Шли дни, и его разочарование по поводу бездействия росло, и его мысли обратились к неизбежной перспективе доклада командующему Корбулону, когда колонна вернется в Сирию, не выполнив своей миссии. Краткое правление Радамиста закончилось, и в настоящее время Арменией правит совет знати. Катон предположил, что это не продлится долго. Ни Рим, ни Парфия не потерпят нейтральной независимой Армении. Контроль над несчастным царством был тем, что могло удовлетворить каждую из великих держав. То, что Тиридат был изгнан вместе со своими парфянами, было бы скудным утешением, а предложение армян о фактическом нейтралитете будет воспринято как неудача, когда известие достигнет Рима. А потом еще был вопрос об утере повозок с припасами и осадными механизмами. «По крайней мере, они не должны были достаться какому-либо потенциальному врагу», с некоторым удовлетворением подумал Катон. Как только он увидел, что битва проиграна, центурион Николис взял на себя инициативу, вывел своих людей из ворот и бросился обратно во дворец, чтобы поджечь обоз и осадное оборудование. Все было разрушено, как и большая часть дворца, когда вспыхнуло пламя, прежде чем Николис был вынужден сдаться.
Макрон был оставлен командовать римлянами, оставшимися в плену, и повстанцы заверили Катона, что о них будут хорошо заботиться до его возвращения. Даже в этом случае Катон боялся, что они не выполнят свое обещание справедливо обращаться с заложниками. Тем более, что после капитуляции они отвели всех иберийских солдат в сторону, а потом просто осыпали их стрелами. Спаслись только Радамист и Зенобия, поскольку это было все, что требовалось от мятежников, чтобы выполнить сделку, которую они заключили с царем Иберии. На следующий день Катон, его эскорт, свергнутые царь и царица выехали из Артаксаты и двинулись торговым путем к границе к городу Искербалис. Не было необходимости остерегаться побега, так как Радамист с нетерпением ожидал своего возвращения в Иберию и возможности осуществить новые мечты о власти. Большая опасность исходила от армян, когда они путешествовали по их земле, и Катон изо всех сил старался избегать городов и больших поселений, где он и его люди могли быть захлестнуты разъяренной толпой, возбужденной воспоминаниями о первом правлении Радамиста. По правде говоря, он устал от вида этого человека и его плетущей интриги жены и не мог дождаться возможности покинуть виллу управителя и вернуться в Артаксату.
Его единственной непосредственной причиной для беспокойства был отказ его хозяина разрешить римлянам уйти, пока царь Иберии не дал своего разрешения. Царю, как сказали Катону, было отправлено письмо, в котором сообщалось, что его сын благополучно достиг Искербалиса, и царский курьер вернулся, чтобы сообщить управителю, что Его Величество едет лично встретиться с сыном. В связи с этим возник вопрос, почему он просто не послал за своим сыном? И этот вопрос пришел в голову не только Катону. За сердечным ужином Радамист время от времени поднимал его, но управитель вежливо уклонялся от ответа, настаивая на том, что он просто следовал инструкциям и сам не вполне понимает мотивов царя.
В это прекрасное утро, через месяц после поражения у Артаксаты, Катон растянулся на диване в тепле и закрыл глаза, чтобы ненадолго задремать, когда он почувствовал, что тень упала на его лицо. Он моргнул, открыв глаза, и увидел, что Зенобия смотрит на него сверху вниз, с холодным и расчетливым выражением лица на мгновение, прежде чем оно было замаскировано сладкой улыбкой, которую, Катон теперь был уверен, она использовала на любом мужчине, которым хотела манипулировать, чтобы он служил ее целям.
- Прекрасное утро, трибун Катон, - ласково сказала она.
Он свесил ноги с края дивана и сел, осторожно глядя на нее. - Оно было таким всего лишь мгновение назад.
Она изобразила обиженный взгляд. - Я не думаю, что такой невоспитанный комментарий оправдан.
- Послушай, я устал от твоих игр, и ты не можешь играть со мной, как со своим мужем.
- Это так? Кажется, припоминаю, что мне удалось уговорить тебя отвести меня к себе в палатку. . . и твою кровать.
