и, приняв из рук волхва чашку, принялся пить, даже не дождавшись, пока Манасия сделает первый глоток.
– Я знаю, что это сделал ты, – продолжал немец. – Потому, что это вам, хазарам, нужно, чтобы Русь воевала и с Европой, и с Ордой. Вам нужно, чтобы мира не было ни на нашей, ни на Русской земле. Ни папе римскому, ни хану Менгу не нужно воевать всегда и со всеми – ни одно государство этого не выдержит. А у вас нет государства!
– Это так. – Манасия закивал, и его улыбка сделалась уже откровенно хищной. – У нас его нет, потому что предок князя Александра Святослав разбил и уничтожил Хазарский каганат.
– Который обирал и грабил все окрестные земли! – добавил Эрих.
– Он уничтожил наш каганат, – продолжал Манасия. – А за тысячу лет до этого ваша христианская вера уничтожила Иудею и стала захватывать мир. Вас нужно было остановить! Это мы, хазары, сделали так, чтобы рассорились христианские государи и ваша вера разделилась сама в себе. Мы надеялись, что она погибнет. Но она не погибла!
– «И врата адовы не одолеют её!» [41] – усмехаясь, напомнил Эрих.
– Мало ли, что написано в вашем Писании, будь оно проклято! – зашипел хазарин. – Да, мы теперь не создаём государств, мы стремимся разрушить их! И татарам мы платим, чтобы они воевали с русскими. Когда Орда их поглотит, она придёт к вам, в Европу. А потом мы подчиним себе Орду. Это куда легче.
– Да ничего у вас не выйдет! – со злостью, но и с нескрываемым торжеством воскликнул немец. – Ваша беда – отсутствие чувства меры. И от этого – самонадеянность. Вы каждый раз чего-нибудь не учитываете и не просчитываете. Сколько золота заплатили ваши богатеи из рода Наданов, чтобы купить хана Гуюка и заставить пойти войной на Русь? Вы и князя Ярослава погубили, зная, что вдова Угедея – дура и поверит в возможное принятие им католической веры. Ведь никакой не Вильгельм Моденский подкупил того боярина, верно? Посол-то был ваш, а не его!
– Ну, наш, – сощурился Манасия.
– Только вы не подумали, что князь Александр окажется ещё сильнее и мудрее своего отца. Он остановил войну. И вам уже не заставить Орду сокрушить Русь.
– Почему ты так думаешь?
– Да потому, что ханам куда выгоднее получать дань. Они уже богаты, уже насытились. Чтобы поднять всю их массу, вашего золота теперь уже мало! Они будут совершать набеги, разрушать города, грабить и убивать. Но Русь очень велика. А станет ещё больше. И русские будут восстанавливать свои города, снова возводить храмы, сажать хлеб. Вы ничего этого не умеете!
Манасия скривился, как от боли, и выдохнул:
– Тридцать лет назад новгородцы на площади сожгли заживо моего отца и его товарищей. Они были волхвами и учили русских молиться своим старым богам. Пока у них не было вашего распятого Бога, ими можно было управлять! За это я особенно ненавижу русских!
– Правильно! – воскликнул Эрих. – Вы ненавидите любое созидание. А что сожгли – тоже правильно. Не надо навязывать людям веру, они и сами поймут, какая вера им нужна. Так чем же ты отравил князя? А, Манасия?
Хазарин вновь довольно заулыбался. При этом он искоса бросил взгляд на инкрустированный столик, стоявший с краю шатра. Кроме кувшина, тарелки с какими-то фруктами и красивого серебряного кубка, там стояли маленькие песочные часы.
Манасия странным суетливым движением потёр руки:
– Ты не знаешь, что это за яд, латинянин.
– Не знаю. Но хочу знать.
Волхв вдруг зло ощерился:
– Не поможет! Против него нет противоядия.
– Это правда?
Эрих провёл рукавом по лбу – кажется, он сильно вспотел.
– Это правда, германец! – воскликнул хазарин. – Нет противоядия, и твоего друга можно считать уже мёртвым. Само собой, я не сам влил ему отраву – это бы заметили. Но за деньги можно уговорить кого угодно. Хоть ханских слуг. Я могу тебе даже сказать, кто именно это сделал.
– И кто?
– Хочешь донести хану? – Хазарин привстал с места. – Не успеешь! От того яда, которым я смазал твою чашку, перед тем как налить туда кумыс, противоядия тоже нет! Ты думал, если я тоже пью, то питьё безопасно…
Эрих спокойно смотрел в пылающие злобой глаза хазарина.
– Я прав: самонадеянность рушит ваши планы. Питьё безопасно, Манасия. Чашки тоже: я подменил их, пока ты снимал со стены флягу с кумысом.
– Что?! – взвился с места волхв.
– А ты считал, что хитрее всех? Я нарочно пришёл к тебе – знал, что ты попытаешься отравить и меня и, думая, что отравил, выдашь себя. Я видел, как ты глянул на песочные часы, и притворился, будто мне худо. А чашки с собой захватил – у татар они, слава Богу, почти все одинаковые. Вот твои чашки!
Немец извлёк из-под подушек, на которых сидел, две вложенные одна в другую небольшие посудинки.
Манасия позеленел от злобы.
– А хочешь, – еаклонился вперёд немец, – нальём кумыс в эти чашечки и посмотрим, кому достанется отравленная? А? Раньше я ведь был католиком и видел испытание наподобие этого. У католиков это называется ордалия, или Божий суд. Ну? Выбирай чашку!
Хазарин вскочил, но быстро встал и Эрих, отрезая ему путь к выходу из шатра.
– Ты всё равно ничего не докажешь! – завизжал Манасия. – Ни хану, никому! Ты даже не докажешь, что я хотел убить тебя: ты сам мог намазать чашку ядом!
Теперь искривилось лицо Эриха. Но он быстро справился с собой:
– Докажу? Да кто тебе сказал, что я буду кому-то что-то доказывать?
– Подожди! – возопил волхв. – Знаешь, сколько у меня золота? Я…
Договорить он не успел. Кинжал Эриха пронзил его почти насквозь.
– Прости, Александр! – тихо проговорил фон Раут. – Больше я уже ничего не могу сделать!
Эрих стремительно шагал по лагерю, не замечая проходивших мимо татар, некоторые здоровались с ним – его успели здесь запомнить.
Немец подошёл к сидящему возле их небольшого шатра Саве и хлопнул того по плечу:
– Уезжаем! Быстрее!
– Он? – уже вскочив в седло, спросил воин.
– Он. Но противоядия от этого яда нет. Он убил князя.
У Савы вырвался короткий стон:
– Аспид ночной! Будь он проклят! И ты оставил эту тварь в живых?!
– Что?! – Эрих тоже уже в седле и, обернувшись, с гневом глянул в лицо другу. – От кого другого я не стерпел бы этого… Едем!
Ветер клочьями гонял по степи позёмку. Два всадника стремительно удалялись от Орды, окунаясь в закат и растворяясь в нём.
