В тот же день радиостанции «Голос Америки» и Би-би-си, ведущие трансляцию на СССР, сообщили на весь мир, что «14 апреля в районе к юго-западу от Великобритании потерпела аварию советская атомная подводная лодка Самолетами ВВС Великобритании и США в районе гибели лодки замечено в воде большое масляное пятно».
В советской прессе о гибели К-8 не сообщалось. Страна готовилась к столетнему юбилею Ленина, и передовицы газет были полны сообщений о ходе подготовки трудовых коллективов к этому событию. На все, что имело отношение к трагедии в Северной Атлантике, был немедленно наложен гриф строжайшей секретности, неукоснительно соблюдаемый почти четверть века. Все это время о гибели атомохода говорили лишь в кругу своих товарищей офицеры-подводники, да ходили, обросшие целым ворохом домыслов, легенды по всем четырем флотам. И даже когда несколько лет спустя в далеком Гремихском гарнизоне откроют памятник погибшим, то оставшихся в живых членов экипажа К-8 на него не пригласят, «во избежание возможной моральной травмы и по соображениям режими ости»...
Но все это будет потом, а пока оставшиеся в живых подводники приходили в себя на борту плавбазы «Волга», уже взявшей курс к заполярным берегам. Из Москвы на Северный флот вылетела правительственная комиссия, а в самой Гремихе готовились оповещать жен погибших...
Еще продолжалась борьба за спасение лодки, а в Москве по приказу министра обороны Маршала Советского Союза Гречко была создала Государственная комиссия по расследованию обстоятельств аварии. Свою подпись под приказом маршал поставил 11 апреля.
Председателем комиссии был назначен первый заместитель главнокомандующего ВМФ адмирал флота В.А. Касатонов. Безусловно, что из всех возможных кандидатур это был самый удачный выбор. Биография адмирала флота Касатонова еще ждет своего персонального исследователя, ибо и сам адмирал как личность, и пройденная им служба чрезвычайно интересны и уникальны.
В выборе В.А. Касатонова председателем комиссии основную роль, видимо, сыграло то, что адмирал являлся одним из опытнейших подводников флота, начавшим службу еще в тридцатых на легендарных «барсах» и прошедшим все ступени нелегкой подво- дницкой службы. Прекрасно знал адмирал и атомный флот, немало отплавав на атомоходах в бытность свою командующим Северным флотом. Но не этим он остался в памяти членов экипажа К-8. Была у старого подводника черта, о которой не принято писать в анкетах и аттестациях, — огромная человечность. Несмотря на свой внешне суровый и строгий вид, Касатонов всегда был чуток по отношению к людям, особенно заботливо относясь к тем, кто волею судьбы попадал в экстремальные ситуации.
Под стать председателю были и другие члены комиссии — первый заместитель командующего Северным флотом вице-адмирал А.И. Петелин (зам. председателя комиссии), замминистра судостроительной промышленности И.С. Белоусов, представитель Генерального штаба адмирал А. Чабаненко, зам. ГК ВМФ по эксплуатации инженер-контр-адмирал В.Г. Новиков, другие специалисты-подводники, представители промышленности, науки.
Во время работы над книгой автор обратился к сыну В.А. Касатонова адмиралу И.В. Касатонову с просьбой посмотреть, не сохранилось ли где-нибудь в семейном архиве воспоминаний Владимира Афанасьевича о его участии в расследовании обстоятельств гибели К-8. К счастью, такие записи остались.
Из воспоминаний адмирала флота В.А. Касатонова: «Я только что вернулся из поездки на Тихоокеанский флот, где наблюдал за ходом развертывания кораблей по плану маневров «Океан», и сразу же недобрая весть с моря — пожар на АПЛ К-8. Связи с ней долго не было, и мы терзались догадками об обстоятельствах аварии. Организацией спасательных работ руководил лично Горшков.
Утром 11 апреля меня внезапно вызвали в Министерство обороны к Гречко. Министр встретил сухо, пожав руку, сказал:
— Мы понимаем всю серьезность аварии вашей атомной лодки. Есть указание Политбюро немедленно создать Государственную комиссию для выяснения всех обстоятельств происшедшего. Руководить ею, по моему мнению, должен моряк. Вас, Владимир Афанасьевич, мы знаем, доверяем. Поэтому возьмите эту обязанность на себя!
— Есть, товарищ маршал! — ответил я и поинтересовался: — Кто еще включен помимо меня в состав комиссии?
— От Генерального штаба Чабаненко, от Минсудпрома Белоусов, несколько конструкторов. Необходимых вам людей от флота определите сами!
— Будут ли какие-нибудь предварительные указания? — спросил я.
— К утру дайте мне план вашей работы и полный состав комиссии! — немного помолчав, ответил Гречко.
Утро 12 апреля, однако, внесло трагические коррективы в нашу деятельность. Пришло известие о гибели атомохода Я принял решение немедленно вылететь на Север. Требуемые министром документы отправил ему через секретариат. Вместе со мной вылетели мой давний сослуживец и товарищ инженер-контр-адмирал Н.И. Чикер, начальник эксплуатации атомных подводных лодок инженер- капитан 1-го ранга Б.П. Акулов, представитель оперативного управления контр-адмирал О.Б. Комаров и еще ряд товарищей.
В Североморске сразу же начали входить в курс дела, изучать обстановку в штабе флота и 17-й дивизии, в состав которой входила К-8. Вскоре подошла и плавбаза со спасенными подводниками. Экипаж лодки разместили во флотском доме отдыха на Щук-озере. Вызывать в Североморск подводников я запретил, а для расспросов и выяснения обстоятельств случившегося сам приезжал с остальными членами комиссии в дом отдыха Конечно, оставшиеся в живых члены экипажа подводной лодки пребывали в угнетенном состоянии, и мы старались помимо выполнения своих прямых обязанностей морально поддержать людей. Беседы свои с ними, поэтому, я старался вести как можно более доверительно, того же требовал и от других членов комиссии.
На завершающем этапе нашей работы я распорядился направить в Североморск атомную лодку К-181, однотипную с К-8. На ней оставшиеся в живых члены экипажа погибшей лодки для восстановления ситуации полностью проиграли весь ход событий на К-8, что существенно помогло нам понять развитие аварии. В течение всех четырех суток борьбы за спасение своего корабля экипаж проявлял массовый героизм и мужество. Как старый подводник, я знаю, чего это стоило людям. Подписав заключительный акт, я написал и ходатайство о присвоении посмертно звания Героя Советского Союза командиру лодки Бессонову и врачу Соловью. К сожалению, по непонятным мне причинам в Министерстве обороны решили присвоить звание Героя только командиру. Так же, непонятно почему, там были снижены категории наград и всем остальным членам экипажа К-8, живым и погибшим.
По завершении нашей работы в Североморск прибыли Гречко и Горшков. Министр обороны одновременно знакомился и с ходом маневров. Перед отлетом в Москву Гречко собрал в местном ДОФе членов комиссии и офицеров К-8. Министр задавал вопросы подводникам и все не мог понять, что такое «потеря продольной остойчивости». Зачитали заключительный акт Государственной комиссии. Помню, что кто-то из членов экипажа попросил министра не расформировывать экипаж, а отправить на новостроящуюся лодку, которой также присвоить наименование К-8. Ни у Гречко, ни у Горшкова эта просьба поддержки не нашла. Уже после совещания маршал сказал нам с Горшковым:
— Наименование погибшей лодки будет плохим напоминанием новым экипажам, постоянно порождая рассказы о трагедии. Нынешний же экипаж надо расформировать, дав людям возможность выбрать себе новое место службы!
Наказывать за происшедшее Гречко тоже никого не стал, сказав так:
— Мы тоже недавно закончили учение «Днепр» и понесли в ходе него определенные утраты. Такие масштабные маневры, как «Океан», вы проводите впервые, а большие мероприятия, как известно, не обходятся без больших издержек.
Однако, несмотря на это, вскоре главком все же сместил с должностей первого заместителя командующего Северным флотом вице-адмирала Петелина и командира 17-й дивизии контр-адмирала Рензаева.
Что касается семей погибших подводников, то нам с главнокомандующим, несмотря на все трудности, удалось добиться специального приказа министра обороны о предоставлении им квартир в тех городах, где они выразили желание жить. До К-8 подобных приказов у нас не существовало. Приняли мы решение и о сооружении памятника погибшим в Гремихском гарнизоне, хотя даже и здесь нашлись противники, утверждавшие, что памятник нарушит «секретность и вызовет нездоровые настроения у моряков».
...Время неумолимо, и после гибели К-8 прошло уже почти два десятка лет. (Свои воспоминания В.А. Касатонов написал в 1988 году.)
О личности адмирала Касатонова хорошо сказал капитан 1-го ранга В.А. Каширский, с которым автор познакомился на вечере памяти подводников К-8: «Касатонов был единственным из начальников, кто протянул мне руку помощи в той непростой ситуации, в которой я оказался. Видя мое состояние, он вместо допроса, а именно так поступали все другие начальники, отправил меня отдыхать, приказав всем оставить меня в покое, когда же я немного пришел в себя от пережитого, беседовал со мной, причем делал это очень доброжелательно и деликатно, за что я благодарен ему и по сей день. Однако подвиг экипажа К-8 не может оставаться забытым. Давно настала пора без всякой утайки рассказать правду о той трагедии, как и о многих иных, чтобы новые поколения наших моряков знали оплаченные столь дорогой ценой уроки прошлого, чтобы помнили и чтили тех, кто пал смертью храбрых на своем боевом мосту, до конца исполнив долг перед Родиной».
