матери, сердце Пенелопы пронзает мучительная боль.
Она высовывается из окна:
– Несите мебель, все тяжести, какие найдете. Забаррикадируйте входы в дом.
Ворота долго не продержатся, а горстка защитников не справится с вооруженным отрядом.
– Бери дело в свои руки, – говорит Пенелопа Меррику. – Впусти Эссекса и его людей. Как только войдут, запирай двери. Выясни, сколько у нас оружия. Пусть у каждого входа стоит вооруженная охрана.
Меррик уже бежит к лестнице.
– Отправь всех служанок ко мне. – Пенелопа отказывается даже думать о том, что Эссекс в своем бочонке может не добраться до берега. Она еще раз бросает взгляд на реку, надеясь, что беглецам удастся найти тайное течение, которое позволит им оторваться, прежде чем неповоротливые баржи успеют набрать скорость.
Снизу доносится скрежет; к дверям волокут мебель. Меррик выкрикивает приказы. Пенелопа спешит в часовню, отрывает Фрэнсис от молитв.
– Собери его бумаги: письма, документы, книги. Надо сжечь все до последнего клочка. Займись спальней, а я кабинетом. – Она старается сосредоточиться на деле и не думать о возможном исходе событий, тем не менее в груди расползается страх.
Фрэнсис кивает и направляется к двери.
– Шотландские письма при нем.
Пенелопа смотрит на невестку и думает: если Эссекс рассказал об этих письмах жене, кто еще может о них знать?
– Ты уверена?
– Абсолютно.
– Будем надеяться, ему достанет ума от них избавиться, если его схватят.
– До этого не дойдет.
Пенелопа умалчивает о стайке лодочек и преследующих ее королевских баржах. Скоро Фрэнсис сама все увидит.
Войдя в кабинет, Пенелопа понимает, какая огромная работа ей предстоит: больше десяти лет тайной переписки – одним небесам известно, сколько там написано такого, что может быть истолковано как измена. Помимо двух сундуков, забитых бумагами, – один с письмами, другой с документами, есть еще целая стена, заставленная книжными полками. Во многих книгах имеются пометки, записки, вложенные между страницами, которые тоже могут содержать крамолу. Пенелопа начинает с сундуков: вытаскивает письма, кидает в пылающий камин пачку за пачкой.
Снизу приходят четыре девушки из прислуги. Одна – полногрудая, хваткая девица, с виду совершенно спокойная, вторая постарше, тощая как жердь и насмерть перепуганная. Еще две, совсем юные, крепко вцепились друг в дружку. Пенелопа посылает двоих на помощь Фрэнсис, оставшимся приказывает заняться сундуками, а сама принимается перетряхивать книги. Дело идет медленно; пергамент плохо горит. Приходится прилагать массу усилий, чтобы не осталось даже обрывков.
Возвращается Фрэнсис с пригоршней писем, швыряет их в огонь.
– Одному Господу известно, что там, – произносит она, поджав губы. – Насколько я могу судить, большая часть от любовниц.
– Лучше избавиться от всех, – говорит Пенелопа.
Флот из Уайтхолла выстроился в линию рядом с речными порогами. Значит, дом полностью окружен. К своему облегчению, Пенелопа замечает у берега несколько суденышек, просит Фрэнсис продолжить с книгами и выходит из кабинета. Эссекс в главном зале в сопровождении взбудораженного Саутгемптона и немногочисленных соратников. У входа слышен голос Меррика.
– Слава богу! – Пенелопа бросается к брату. Тот весь покрыт грязью и потом, однако на удивление спокоен. – Что с остальными?
– Половина сбежала при первых признаках угрозы, – отвечает Саутгемптон. – Ваш отчим тяжело ранен. Некоторые остались помочь ему.
– Он выживет? – С замиранием сердца Пенелопа думает о матери; возможно, ей предстоит в третий раз овдоветь.
