий князь приказал утопить их в Оке, напутствовав грозно:
— Позорная смерть найдет всякого, Орду наводящего на родную землю!
Очевидцы разнесли пророческие слова великого князя по селам и деревням, по городам и торным дорогам…
Это была победа — громкая, сокрушительная, устрашающая противников великого князя. На Руси не осталось больше владетелей, которые решились бы открыто соперничать с Дмитрием Александровичем. Прав оказался Антоний, заметивший после битвы:
— Били-то мы ордынцев, а заставим призадуматься и кое-кого из своих недругов!
Посольство с завереньями в дружбе прислал Великий Новгород.
Притихли удельные князья. Против великого князя Дмитрия одна у них была надежда — на Орду, а после разгрома салтана Алгуя вера во всемогущество ордынцев ослабла.
Дмитрий Борисович Ростовский и брат его Константин Углицкий попробовали было съездить на поклон в Орду, но вернулись огорченными. Ничего не мог пообещать им хан. Связала его руки вражда с темником Ногаем, не до русских дел было хану. Ростовским князьям оставалось подлаживаться к сильному.
