Послышались одобрительные выкрики и кхмеров, и сиамцев, а также тяжелые удары оружием о щиты.
— Хорошо! — зычно крикнул Джаявар. — Сегодня мы будем драться под новым знаменем. Это знамя не короля, это знамя народа. Пусть оно придаст вам решимости! Несите его вперед! И сражайтесь, чтобы жить, как захотите сами, а не так, как вас заставляют чамы. — Он выхватил саблю из ножен и высоко поднял ее. — Помните: жить, как хотите сами!
Командиры одобрительно зашумели, вскинув над головами свое оружие.
Джаявар по очереди обнял каждого из них, называя по имени и желая победы. Он был готов умереть за свой народ, а они — за него. Несмотря на то что король хотел жить, он, если бы ему пришлось выбирать, победить и умереть либо проиграть и остаться в живых, выбрал бы первое.
Вернуть свободу своему народу было важнее, чем его собственная судьба и даже судьба Аджадеви.
Джаявар должен был победить любой ценой, во что бы то ни стало.
* * *
Спустя несколько часов после того, как на западе от лагеря был устроен отвлекающий пожар, Боран стоял рядом с Виболом и слушал последние приказы своего командира. Хотя все, что говорилось, было очень важно, Боран постоянно поглядывал на сына, грудь которого от волнения вздымалась все чаще. По лбу Вибола катились капли пота. Пальцы его вцепились в древко копья, которое сейчас подрагивало, как молодое деревце на ветру. Борану внезапно ужасно захотелось схватить его за руку и увести от приближающегося безумия, но он знал, что сын ему этого никогда не простил бы. Поэтому Боран просто молился, чтобы боги уберегли его семью. Он молил их о небесной защите.
Командир выхватил свою саблю. Лагерь чамов был уже рядом, а в джунглях вокруг него большие группы кхмеров и сиамцев ждали сигнала к атаке. Люди беспокойно переминались с ноги на ногу, проверяли, крепко ли пристегнуты щиты, и по-братски похлопывали один другого по плечу, обещая прикрывать друг друга. Каждый знал, что может погибнуть, и эмоции били через край. Закаленные в сражениях воины говорили о любви и самоотверженности. Командиры смотрели на своих людей с благосклонностью; они испытывали к своим подчиненным сердечную привязанность.
Слева от Борана раздался крик птицы. Он догадался, что птица была ненастоящая, только когда люди вокруг него начали готовиться к бою. Крик повторился, и на этот раз командир подал сигнал бежать вперед. Боран повернулся к Виболу и поцеловал его в лоб.
— Я люблю тебя, — сказал он.
Вибол кивнул и хотел что-то ответить, но в этот момент на них стали напирать стоявшие сзади.
Боран бежал впереди своего сына, обещая себе, что всегда будет оставаться между Виболом и неприятелем. Он перепрыгнул через ствол упавшего дерева, поднырнул под низкую ветку, обежал высокий, до пояса, муравейник и помчался дальше, слыша, как позади него тяжело дышит Вибол. Люди спотыкались и падали, но быстро поднимались и вновь бросались в густой подлесок, как река бросается на перекрывающую ее дамбу. Хотя щиты все время бились о ветки и человеческие тела, двигались все они на удивление тихо.
Раздался крик какого-то чама. Люди вокруг Борана побежали быстрее. Джунгли редели, впереди стало светлеть, и неожиданно перед ними открылась картина чамского лагеря. Боран увидел, что схватка началась. Задачей его отряда было захватить и удерживать вражеские лодки, и их командир, отбив удар чама, не вступил с ним в бой, а, делая крюк, направился к стоявшим на привязи лодкам. Вокруг звенели бьющие о щиты сабли, раздавались выкрики, отчаянные вопли, трубный зов нескольких боевых слонов, остававшихся все еще привязанными к деревьям.
Боран обернулся, чтобы убедиться в том, что Вибол по-прежнему находится сразу за ним, и в этот миг споткнулся. На него набросился чам с секирой, и он едва успел подставить свой щит под удар. Лезвие попало в щит под углом и соскользнуло вбок, не причинив Борану вреда. Восстановив равновесие, он сделал выпад копьем и попал чаму в бедро. Тот закричал и выронил секиру.
Казалось, что враги повсюду, и Боран крикнул Виболу, чтобы тот бежал по направлению к лодкам.