– Трудно сказать, – говорит Эссекс. – Мы не могли забрать с собой всех. – Его глаза загораются гневом, и он добавляет: – Остальные ищут Смита и обещанную тысячу бойцов. Нам не удалось их найти, но, как только отряд будет собран, им дан приказ спешно направляться сюда.
– Тогда здесь начнется настоящее сражение, – вставляет Саутгемптон. В зале раздается согласный ропот. Пенелопа думает о людях, которые выходили на улицы поддержать Эссекса, размахивали его флагами, мальчишки забирались на парапеты, чтобы получше разглядеть своего героя. Где они? Эссекс провел в городе несколько часов и вернулся с меньшим количеством людей, чем у него было. Возможно, его ввели в заблуждение.
– Как наши гости? – спрашивает Эссекс.
Время будто замирает. Пенелопе становится ясно: он считает, что делегация до сих пор заперта в кабинете, поэтому так самоуверен.
Она берет себя в руки:
– Они ушли.
Эссекс непонимающе смотрит на нее:
– Как ушли?
– Явился Горджес, сказал, что ты поручил ему отвести их на заседание Тайного совета и вести за тебя переговоры.
Эссекс издает душераздирающий вопль. Саутгемптон с проклятием впечатывает кулак в стену.
– Не было такого приказа.
В зале повисает тишина. Все понимают: Горджес их предал, не только отпустив заложников, но и обманув с тысячей бойцов. Если бы не этот соблазн, Эссекс отправился бы ко двору, а не в Лондон, и все было бы совсем иначе.
– Теперь уже ничего не исправишь. – Пенелопа берет инициативу на себя. – Надо сжечь все твои бумаги. Дай мне шотландские письма. – Эссекс стоит словно в трансе, невидящими глазами глядя перед собой. – Ради бога, Робин!
Не раздумывая, она отвешивает ему пощечину. Кто-то из присутствующих ахает. Эссекс ошеломленно смотрит на нее.
– Письма из Шотландии, – Пенелопа протягивает руку. Он послушно стаскивает шнурок через голову, безмолвно отдает кошель. – А теперь соберись. Твои люди ждут приказаний. – Все в зале молча наблюдают за ними. – Что уставились? – Она срывается на крик. – Поставьте охрану у выходов. Мы должны приготовиться к осаде, по крайней мере, до тех пор, пока все бумаги не будут уничтожены. – Черный кошель летит в огонь; пятнадцать лет тайных переговоров гибнут в пламени. Однако между домом Деверо и королем Яковом уже создан крепкий союз, не требующий письменных подтверждений. Зал наполняется едким запахом горелой кожи.
Снаружи доносится громкий треск: видимо, штурмующие вышибли ворота. Следом раздается отчаянный женский крик. Эссекс наконец приходит в себя, подходит к окну и произносит с горьким смехом:
– Вижу, она прислала всех, – и начинает перечислять: – Ноттингем, Камберленд, Линкольн, Говард, все с отрядами. Смотри-ка, – он хлопает Саутгемптона по плечу, – вон твой добрый друг Грэй. – Его голос полон сарказма. – Все мои старые друзья, даже Роберт Сидни…
Женщина не перестает кричать.
Глядя, как Роберт Сидни, один, без охраны, приближается к дому, Пенелопа вспоминает его покойного брата. Тот держался точно так же – военная выправка, уверенный шаг, вздернутый подбородок, который многие ошибочно принимали за признак высокомерия. Только сейчас Пенелопа замечает на Стрэнде две большие пушки – их дула, словно пара бездонных глаз, вызывающих леденящий ужас, смотрят прямо на дом. Вокруг пушек суетятся люди – видимо, заряжают ядра.
Крики все не смолкают.
– Кто-нибудь, найдите и заткните эту бабу, – рявкает Эссекс.
– Пусть кричит, – возражает Пенелопа. – Ее вопли будут действовать на совесть тех, кто снаружи. Если
