– Навались на вёсла, греби веселей, ребята! – воскликнул он. – Даю вам ещё полугодовое жалованье! Они боятся воды, – тихо, с насмешливым смехом добавил он, – а если враг боится, то победа наша.
Руки всех матросов, казалось, были вылиты из стали и принадлежали как бы одной машине: так равномерно и сильно опускались вёсла. Всё ближе и ближе подходил они к крепости, между тем как яхта оставалась от неё почти на прежнем расстоянии.
Волны по мере приближения к берегу делались короче, неправильнее, беспокойнее, но тем не менее шлюпка ни на волос не отклонялась от курса и шла прямо к бастиону. Минут через пять она подошла к укреплению. Матросы набросили конец на один из крепких столбиков на пристани и притянули к ней шлюпку.
Адмирал выпрыгнул на берег, навстречу ему двинулся с направленным на него штыком матрос-часовой.
– Разве ты не узнаёшь своего адмирала? – коротко и властно сказал Талызин, спокойно проходя мимо него.
Матрос, получивший от де Вьера приказ никого не впускать в крепость, никак не мог себе представить, что это распоряжение распространяется и на командующего эскадрой, а потому опустил ружьё и отошёл в сторону. Матросы адмирала в это время вытащили на берег шлюпку.
Адмирал прошёл в ворота крепости. На первой же батарее он увидел де Вьера, который осматривал пушки и ставил около них артиллеристов с зажжёнными фитилями Де Вьер удивлённо посмотрел на него, но Талызин быстро подошёл к нему и, отдавая честь, сказал:
– Я был в своей усадьбе под Петербургом и узнал, что в гвардейских казармах началось волнение. В подобные минуты каждый должен быть на своём посту, и я вернулся, чтобы взять под своё командование флот; а пока я переоденусь в своей комнате, так как благодаря буре на мне нет сухой нитки. Ну а вы что делаете здесь? – спросил он совершенно спокойным и равнодушным тоном.
– По приказанию его императорского величества, – ответил де Вьер, – я принял команду над крепостью; как только я осмотрю батареи, я вернусь в крепость и прошу вас до тех пор не отправляться на суда, так как я, по поручению государя, должен вам дать некоторые инструкции.
Адмирал спокойно и равнодушно поклонился; он знал, что при малейшем противоречии будет арестован.
Медленно направился он внутрь крепости и вошёл казармы, где находилось и его помещение. Но вместо того, чтобы идти по лестнице, он открыл дверь в помещение, где жили солдаты.
Сидевшие в слабо освещённой комнате солдаты испуганно вскочили, когда узнали адмирала, а он, закрыв за собою дверь, подошёл к ним и сказал:
– Вы знаете, ребята, что я люблю всех вас и всегда забочусь о вас; я знаю также, что вы мне доверяете.
Солдаты изумлённо смотрели на него, но по выражению их лиц можно было видеть, что он не ошибся в их чувствах.
– Ну, так вот, – продолжал он, – я, как и каждый честный русский, глубоко и больно почувствовал весь стыд того, что нам придётся проливать нашу кровь за чужих для нас голштинцев, которые уже теперь у нас, на Руси, желают быть нашими господами. Пётр Фёдорович, который ещё не возложил на себя в Москве венца наших государей, принёс России только горе и позор и уже протянул свою дерзновенную руку против нашей святой православной церкви. Но Господь сжалился над нами: царствованию еретика наступил конец; государыня Екатерина Алексеевна одна сделалась повелительницей России… Я только что прибыл из Петербурга; сам высокопреосвященный митрополит благословил в церкви государыню, гвардия окружила её и присягнула ей. Хотите ли вы сделать это же или же хотите идти на вечные муки вместе с еретиком?
Несколько мгновений солдаты стояли безмолвно, но затем раздались радостные крики.
– Слава Тебе, Господи! – воскликнуло несколько голосов. – Не нужен нам Пётр Фёдорович, который с собою привёл столько иностранцев!..
– В таком случае, – сказал Талызин, вытаскивая свою шпагу, – поклянитесь именем Бога пред своим адмиралом в том, что вы будете верны императрице Екатерине Алексеевне.
Солдаты окружили его, положили свои широкие руки на сверкающий клинок и воскликнули:
– Именем Бога клянёмся быть верными государыне Екатерине Алексеевне!
– Хорошо, – сказал Талызин, – возьмите своё оружие, позовите остальных и следуйте за мной!..
Через несколько минут все солдаты выбежали с оружием в руках из казарм. С быстротой молнии по крепости распространилась привезённая адмиралом весть, и всё громче и громче раздавались клики:
– Да здравствует государыня Екатерина Алексеевна! Долой Петра!