Впереди него просвистело несколько пущенных чамскими лучниками стрел, которые с глухим звуком вонзились в рослого кхмера, всего забрызганного кровью врагов. Понимая, что лучники эти представляют смертельную опасность для сына, Боран бросился вперед, держа перед собой щит, и почувствовал, как стрела впилась в толстое дерево. Двое лучников при его приближении, побросав свои луки, побежали к воде. Хотя Боран считал себя неслабым человеком, никогда в жизни он еще не ощущал в себе такой силы. Мысль о возможной гибели Вибола наполняла его яростью, и он отчаянно закричал на оставшихся чамов, переключая их внимание на себя. Какой-то голый чам подхватил саблю упавшего товарища и преградил Борану путь. Это был мужчина с хорошо развитой мускулатурой, но Боран испытывал не страх, а лишь всепоглощающее желание защитить своего ребенка. Он отразил удар чама щитом и, почувствовав, что оружие врага застряло в древесине, древком копья сбил того с ног.
Лодки находились недалеко, и Боран крикнул Виболу, чтобы тот поторопился. Пристань, находившаяся в пятидесяти шагах от них, уже была забита сражающимися кхмерами и чамами. Боран ринулся в бой. Он использовал свой щит, чтобы сбрасывать чамов в воду. Удар эфесом сабли пришелся ему в плечо, и рука его онемела. Он подумал, что теперь ему конец, но кхмеры вокруг него сплотились и обратили чамов в бегство. Неожиданно вся пристань оказалась занятой своими.
Боран подтащил Вибола к ближайшей лодке и запрыгнул в нее, но неудачно и почувствовал острую боль в ноге. Тем не менее он развернулся и закрыл Вибола своим щитом от чамского копья, летевшего в их направлении. Группа опытных кхмерских бойцов быстро перебила чамов в лодке. Грудь Борана судорожно вздымалась, ему было трудно дышать, а правая рука плохо слушалась его. И все же краем щита он подтащил сына поближе к себе. К своему удивлению, он вдруг заметил, что наконечник копья Вибола в крови.
Рискнув бросить взгляд на берег, Боран увидел, что флаги с изображением священного Ангкор-Вата продвигаются вперед и что враг окружен. Чамов удалось смять, хотя многие из них сражались отважно и решительно. Некоторые пробовали бежать к озеру или в джунгли, но их догоняли и наносили удар в спину. Другие бросали оружие и молили о пощаде, но и они были истреблены. Раненые плакали и причитали, но никто не обращал на них внимания, и они гибли массово.
Внезапно Вибол привалился к борту лодки, и его вырвало. Боран обхватил сына здоровой рукой и крепко держал его, пытаясь понять, не ранен ли он. Не обнаружив никаких повреждений, он про себя воздал благодарственную молитву богам, а Вибол тем временем, выронив копье, содрогался в приступах рвоты.
Кхмеры и сиамцы принялись торжествующе кричать. Тысячи голосов слились в единый мощный вопль. Боран подумал, что крик этот, возможно, донесся даже до богов, так как казалось, что его подхватили джунгли, вода озера и даже его собственное тело. Люди вокруг него радостно вскидывали над головой свое оружие, и создавалось впечатление, что мир вот-вот разлетится на куски от мощи их голосов.
Продолжая поддерживать Вибола, Боран поцеловал его в потный затылок. Потом он посмотрел на север и подумал о том, где сейчас находятся Сория и Прак. Битва утихала, и вскоре должен был подойти обоз их армии, но до сих пор не было видно ни одной женщины и ни одного ребенка.
— Где же они? — прошептал он.
У линии воды несколько оставшихся в живых, но раненых чамов были заколоты копьями с отталкивающей деловитостью. Боран повернул голову Вибола так, чтобы тот не видел этого зрелища. Зная, что им предстоит еще одно сражение, Боран пытался сосредоточиться на вздымавшейся волнами поверхности озера и представить себе, какая рыба может под нею скрываться. Такие вопросы, занимавшие его практически всю жизнь, теперь казались до умиления несущественными.
Один его сын был жив. Но Сория и Прак находились неизвестно где, и эта разделенность ранила его сердце не хуже клинка. Он чувствовал себя неуютно, сидя в чамской лодке и поддерживая своего оцепеневшего ребенка, в то время как остальные члены его семьи, должно быть, сейчас гадали, жив ли он и Вибол.
Кхмерские и сиамские командиры начали перегруппировывать отряды; они рассаживали часть своих людей в чамские лодки, а других расставляли по границе лагеря в качестве часовых. Несколько десятков кхмерских погонщиков слонов вскарабкались на спины захваченных животных и увели их в джунгли. Боран не знал, что произойдет дальше, но понимал, что денек выдастся тяжелым.
Вибол наконец поднял голову; глаза у него были красные, а на запыленном лице были видны следы слез. Все еще дрожа, он начал было говорить, но тут заметил красный след от удара на отцовском плече.