Катон нахмурился. - Это была ошибка. Я смогу не повторить ее впредь. - Он оглянулся.
- Если ты ищешь моего царя, он все еще спит или спал, когда я оставила его всего минуту назад. Я знаю, как утомить мужчину. - Она бросила на него кокетливый взгляд, прежде чем продолжить. - Чтобы мы могли поговорить с миром.
- Мне нечего тебе сказать.
Не дожидаясь приглашения, она села рядом с ним и накрыла его руку своей. Катон сердито стряхнул ее.
- Достаточно!
- Очень хорошо. - Выражение ее лица стало жестким. - На данный момент я не буду играть с тобой в какие-либо игры. Но я должна спросить твое мнение кое о чем. Говори свободно или нет, как хочешь.
Грудь Катона с горечью поднялась и опустилась. - О чем же?
Зенобия сложила руки на коленях и на мгновение подумала, прежде чем заговорить тихим голосом.
- Я не понимаю, почему нас здесь держат. По какой причине Фарасман заставляет нас ждать? Почему бы сразу не послать за Радамистом? Боюсь, что он не доверяет своему сыну.
- Можете ли вы его винить? И после всего, что ты и он заставили меня и моих людей пройти, я тоже не могу найти в себе силы доверять вам. Я скорее буду доверять скорпиону.
- Это неуместно, трибун.
- Позволю себе не согласиться. Я знаю тебя и Радамиста достаточно долго, чтобы понять, насколько вы расчетливы и опасны. Царь Фарасман должен еще глубже понимать предательскую природу своего сына. На его месте я бы не позволил Радамисту свободно передвигаться по Иберии. Он уже доказал, что способен предать и убить своего дядю в Армении. От убийства одного члена своей семьи до убийства другого нужно сделать не такой уж и большой шаг. Я бы предпочел, чтобы Радамист содержался где-нибудь, и где я мог бы за ним присматривать.
Зенобия задумчиво посмотрела на него.
- Значит, ты говоришь, что это место будет нашей тюрьмой?
- По всей видимости.
Ее плечи слегка опустились, когда она это восприняла.
- Ты повторяешь мои мысли, Катон.
Между ними наступило короткое молчание, прежде чем Катон снова заговорил.
- Вопрос, который я задаю себе, заключается в том, почему меня и моих людей держат здесь с вами.
- Да ... Я подумала об этом. Теперь, когда ты привел нас в Искербалис, тебе ничто не мешает вернуться к твоим воинам.
- Я уверен, что у царя Фарасмана есть веская причина. Надеюсь, мы скоро узнаем, в чем она заключается. Я очень быстро устаю от такого гостеприимства.
Она улыбнулась его ироническому тону.
- Да. Я уверена, мы скоро узнаем.
***
Ответ пришел позже в тот же день, в сумерках, когда на улице внезапно возникла суматоха возле виллы управителя, с шумом подъезжающей большой кавалькады всадников и выкриками обменивающихся реплик на местном языке. Катон был в библиотеке и отложил свиток, который читал, и вышел на террасу, чтобы оценить ситуацию. С одной стороны был виден большой двор перед зданием, и он увидел, как несколько слуг носятся туда-сюда, а затем и сам управитель спешит к дверям, выходящим на улицу. Когда слуги заняли свои места по краю двора, а его караульные выстроились в ряд по обе стороны от двери, управитель кивнул своему распорядителю, и тот отодвинул большую железную защелку и распахнул двери внутрь. Свет с улицы залил своими лучами все входное пространство, затем на мозаичный пол упали тени, а за ними проследовали десятки солдат в зеленых туниках и черных кирасах. Они рассредоточились по сторонам, и наступила пауза, когда появилась еще одна тень, а затем вошел высокий мужчина. На нем были простая синяя мантия и золотая диадема с большим рубином на самом верху, сдерживающая его седые волосы. При его появлении все, кроме его охраны, упали на колени, включая управителя. После короткой беседы управитель поднялся на ноги и повел царя в сторону крыла виллы, используемого для официальных дел.