Адмирал велел солдатам построиться и во главе отряда вышел из казарм. Около батареи ему навстречу вышел де Вьер, услыхавший радостные клики солдат.
– Что случилось? – воскликнул он. – Отчего солдаты вышли из казарм?
– Дело в том, – ответил Талызин, – что государыня Екатерина Вторая приняла в свои руки правление для того, чтобы с помощью Божией исправить все те беды, которые нанёс России Пётр Фёдорович своим безумием и легкомыслием.
– Это измена! – воскликнул де Вьер. – Ко мне все, кто верен государю!.. Разгромите мятежников!
– Да здравствует Екатерина Алексеевна! Да здравствует наша матушка-государыня, – закричали окружавшие адмирала солдаты.
Из казарм всё время прибегали новые группы солдат. Следовавшие за де Вьером артиллеристы примкнули к остальным и присоединились к их крикам.
Де Вьер остался один.
– Вашу шпагу! – сказал Талызин, подходя к нему, – не пытайтесь сопротивляться, это будет напрасно, и мне будет очень жаль, если ваша жизнь погибнет из-за потерянного, Самим Богом осуждённого на гибель дела.
Де Вьер мрачно посмотрел вокруг; он увидел, что все солдаты стоят за императрицу и ни одного человека не было рядом с ним. Он не сомневался в том, что, по знаку адмирала, все эти штыки могут вонзиться в его грудь. Сопротивляясь, он без всякой необходимости и совершенно бессмысленно пожертвовал бы своей жизнью, не принеся никакой пользы государю.
– Я принуждён покориться силе, – сказал он, протягивая адмиралу свою шпагу. – Если, по воле Божией, нашей государыней будет Екатерина Алексеевна, то я буду повиноваться ей так же, как я повиновался до последней минуты Петру Фёдоровичу, назначившему меня на это место.
Адмирал приказал двум офицерам отвести арестованного в казармы и запереть его там.
В то время как де Вьер проходил между рядами солдат, с берега послышался окрик часового.
Адмирал приказал артиллеристам идти на берег и по первому знаку начать стрельбу из пушек. Затем он велел солдатам следовать за собой и во главе отряда вышел берег.
Здесь находилась обнесённая железной балюстрадой платформа, к которой могли приставать и большие корабли. В это же мгновение к платформе подошла императорская яхта, она опустила паруса, и матросы бросили якорь.
Несмотря на мрак, покрывавший море и крепость, на яхте всё же можно было различить отдельных лиц. Пётр Фёдорович стоял на палубе, которая прикасалась почти к самой балюстраде. Фельдмаршал Миних, генерал Гудович и Бломштедт находились рядом с ним; вокруг толпились дамы, которые с нетерпеливой страстностью ждали того момента, когда они встанут на твёрдую землю и будут находиться под защитою пушек.
Адмирал с солдатами подошёл к платформе как раз в ту минуту, когда часовой спрашивал:
– Кто идёт?
– Государь император! – раздался ответ с яхты.
Адмирал Талызин быстро встал рядом с часовым, солдаты последовали за ним и заняли платформу.
– Нам не надо императора! – громким голосом воскликнул Талызин.
Пётр Фёдорович сделал знак рукой, и окружавшие его люди расступились; затем он подошёл к борту яхты, распахнул плащ, в который был закутан, и воскликнул:
– Посмотрите на меня, солдаты! Я здесь… я жив… вас обманули, сказав, что у вас больше нет императора; разве вы меня не узнаёте?
– Нет, – перебивая друг друга, громко воскликнули солдаты – Нет, нам не надо больше императора… Да здравствует государыня императрица Екатерина Алексеевна!
Пётр Фёдорович побледнел как смерть и, дрожа, схватился за борт яхты.
– Уводите вашу яхту, – воскликнул адмирал Талызин, – никто из вас не смеет высадиться здесь на берег, и если яхта сейчас же не уйдёт, то я прикажу открыть по ней огонь, и все вы погибнете.
Солдаты взяли ружья наперевес, артиллеристы на батареях приподняли фитили.
На яхте послышался дикий, испуганный крик; Гудович выскочил вперёд, встал рядом с государем, затем перегнулся через борт яхты, схватился за балюстраду платформы и воскликнул:
– Ваше императорское величество, умоляю вас, доверьтесь мне. Никто не осмелится направить на вас огонь и оружие, Кронштадт будет принадлежать вам.
Но Пётр Фёдорович ответил только глухими рыданиями: он упал и несколько времени лежал на палубе; казалось, что он был оглушён и потерял сознание. Затем он вдруг вскочил и, даже не взглянув на крепость, бросился в каюту крича и плача:
