— Deus misereatur!
— Не возлагайте больших надежд на мужчин, ибо они столь же непостоянны, как ваша красота, — с горечью произнесла Мариоза. — Вы были правы. Любовь мужчин погубила меня. Это мое наказание… Божье наказание за то зло, которое я причинила вам. Простите меня, святейший отец, или я буду проклята навечно!
Джоанна благословила ее.
— Прощаю тебя охотно, всем сердцем.
Мариоза припала к руке Джоанны и поцеловала ее. Люди одобрительно зашумели.
Процессия двинулась дальше. Когда они проходили церковь Святого Клементина, Джоанна вдруг услышала шум слева. Позади толпы несколько бунтовщиков шумели и бросали камни в процессию. Один камень попал в коня Джоанны, отчего он встал на дыбы. Джоанна ударилась о седло. Все ее тело пронзила нестерпимая боль. Задохнувшись, она схватилась за поводья, и епископы поспешили к ней на помощь.
Джеральд выследил группу бунтовщиков первым. Повернув коня, он поскакал за ними еще до того, как они успели бросить камни.
Видя, что он приближается, бунтовщики убежали. Джеральд устремился за ними. Перед крыльцом храма Святого Клементина они развернулись и, выхватив спрятанные под одеждой мечи, ринулись на Джеральда.
Джеральд тоже выхватил меч, дав знак гвардейцам следовать его примеру. Но он не услышал топота копыт у себя за спиной. Джеральд был один в окружении бунтовщиков. Он работал оружием, экономя силы, считая каждый удар. Четверых из нападавших ему удалось сразить, получив лишь одну ножевую рану в бедро. Однако они стащили его с лошади. Притворившись, что потерял сознание, Джеральд крепко сжимал в руке меч.
Не успев коснуться земли, он вскочил. Вскрикнув от удивления, ближайший к нему мятежник кинулся на него с мечом. Джеральд отскочил, сделав ему подножку, и когда тот падал, отсек ему руку. Мужчина упал, истекая кровью. На Джеральда напали еще несколько человек, но он услышал крики своих гвардейцев. Они приближались к ним сзади. Еще мгновение и помощь подоспеет. Держа перед собой меч, Джеральд отступал, не спуская глаз с нападавших.
Тут в его спину между ребрами вонзился кинжал. Не успев сообразить, что случилось, Джеральд упал на землю. Он удивился, что боли нет, только по спине течет что-то теплое.
Над головой Джеральда раздавался звон металла. Гвардейцы пришли на выручку и бились с бунтовщиками. «Надо им помочь», — подумал Джеральд и попытался дотянуться до меча, но не смог пошевелить рукой.
Джоанна подняла голову и увидела, как Джеральд устремился за возмутителями спокойствия. Она заметила, что остальные гвардейцы последовали за ним, но группа людей из толпы преградила им путь и окружила, словно действуя по чьему-то указанию.
«Это ловушка!» — поняла вдруг Джоанна. Она закричала, чтобы предупредить Джеральда, но крик ее заглушила взволнованная толпа. Джоанна повернула коня, чтобы последовать за Джеральдом, но епископы держали его под уздцы.
— Отпустите! Отпустите! — кричала она, но они держали коня. Джоанна беспомощно наблюдала, как мятежники окружили Джеральда, схватили его за пояс и стащили с коня. Она видела, как взметнулись его рыжие волосы, когда он упал.
Соскочив с коня, Джоанна побежала, пробиваясь через толпу испуганных псаломщиков. Когда она добралась до обочины дороги, толпа уже расступилась, давая дорогу гвардейцам, которые положили перед ней безжизненное тело Джеральда.
Она опустилась перед ним на колени. Из уголка его губ тонкой струйкой текла кровь. Джоанна быстро сняла палий и приложила к ране на спине Джеральда, пытаясь остановить кровотечение. Бесполезно. За несколько минут плотная ткань пропиталась кровью насквозь.
Их глаза встретились. Его проникновенный взгляд был полон любви и понимания. Джоанна испугалась, как никогда в жизни.
— Нет! — крикнула она, схватив Джеральда за руки, словно ее прикосновение могло предотвратить неизбежное. — Не умирай, Джеральд! Не оставляй меня!
На губах его появилась улыбка.
— Моя жемчужинка! — произнес он слабым голосом, будто доносившимся издалека.
— Держись, Джеральд! Держись! Мы отнесем тебя во дворец, мы…
Джоанна почувствовала, что он уходит еще до того, как началась агония, и тело обмякло у нее в руках. Она склонилась над ним, гладя его волосы, лицо. Он лежал с приоткрытыми губами, глядя неподвижными глазами в небо.
Невообразимо, что он ушел. Даже теперь его дух удалялся от нее, словно череда зеркальных отражений. Она увидит его снова, если постарается. Джоанна подняла голову и огляделась. Если Джеральд рядом, он подаст ей знак. Где бы он ни был, Джеральд даст ей знать.
Джоанна ничего не видела и ничего не чувствовала.
— Он предстал перед Богом, — сказал Дезитерий.
Джоанна не шелохнулась. Пока она держала Джеральда за руки, он все еще был с ней.
Дезитерий взял ее за руку.
— Давайте отнесем его в церковь.
Услышав его слова, она тупо повиновалась. Джеральду не следует лежать здесь, на дороге, на виду любопытствующей толпы. Нужно воздать ему почести, которых он достоин. Это все, что она могла сделать для него теперь.
Джоанна осторожно опустила его на землю, закрыла ему глаза и сложила руки на груди, чтобы гвардейцы могли унести его.
Поднимаясь на ноги, Джоанна почувствовала такую боль, что, задыхаясь, рухнула на землю. Все тело содрогнулось от судорог. Внутри она ощутила сильное давление, словно на нее свалился огромный груз. Давление переместилось ниже, пока Джоанне не показалось, что она разорвется пополам.
Ребенок! Он хочет выйти.
— Джеральд! — Из груди ее вырвался страшный крик боли.
Джеральд не мог ей помочь. Она осталась совсем одна.
— Deus Mistreatur! — воскликнул Дезитерий. — Папа одержим дьяволом!
Люди завыли и закричали от ужаса.
Ауриан, изгоняющий дьявола, поспешил к ней. Окропив Джоанну святой водой, он торжественно произнес:
— Exorcizo te, immundissime spiritus, omnis incursio adversarii, omne phantasma…
Все обратили взоры к Джоанне, ожидая, что злой дух выйдет из нее через рот или ухо.
Она издала последний крик, боль внезапно прекратилась, и под ней растеклась огромная красная лужа.
Голос Ауриана затих, наступило напряженное молчание.
Из-под подола просторной белой рясы Джоанны, теперь пропитанной кровью, появилось маленькое синюшное тельце преждевременно рожденного младенца.
Первым пришел в себя Дезитерий.
— О чудо! — крикнул он, упав на колени.
— Колдовство! — крикнул кто-то другой. Все стали креститься.
Люди напирали со всех сторон, желая увидеть, что случилось, толкаясь и забираясь на спины соседей.
— Прочь! — кричали епископы, размахивая крестами, словно булавами, чтобы отогнать любопытных. Завязалась потасовка, гвардейцы начали наводить порядок, выкрикивая грубые команды.
Джоанна все это слышала словно издалека. Лежа на дороге в луже крови, она вдруг ощутила невероятный покой.
Дорога, толпа, красочные знамена процессии проплывали в ее сознании с необычайной ясностью, словно разноцветные нити гобелена, рисунок которого она только что разглядела.
Дух ее разрастался внутри, заполняя пустоту. Она плавала в ярком, сияющем свете.
Вера и сомнение, воля и страсть, сердце и разум — наконец Джоанна увидела и поняла, что все едино и это единое — Бог.
Свет усилился. Улыбаясь, она направилась к нему, а цвета и звуки мира померкли, словно луна на рассвете.
Сорок два года спустя
Анастасий сидел за столом в скриптории и писал письмо. Его руки, изуродованные полиартритом, болели при каждом движении. Несмотря на боль, он продолжал писать. Это чрезвычайно срочное письмо следовало отправить немедленно.
«Его императорскому величеству, всесвятейшему императору Арнульфу», — вывел он.
Лотар умер, через несколько месяцев после того, как покинул Рим. Трон сперва перешел к его сыну Людовику II, а затем, после смерти Людовика, Карлу Толстому, племяннику Лотара, но оба они оказались слабыми правителями. Со смертью Карла Толстого в 888 году династия Каролингов, основанная Карлом Великим, или Карлемангом, как теперь называли его, закончилась. Арнульф, герцог Каринфский, сумел вырвать трон у нескольких претендентов. В целом Анастасий считал, что череда изменений была удачной. Арнульф был умнее Лотара и сильнее его. Анастасий рассчитывал на это, поскольку нужно было что-то делать с Папой Стефаном.
В прошлом месяце, к ужасу и позору Рима, Стефан приказал извлечь из могилы тело своего предшественника Папы Формозы и принести его во дворец. Усадив труп в кресло, Стефан председательствовал на потешном «суде», забросал его лживыми обвинениями и закончил суд, отрубив ему три пальца на правой руке, те, которыми Папа благословляет, в наказание за «признанные» преступления Формозы.
